Константин Коровин и Борис Григорьев в Русском Музее
Вчера ходил на выставки Коровина и Григорьева в Русском музее. Первая рекламируется шире,туда идет большая часть публики. Экспозиции развернуты справа и слева от входа в корпус Бенуа с канала Грибоедова, к Коровину направо, к Григорьеву - налево.
Я с Коровина начал и им собирался ограничиться. Исходя из тех же мотивов, что и большинство. Нечто более известное, пёстрое, или «пёстренькое», жизнерадостное. Щедрое на краски и эмоции. Григорьев в сознании обывателя представлен изломанным диковатым Мейерхольдом и ещё несколькими подобными «головами». Стоит ли забивать голову изломами, их без того немало вокруг… В этом смысле я не отличался от большинства. Если к Коровину охотно устремлялся не только в столичных музеях, но и в любой провинциальной галерее (скажем, в Ярославле, откуда его работы также доставлены в Русский), то от мрачных тонов и напряжённых линий Григорьева спешил отвернуться.
И тут случилось разочарование. От лучезарного КК я на этот раз ждал обобщения, идей - но, пройдя все залы, так и не нашёл. Всё та же простокваша ялтинских небес, мешанина парижских бульваров, кувшины и плоды на фоне моря - яркие, праздничные, иногда рвущиеся с холста слиться с миром или взорвать его фейерверком - но дальше ничего. Плюс панно для Всемирной выставки в Париже - декоративный русский север, глухие условные цвета - поверх плодов и задорного Шаляпина, но никак с ними не сочетается. Может, виноваты организаторы экспозиции? Но экспозиция Левитана в ЦДХ осенью была выставлена не менее бездарно, однако полотна говорили сами за себя.
Тут я вспомнил, что читал о разбросанности Коровина, о незаконченности его порывов. И это подтвердилось. Когда видишь отдельные работы, кажется - замечательно. Когда видишь многие (хотя возможно чего-то существенного не хватало), так же радуешься частностям, но не более. Перед тобой всё тот же лёгкий, иногда дерзкий импрессионист, гедонист, иногда вдающийся в аскетизм народной традиции, но не приходящий к ней до конца, по сути же - ум суетный.
Впрочем, эти суровые претензии не появились бы, не будь рядом Бориса Григорьева. К нему зашёл, устав от пестроты Коровина, скорее из чувства долга. Остановился у зарисовок парижских типов и обитателей зоопарка. Улыбнулся точно схваченному жесту. А потом один за другим стали являться портреты, большинство из которых нам знакомы мало и взяты из частных собраний или зарубежных фондов. В этих странных портретах сущность открытий Григорьева-философа кричит о себе. Напряжённые складки и вздутые вены на лице Рахманинова (заказчик не хотел покупать портрет). Яростные глаза и пальцы-вьюны неизвестного виолончелиста. Шаляпин (сколько Шаляпиных мы знаем!) лежащий поперёк холста, неловко вывернув шею… Какая метафора мощи, для которой естественен лишь порыв и удаль, а любой отдых - странен и сложен, даже барственно-показной! Монгольский демон - Рерих (главная его суть, а не «художник и востоковед»), чабан-Клюев (с покорными овцами за спиной). И дальше всё новые и новые лица и маски, складывающиеся в хороводы, хоралы, в «Рассею», в «Лики мира». Одна лишь марсельская шлюха, похожая на обезьяну, чего стоит - так из эроса вылезает грех. Или маленький портрет с большой сладострастной рожей немецкого мясника - написан между прочим в 38 году. Здесь и в Мейерхольда начинаешь вглядываться по-иному, и изломанность видеть новыми глазами. А ведь многое исчезло, затерялось в собраниях. Ушёл с молотка групповой портрет героев «Ревизора» из финальной немой сцены, канул в немоте какого-то олигархического сейфа…
Художник это всегда сила прозрения. Григорьев - сплошь прозрение - как частных судеб, так и коллективных историй. Акценты, которые невозможно не заметить. Музыка и месть - року, который нас подавляет.
Не знаю, право. Организаторы синхронных (даже на краткое время) выставок оказали Коровину медвежью услугу или просто развели публику на два потока - ищущих вопросов и ответов философов и предпочитающих тихое наслаждение мазком и лучиком света? Последних, как я сказал, больше, и они своего не упускают. Те, кто хочет мыслить - не обманитесь маловыразительным началом григорьевской экспозиции - главное в следующих залах.
