Давным-давно, ещё на заре палеолита, у меня был кот с весьма условным именем. Называл я его как в голову придёт, смекнув, что котейко мой прибегает скорей на интонацию, нежели на очередное имя или «титул», чем смешил своих друзей до эпилептических судорог на полу.
Однажды пришёл одноклассник, с забавной фамилией. Спросил, как кота зовут. Соврал ему, что назвал в его честь.
-Да ладно! - осклабился товарищ.
-Да я тебе говорю! - И позвал: Литвяк! Литвяк!! Кис, кис, кис!
Кот послушно прибежал. Впрочем, столь же охотно он бы прибежал и на имя «Вергилий» или «Чойбалсан». Одноклассник же обиделся и поджав губы ушёл. Не поймёшь людей - в честь него целого живого кота назвали, а он…
Изначально кот был всё-таки Филя. Филя это и «Филипп» и «Филимон», «Фил» и «Филоний», чаще просто «Филька». Но это было бы слишком просто. Титулы прилипали и ветвились. Генеалогическое древо росло. «Его Величество Филипп Третий Категорический!» объявлял я глашатаем и под широкий жест из-под шторы вбегал мой пёстрый кот. В строгом смысле слова - кошка. Но это не имело значения с исторической точки зрения.
Каким-то причудливым образом он (она) побывала и Генрихом Отварским, герцогом Бульонским, графом Вер Мишелем, виконтом Добра Желонским. Какое-то время Оно носило титул «барон Цапман Царапман Цапцарапман». Но почему-то прилипло «Поль». Ну «Поль» так «Поль». Накормить не забудьте только Поля. От «Поля» потом пошло «Полоний», «Апполинарий» и даже «Пол Пот Пиночетский». А в случае неповиновения и повстанческой деятельности, пламенный революционер Поль бывал неоднократно заточён в «Шифоуньерскую тюрьму» - в шифоньер, одним словом, в камеру для политзаключённых - между второй и третьей бельевыми полками откуда неслись его протестные песни.
Иногда Поль убегал из дома. Точнее, убегала. Причём, максимально замысловатым и опасным путём: через отвесные перила соседских лоджий (не балконов!) в крайнюю от нас четвёртую лоджию уже в другом подъезде, и всё это на высоте 7 этажа. Далее через открытую на лоджии дверь проникала в чужую квартиру, ждала у входной двери вечернего прихода хозяев и, едва заслышав возню ключа в замке и скрип петель, молнией шмыгала в подъезд, а оттуда уже вниз по ступеням, в манящий сказочными приключениями подвал. Соседи эти к нам приходили и даже ругались, потому что пока Филя их ждала - она успевала воздать должное всем явствам и блюдам, оставленным на столе или на лоджии. Однажды облизала сметанный торт. А ещё как-то вкруговую обгрызла огромный кусок мяса, который оставили размораживаться. Помогла разморозить.
Терпению пришёл конец, когда Филя поймала у них же на лоджии синицу и распространила её по всей квартире в виде перьев и пуха. Хозяйка обещала поймать нашу хищницу при первой возможности и точно так же растрепать пёстрыми клочьями по подъезду (но ты попробуй её сначала поймай).
После этих хитроумных многоходовок Филя таскалась по подвалам обычно несколько дней, однажды больше недели. А мы с сестрой искали, конечно, поначалу даже в слезах. Чаще всего Поля-Филю находили в подвале, на одной и той же ржавой, обитой стекловатой трубе. Как будто нагулявшись, ждала нас в уговоренном месте и как бы нехотя, как бы не желая терять свободу и делая нам великое одолжение, шла на кусок вареной колбасы. Так иной монарх нехотя соглашается на условия мятежников, якобы ради спасения отчизны.
Странно, что котят так ни разу и не принесла. Может была сбита с гендерного толку своими мужскими кличками. Впрочем, рядом всегда сидел котяра с самой разбойничьей рожей: нашу девочку-пай неизменно тянуло к маргиналам. Грязная, потрёпанная, как будто бы в паутине и ржавчине (тут я сознательно опускаю штамп «усталая, но довольная…»), Филя была нами слегка, «для порядочку», бита, мыта и обласкана. «Хм… без вести пропавшая…» - хмыкала мама с деланым равнодушием, когда кошка возвращалась в родные пенаты, но всё-таки была рада. И подкидывала ей куски побольше.
А зелёные глаза загулявшей Фили ещё пару дней светились большим женским счастьем.
Далее присваивался очередной титул, разумеется. Людовик 18-й Беглый, Мария Подтрубецкая или Маркиз де Жульен (от слова «жулик»).
Потом наша Антуаннета Тяжмашевская (говорят, изначально её принёс папа с завода «Сибэлектротяжмаш») пропала окончательно в селе Толмачево, куда была вывезена на лето «на каникулы» к нашей бабушке. Мой друг с таким же воображением как у меня выдвигал версию, что она добежала до аэропорта, запрыгнула в самолёт и подалась в Европу, дабы предъявить свои титулы и, как следствие, претензию на короны.
Далее были и другие коты, их всех ждала та же участь: самые причудливые клички, ограниченные лишь моей фантазией и цензурой (и то не всегда).
Предпоследним был кот, то ли соседка принесла, то ли кто - рыжий, наглый и безымянный. Детство он провёл не с нами, видимо трудным было. Вот не липли к нему прозвища. То «Сёмой» звали, то «Сникерсом» (был он сверху как-бы «облит» рыже-коричневым слоем «шоколада» как в рекламе батончиков «Сникерс», которую тогда вовсю крутили). Не отзывался он ни на «Сёму» ни на другое, даже на «кис-кис». Зато имел особенность подкарауливать за углом и после молниеносного броска молча намертво впиваться тебе в ногу. Это было настолько же неинтеллигентно, насколько больно и несправедливо. За это я прозвал его «Педро Жестокий».
Был такой персонаж в средневековой Испании: по просьбе своей матери казнил любовницу покойного отца Леонору (Ох уж эта женская месть! Вот как это было? «Сынок, ты уж казни эту тварь, будь добренький! А я вот тебе пирожков в битву напекла - там же у вас перерыв на обед будет?»); был жадным, двоежёнцем и неважным дипломатом, хоть и сносно воевал: рубака был знатный! Закончил плохо, как и положено жестоким и жадным королям. (30.VIII.1334 - 23.III.1369). Впрочем, историю пишут победители - есть мнение, что Педро был не такой уж злюка - защищал простой люд от знати, поддерживал торговлю и вообще зайка и социал-демократ по меркам того времени.
Педро Жестокий - само по себе звучит, конечно, но господь точно с юмором: с именем Педро Жестокого ещё связана и «битва при Нахере». Он победил. Наверное, потом хвастал во время пирушек: «Выиграл Нахер!»