Так уж совпало, что пока я валяюсь в койке с жутким бронхитом, все мои близкие сидят в Крыму, плавают в Крыму, медитируют в Крыму или хотят попасть в Крым. А некоторые звонят по видеосвязи из Крыма и показывают мне свои загорелые мордочки, другие выкладывают в сеть звенящие фотографии Нового Света, а еще один умный человек подсунул мне отличный фильм «Шапито-Шоу», где все действие происходит в Симеизе, каждый метр которого мне знаком лучше, чем родной Васильевский остров…
И мне захотелось записать мои воспоминания о Тавриде, уже занесла курсор над экраном… и поняла, что это будет интересно только мне и тем некоторым участникам этих историй. Но я все равно напишу о моей любви к Крыму.
Впервые я туда попала на весенние каникулы предпоследнего школьного класса. Март в цветущем Севастополе снес мою пятнадцатилетнюю голову крепко и беспощадно: город, сам по себе уже напоминающий гордый белоснежный корабль; вино, которое мы, подростки, распивали тайком с учителями, безумная поездка на мыс Фиолент, где было так жарко, что вместо верхней части не взятого с собой купальника (ведь март!) мне пришлось повязать белый шерстяной шарфик… И этот шарфик до сих пор вспоминаем мы порой: с него началось первое крымское сердцебиение, взаимное и нежное, которое не раз еще сопровождало нас в Крыму в последующие годы.
А ровно через три месяца мы приехали всем классом на раскопки скифских курганов, потели, вставали в пять утра, таскали ведра с землей и драили алюминиевые миски в ледяной горной речке: все для того, чтобы на заработанные честно денежки провести неделю в Алуште, в палатках на берегу моря. И тогда ночью, когда мы после изматывающей дороги на горных крымских троллейбусах вылезли на пляж и залезли в воду, я - северный питерский ребенок, дитя Зеленогорска и Прибалтики, закричала на все побережье фразу, которую и сейчас вспоминают учителя: «Море!!! Оно, бл***, СОЛЕНОЕ!!!»
На утро наш выбранный в темноте пляж засверкал голыми телами: оказалось, что остановились мы на единственном в городе нудистском пляже, но менять его уже никто не хотел. И к чьим-то воспоминаниям о белом шерстяном шарфике добавились образы девочки в розовом купальнике, сильно выделявшемся на фоне загорелых обнаженных тел…
Три университетских лета я опять провела в Крыму: бывшие учителя вывозили своих детей и примкнувших к ним друзей в палаточные лагеря по всему побережью. В Симеизе мы боролись с жадными «егерями», в Новом свете - наслаждались тишиной и голицинским шампанским, таскали на верх судакской крепости тяжеленные арбузы, чтобы съесть их при луне, а в Лисьей бухте, что под Щебетовкой, вблизи Коктебеля, мы пережили настоящий потоп: три дня шел дождь, потом с гор сошла сель и снесла ряд палаток в море, и начался «исход беременных из рая». В те времена Лисья бухта была не только длиннейшим нудистским пляжем, но и центром «рожающих в море»: после ливней вода замутнилась и длинные вереницы женщин на сносях (а некоторые их них совмещали естественные роды с нудизмом) шли мимо нас обратно в цивилизацию.
Мы с подружкой, замерзшие и голодные (ведь три дня было не развести костер), тоже отправились в Коктебель пешком с одной целью : поесть. Нас не интересовал музей Волошина, нас волновали чебуреки и сладкий кефир «Снежок». Бесстрашные, ели мы до самой темноты, а потом смело автостопом возвращались в лагерь.
В одну из таких поездок я очень соскучилась по розовому купальнику с белым шарфиком и предприняла неслыханное для себя по смелости путешествие: отделится от своих и найти Его. Одна, без спальника и вещей, с легкой сумочкой (в ней лежал купальник, очки и книжка на немецком) я отправилась в Севастополь. Сейчас это кажется смешно, а в те 90-е годы в Крыму не было бензина, автобусы ходили редко и без расписания, и только то, что я все-таки с пересадками добралась до города - уже было чудом. Звоню на городской номер из будки-автомата и слышу: «Так он с друзьями отдыхает с палатками, в Балаклаве…»
О, отлично! Есть точка, что ж я, не найду?? Автобус, троллейбус , добрые попутчики и вот я на берегу Балаклавской бухты, где когда-то в войну прятались подводные лодки. Вижу моторку, в которую грузятся туристы. «Ребята, а где тут палатками стоят, не знаете??» Наверное, тем харьковчанам я предстала блондинкой, ведь палатками были усеяны все склоны всех балаклавских бухт… На многие километры во все стороны. Я бросила жребий и решила уплыть с ребятами на моторке на «Золотой пляж», откуда - еще раз бросив жребий - я пошла направо. По дороге я просто спрашивала всех подряд «а вы группу ленинградских не видели?» Люди цокали языком, предлагали переночевать, иногда кормили. Удивительно другое - всего через два часа я пришла в нужное место. И у него появилось третье воспоминание - к шарфику и купальнику - как из леса вдруг выходит девочка с пакетиком, и невинным голосом рассказывает о своих приключениях.