Выставка Б. Григорьева открыта до 29 августа, К. Коровина - до 8 ноября.
Я с Коровина начал и им собирался ограничиться. Исходя из тех же мотивов, что и большинство. Нечто более известное, пёстрое, или «пёстренькое», жизнерадостное. Щедрое на краски и эмоции. Григорьев в сознании обывателя представлен изломанным диковатым Мейерхольдом и ещё несколькими подобными «головами». Стоит ли забивать голову изломами, их без того немало вокруг… В этом смысле я не отличался от большинства. Если к Коровину охотно устремлялся не только в столичных музеях, но и в любой провинциальной галерее (скажем, в Ярославле, откуда его работы также доставлены в Русский), то от мрачных тонов и напряжённых линий Григорьева спешил отвернуться.
И тут случилось разочарование. От лучезарного КК я на этот раз ждал обобщения, идей - но, пройдя все залы, так и не нашёл. Всё та же простокваша ялтинских небес, мешанина парижских бульваров, кувшины и плоды на фоне моря - яркие, праздничные, иногда рвущиеся с холста слиться с миром или взорвать его фейерверком - но дальше ничего. Плюс панно для Всемирной выставки в Париже - декоративный русский север, глухие условные цвета - поверх плодов и задорного Шаляпина, но никак с ними не сочетается. Может, виноваты организаторы экспозиции? Но экспозиция Левитана в ЦДХ осенью была выставлена не менее бездарно, однако полотна говорили сами за себя.
Тут я вспомнил, что читал о разбросанности Коровина, о незаконченности его порывов. И это подтвердилось. Когда видишь отдельные работы, кажется - замечательно. Когда видишь многие (хотя возможно чего-то существенного не хватало), так же радуешься частностям, но не более. Перед тобой всё тот же лёгкий, иногда дерзкий импрессионист, гедонист, иногда вдающийся в аскетизм народной традиции, но не приходящий к ней до конца, по сути же - ум суетный.
Впрочем, эти суровые претензии не появились бы, не будь рядом Бориса Григорьева. К нему зашёл, устав от пестроты Коровина, скорее из чувства долга. Остановился у зарисовок парижских типов и обитателей зоопарка. Улыбнулся точно схваченному жесту. А потом один за другим стали являться портреты, большинство из которых нам знакомы мало и взяты из частных собраний или зарубежных фондов. В этих странных портретах сущность открытий Григорьева-философа кричит о себе. Напряжённые складки и вздутые вены на лице Рахманинова (заказчик не хотел покупать портрет). Яростные глаза и пальцы-вьюны неизвестного виолончелиста. Шаляпин (сколько Шаляпиных мы знаем!) лежащий поперёк холста, неловко вывернув шею… Какая метафора мощи, для которой естественен лишь порыв и удаль, а любой отдых - странен и сложен, даже барственно-показной! Монгольский демон - Рерих (главная его суть, а не «художник и востоковед»), чабан-Клюев (с покорными овцами за спиной). И дальше всё новые и новые лица и маски, складывающиеся в хороводы, хоралы, в «Рассею», в «Лики мира». Одна лишь марсельская шлюха, похожая на обезьяну, чего стоит - так из эроса вылезает грех. Или маленький портрет с большой сладострастной рожей немецкого мясника - написан между прочим в 38 году. Здесь и в Мейерхольда начинаешь вглядываться по-иному, и изломанность видеть новыми глазами. А ведь многое исчезло, затерялось в собраниях. Ушёл с молотка групповой портрет героев «Ревизора» из финальной немой сцены, канул в немоте какого-то олигархического сейфа…
Художник это всегда сила прозрения. Григорьев - сплошь прозрение - как частных судеб, так и коллективных историй. Акценты, которые невозможно не заметить. Музыка и месть - року, который нас подавляет.
Не знаю, право. Организаторы синхронных (даже на краткое время) выставок оказали Коровину медвежью услугу или просто развели публику на два потока - ищущих вопросов и ответов философов и предпочитающих тихое наслаждение мазком и лучиком света? Последних, как я сказал, больше, и они своего не упускают. Те, кто хочет мыслить - не обманитесь маловыразительным началом григорьевской экспозиции - главное в следующих залах.
Выставка Б. Григорьева открыта до 29 августа, К. Коровина - до 8 ноября.