Jan 22, 2011 12:20
Английский актёр и режиссёр Кеннет Брана (Kenneth Charles Branagh) всю жизнь играет и снимает Шекспира. Немного странно, но до сих пор великого классика я видел в каких угодно киноверсиях - советских, японских, итальянской (сахарные «Ромео и Джульетта» Дзеффирелли), но не английских. И вот посмотрел чудеснейшую постановку «Много шума из ничего», а после, скорей из чувства долга, взялся за «Гамлета».
Брана создал нечто выверено-чудовищное. Декорации и костюмы напоминают не Англию и не Данию, а нечто в духе последних дней Австро-Венгерской империи. Мундиры, винтовки, колье, фраки, зеркала, изящные спинки стульев. Проиграна каждая строчка, отработан каждый жест и каждая пауза. После лёгкости, воздушности Much Ado About Nothing на фоне итальянских пейзажей, предстаёт ледяной, бутафорски заснеженный мир государства, сжавшегося до пределов декадентского замка, но пышущего жестокостью и коварством. Враг надвигается на этот замок, где змеи (пауки?) пожирают друг друга. Конец не отвратим. Актёрство подчёркнуто. От Гамлета 36-летнего Браны с юношеской фигурой и лицом старика бросает в дрожь. Офелия Кейт Уинслет катается по полу в смирительной рубашке. Король и королева напоминают вампиров. Полоний истыкан кинжалом и кровоточит, как кусок ростбифа, раскинувшись на шикарном паркете. Декаданс мешается с любимой Браной готикой (он экранизировал «Франкенштейна»). Кажется, что лица обратятся в клювы и рыла. Розенкранц и Гильденстерн подобны двум откормленным крысам.
В нынешней заснеженной России со всё новыми злодеяниями и подлостями власти, с ощущением зловонного дыхания движущихся к границам вражеских полчищ - фильм и стоящая за ним пьеса выглядят пророческими. Наверное, нечто сходное переживает (никогда не переставал переживать) и Европейский Запад. Шекспир слишком много говорит каждой строчкой, и строки Гамлета это чересчур приговор. Приговор обвинительный - власти, и страстям, и европейскому разуму, не переставшему быть варварским и в эпоху Просвещения. Фортинбрас и его орда ассоциируется с «ограниченным контингентом миротворцев», явившихся прибрать к рукам раздираемую распрями державу. Если бы Гамлет не испустил дух за минуту до вторжения норвежцев, его бы прикончили, равно как и упыря-дядюшку, а не отдавали последние почести, напоминающие у Браны о похоронах Зигфрида.
Датское королевство обречено. Как в театре, так и в реальности. А Шекспир для меня с каждым годом становится всё более удивительным автором, существовал он или не существовал. Но даже если Слово просто прикинулось Шекспиром, как прикидывалось Гомером или Пушкиным, факт откровения не становится менее захватывающим.
Пушкин,
Гамлет,
Шекспир,
К. Брана,
литература