Битва под Сокалем 1519 года - 1я часть
Нынешний год богат на «непопулярные» юбилеи, в частности 620 лет со дня битвы на Ворскле и 500 со дня Сокальской битвы: оба упомянутых сражения являлись примером тяжелого пораженияполученного польско-литовской армией от татар.
По просьбе уважаемого voilin беру на себя ответственность по более подробному освещению сражения произошедшего в 1519 году под Сокалем, где крымская армия под командованием калги Бахадыр-Герая разбила союзное войско Польского королевства и волынского ополчения из ВКЛ - как раз в начале года городская власть Сокаля обратился к Верховной Раде с просьбой почтить память павших в нем на государственном уровне, поэтому будем считать, что этот пост написан также во исполнение решения Сокальского горсовета).
Первая половина 16 века - активная фаза «огнестрельной революции», но если, для Восточной Европы, ее этап легко увидеть на примере Орши и Обертына, не стоит забывать, что между ними состоялась довольно крупная баталия где «по старинке» сражались две полностью кавалерийские армии, по всей видимости, полностью обойдясь без применения огнестрельного оружия.
Для начала следует сделать небольшой обзор политической ситуации приведшей к такого рода последствиям: не буду описывать все перипетии польско-литовско-крымско-московских отношений начала рубежа 15-16 веков (кто в курсе темы - и так знает, а кто не в курсе-легко найдет, где прочитать об этом), нужно сказать только, что вступивший на крымский престол в 1515 году Мухаммед-Герай, после смерти своего отца Менгли-Герая, преступил к осуществлению своих планов в очень непростой обстановке.
Мухаммед-Герая - крайний с лева, на османской миниатюре
В чем же заключались эти планы? Конечно же спросят нетерпеливые читатели. Отвечу словами советского историка В.Е. Сыроечковского, «во внешней политике недолгого царствования Мухаммед-Герая была основная линия, которая и объясняет колебания хана между Москвою и Литвою. Главным вопросом для Крыма оставалась борьба с Астраханью, и интересами ее определялось отношение Крыма к Литве и Москве». Главнейшей задачей, которая для хана была, так сказать его «идеей фикс», было подчинить власти Гераев Астраханский юрт. Помимо чисто прагматических целей - чем больше ханство, тем оно сильнее и значительнее, существовал такой важный идеологический мотив как борьба за собирание «земель Джучидских», именно на территории Астраханского ханства находился «Тахт Эли» тронное место, хоть и пришедшее в полнейший упадок, но все же напоминавшее о былом могуществе потомков Бату-хана, поэтому кто владел ним тот как бы мог иметь право претендовать и на остальное.
Монета Мухаммед-Герая
Поэтому ничего удивительного нет, что правление новый Герай начал с набега на Астрахань, как отмечалось в дипломатической переписке с московским князем: «да писал еси ко мне в своей грамоте с своим человеком с Маириком, что был есм вышел из Крыма, а пошел был еси на своих и на наших недругов на Махмутовых детей и на Ахматовых на Асторохань и на Нагаи, и они, послышав то, что ты идешь на них ратью, да перелезли за Волгу. И ты воротился в Крым, а к нам еси писал, чтоб нам тебе дати помочь судовая рать, да и суды б нам и людей в судом изготовяти. А астороханское бы нам дело делати на сей весне с тобою заодин. - Князь великий велел тебе говорити: и ты царь положи на своем разуме, лзе ли нам ныне на сей весне с теми с твоими и с своими недрузи, с Астороханью, свое и свое дело делати? Ведаешь сам, от колких лет отец твой Менли-Гирей царь с отцем с нашим был в дружбе и в братстве, и колко те меж себя дел делывали с своими недрузи, с Ахматовыми и Махмутовыми детми и с литовским, и каковы пан дела отцу нашему и нам с литовским были до сех мест; а ныне пак нам с нашим недругом с литовским какие дела остались, и тебе брату нашему ведомо». Как видим из первой задачи - захапать Астрахань, для Мухаммед-Герая логически вытекла следующая - вовлечь в мероприятие московского князя, а точнее его армию. Стратегически расчет был вполне здравый: если крымчаки ударят со степи, а московская судовая рать с пушками и пищалями прибудет по Волге, то у Астрахани, далеко не самого сильного в военном плане юрта, не останется другого выхода, как только капитулировать, в особенности, если еще и удастся перетащить на свою сторону какую-то часть соседних ногаев. Расписывая грядущие перспективы, хан не скупился на обещания: «И князь бы великий брат мой со мною ж пошел, или брата своего послал, или воевод своих послал с пушками и с пищалми. А как возмет Азторокань, ино в ней ведь великого же князя людем сидети тысячи три или четыре с пушками и с пищалми, и рыба и соль что надобное, то брату моему великому князю, а моя толко бы слава была, что город мой».