Чудом было многое в Крыму в те годы - и то, что тогда я добралась целой и невредимой автостопом обратно, что место встречи мы назначали друг другу, оставляя записки на главпочтамте с пометкой «до востребования», что оставляли указания «еще 100 метров вниз и наш лагерь» на столбах, и эти записки доходили… В период университетской практики жили мы прямо на территории Херсонеса и пили вино в греческих базиликах, цитируя древних поэтов, а на утро смело дежурили по кухне, влюблялись в киевских и харьковских студентов и подглядывали за их тайным отправлением культа : день археолога 15 августа отмечался ночным шествием в простынях с факелами…
Однажды мы поехали в Крым на майские праздники и проехали за неделю от Севастополя до Судака, останавливаясь где придется… Это было предсвадебное путешествие для моей подруги, и мы устроили настоящий девичник: вели шутливые дневники, завтракали Бастардо, не считали бутылки новосветовского шампанского и, почему-то, совершенно не интересовали мужчин.
Шли годы, мы взрослели, я стала ездить в Алупку в дом к маминому другу, где собиралась тогда удивительная компания сорока-пятидесятилетних мужчин и женщин: они учили нас с подружкой лепить вареники с вишней, играть в бридж, жарить мидий, пить много и пить красиво. Однажды я изрядно напугала «взрослых» : после утомительного похода по яйле Ай-Петри (высоко, жарко, долго) предстоял непростой спуск в поселок. Узкая тропка, камни, ноги дрожат, если идти медленно. И я - побежала. Я просто бежала вниз, с высоты около двух тысяч метров, быстро и без остановки. Счастье переполняло меня, я выбежала на трассу, отдышалась: рядом со мной стояла косуля. И она стояла долго и смотрела на меня, потому что не было на трассе машин, и вообще это было заброшенное недоделанное шоссе, и было оно километрах в десяти от моего поселка - слишком правее я взяла в своем забеге.
Меня простили, и разрешили спустя еще годы приехать в Крым осенью. В мой день рожденья - а он у меня в конце сентября - мы сели в поезд, а впереди были 2 недели бархатного сезона: горные пещеры с вечно пьяными спелеологами, Никитский ботанический сад в запахе ялтинских дождей, шампанское по вечерам, кофе по-восточному в кафе «Султан» каждое утро под одну и ту же песню Челентано “Confessa”.
На обратном пути мы легендарно опоздали на поезд на три часа. Мы подготовились заранее: познакомились с таксистом, придумали маршрут, выехали с запасом в ДВА часа. У таксиста в принципе не работал аккумулятор, был пробит радиатор, а мелочи вроде отсутствия замков и ручек на дверях мы даже не будем упоминать. Вместо Питера приехали в Москву в последнем вагоне последнего дополнительного поезда.
И тут я возгордилась. Португалия, Таиланд, Уганда… Появились деньги, Крым стал казаться чем-то вроде домашнего халата: всегда можно поехать, всегда рядом…
А друзья продолжали ездить, и от слов «Балаклава, Фиолент» у меня все равно сладко сжималось сердце.
Прошло много, много лет…
И вот в прошлом году ровно в день моего рожденья я села в самолет и через три часа (какой контраст по сравнению с дешевыми поездами девяностых, на которых путь занимал 54 часа!!!) села в Симферополе, где меня встретили на серебристом лимузине с банкой шелковицы и бутылкой домашнего красненького.
И снова был Крым: не было плана, но была палатка и бумажная карта 1970-го года выпуска. Мы катались ночью по заброшенной каменоломне под Севастополем, где известняковые громады образовали причудливые ворота «богини Иштар», ночевали в кипарисовых рощах, опохмелялись супчиком в столовой Симеиза, катались на катамаране в дождь по судакской бухте, а вокруг резвились дельфины и странные чернохвостые бакланы. Утром я пила любимое красное новосветовское шампанское, а вечером - сладкий херес; мы сворачивали с трассы, не сговариваясь, как только видели какой-нибудь указатель на водопад или монастырь, а музыкантам в пустом ресторане заказывали «а поезд мчит меня в сибирские морозы».
На обратной дороге мы решили стать первопроходцами и поехали по арабатской косе - узкой полоске суши шириной метров 500 и длиной в 90 километров, которая тянется между Черным и Азовским морями. Там нет дороги, электричества и сотовой связи. Только два моря и два разных мира, разделенных песчаной косой: мир Крыма - и весь остальной мир.
Крым, я люблю тебя!