Академик Ферсман. Время.
«И пока я пишу эти строки, начиная работу, неизменно и без перерыва течет время, раздается мерное биение часов и из вечности будущего в вечность прошедшего уходит время…Тихо вокруг, и только мысль, свободная, независимая, пытается бороться со временем, в своих творческих мечтах опережая его течение, в достижениях упорной работы побеждая ушедшие в прошлое века и тысячелетия…
И в те же тихие моменты спокойной научной работы где-то течёт время в бурном потоке человеческих искании, борьбы и страданий. Где-то в порыве горячих переживаний быстро идут часы и годы, события истории и человеческие драмы развиваются с необычайной быстротою, и время летит, летит незаметно… Где-то в углах опустошенной деревни в борьбе за жизнь, медленно, ужасно медленно текут секунды времени…
Время! Где же твой непреложный закон, твое мерное и невозмутимое течение?...»
Академик Александр Ферсман
Перечитал это сегодня, после урока по Андрею Платонову и подумал.
Ещё недавно был в моём времени промытый ветрами Крит, солёный, тихий, рассыпавший черепки амфор. Был накрытый серым облаком Пергам с клином падающего к подножию холма амфитеатром. Был совсем уже только что пустынный Израиль, копи царя Соломона, синие ослики заповедника Хай-Байр.
Несколько лет назад были застывшие в памяти долгие томительные, тревожные и важные дни в Кадашах, кончившиеся мнимостью победы и неумолимостью новых разрушений. А когда-то ещё раньше - подростковые прогулки по не разрушенным переулкам Замоскоречья, где пахло шоколадом по дороге от метро до училища, пахло так сильно, что сладкого не хотелось, словно уже объелся.
Я задумывался о воздухе времени, может, не в пять и не в семь лет, но точно в двенадцать и в тринадцать - например, в Одессе, когда после прогулки по старому городу читал рассказ Распутина, название которого уже не помню. Когда сорок дней мы неторопливо сплавлялись в 87 году по Оке, время воплотилось в образе медлительной реки, она текла, и дни текли, и плавность того течения меня привлекала сильнее всего, хотя не было особенно ярких событий и впечатлений. Впечатлением стало само перетекание минут дня и ночи, среди которых случалось купание, походы в деревню за огурцами и добывание консервов в сельпо.
Думал и думаю о времени всякий раз в начале любого путешествия, заходя в новую необжитую комнату, которая станет на время моим домом, и уже мысленно прощаясь с ней. О времени говорит мне ровная площадка на месте моей пятиэтажки и ещё живая яблоня, что росла перед окном, а теперь сиротски смотрит в снежное небо.
И конечно, время помогает ощутить как реальность нереальный, иллюзорный кинематограф, погашенный свет в зале, начальные титры, появление героя и неумолимо, а иногда мучительно долго приближающаяся развязка.
И самое досадное, может быть, что о времени, в котором я плыву, лечу, дремлю, страдаю, я успеваю подумать меньше, чем о какой-нибудь ерунде. Хотя ведь и ерунда, просачиваясь в поток времени, становится интересной в силу этого прикосновения.
Я думаю о странном свойстве давних снов вдруг вспоминаться после пробуждения от другого сна, словно между всеми снами вообще нет промежутков, и мир их построен совсем иначе.
Я размышляю о времени в пути, когда стучат колёса или гудит неприятно и холодно двигатель самолёта. И когда пишу - каждая буква тоже впечатывается в пространство времени.
Может быть, думать о времени - самая пустая его трата, а может, самая лучшая, роскошь, которую позволяет себе редкий человек. Хотя самое время кажется иногда одеждой бедняка, мигом исчезающей пищей.
Я не знаю, сколько у меня времени впереди, но уделить ему время, конечно, необходимо. Пора.