Но хитрый московский князь, как видим из первого отрывка, приступать к совместному походу не торопился и всячески отнекивался: «А нынеча мнение князь великий велит царю говорити, чтоб царь за се лето рать свою послал на Литовскую землю; а царю князь великий не хочет на сю весну рати своей дати на Азстарахань того для, что ему с королем великие дела остались, и князь великий хочет царю рать свою дати на Азторокань, как поделав своего литовского дела». Иными словами, покуда не разрешится вопрос с литовской войной, к которой уже Москва хотела привлечь Крым союзником как в старые добрые времена при Менгли-Герае, ни на какую Астраханскую экспедицию, дело-то известно трудное, опасное и ненадежное, князь решительно не хотел давать своего согласия, в особенности учитывая, что пока хан, де юре, является союзником его врага Сигизмунда І.
Для Ягеллонов чьим владениям в Польше и Литве постоянно угрожали татарские набеги, к которым добавилась новая, тяжелая война с Московским княжеством, поначалу, политика Мухаммед-Герая благоприятствовала. Хан заключил с Сигизмундом мирный договор, и, принимая щедрые пожертвования, периодически отправлял чамбулы в набеги в земли Василия ІІІ, не забывая постоянно напоминать последнему, что все может быть совсем по-другому если разрешится Астраханский вопрос. В качестве пряника, в случае если «московиты» все-таки отправятся в совместный поход, Герай даже обещал помочь отнять у Ягеллонов Киев и Черкассы, как писала А.Хорошкевич: «…на протяжении первых двух десятилетий 16 века крымцы вынашивали множество планов по разделу Литовского княжества. Они никак не могли решить судьбу Киева-то ли забрать его себе, то ли отдать М.Глинскому, то ли подарить Руси».
Покуда в Москве думали, хан пытался, по крайне мере де юре, не портить отношения с Сигизмундом, Мухаммед-Герая и его приближенных вполне себе устраивало, что литовские и московские послы заваливали их подарками науськивая каждый на своего противника, при дворе даже сформировались две партии: условно «литовская» и условно «московская».
Активным поборником союза с Москвой и набегов на земли Ягеллонов был брат хана Ахмат, обиженный на за то, что фактически оказался отодвинутым от управления ханством и понимая, что учитывая влияние и полководческие таланты наследника Бахадыр-Герая перспектив у него нет, он решил установить прямой контакт с Москвой и со Стамбулом - турецкий султан Селим (прозванный за доброту и покладистость Явузом) точил на Мухаммед-Герая зуб еще с тех пор как он предлагал выдать его отцу Баязету, когда еще будучи царевичем тот скрывался от гнева отца в Крыму. В 1516 году в Москву доносили: «а Ахмат, государь, царевич болшое живет за Перекопью в Ачакове. А что, государь, ни есть войны в Литовской земле от татар, то все ходят без царева ведома, а царь их держит крепко, чтобы в Литовскую землю воевати не ходили. А в Белгород к казаком посылал царь Кизыл-Мамыша, чтобы в Литовскую землю воевати не ходили». В пику брату Ахмат не упускал возможности, с переменным успехом, тревожить земли Сигизмунда: «А перед моим, государь, приездом приехал из Литовской земля Умет царевич Ахматов сын воевав, а с ним было четыреста человек, а полону привели много, в царь у них тот полон поотнимал, что без его ведома ходил воевати. А после того ходили в Литву четыре же ста человек, к тем с Литвою и бой был, и Литва кажут их побили, а они кажут Литву побили, а полону не чюти, а то уже, государь, при мне с того бою биты ранены приехали. А царь, государь, уимает своих людей, не велит в Литву ходити, а Ахмат, государь, царевич хочет тебе государю служити, часот хочет послати сына своего Уметя царевича со многими людми воевати…».
Ханский наследник Бахадыр-Герай, в свою очередь больше склонялся к «пролитовской» ориентации в политике, по сообщениям московский послов во время похода в 1517 году на московские «украины», царевич жестко воспрепятствовал попыткам некоторых мурз напасть на Ягеллонов: «А перед Багатыревым походом, как пошел по казну, пошли были воевати в Литовскую землю Алп царевичь да Гемметь царевичь и иные царевичи со многими людми, да и Днепр были перевезлися, ино их встретил Багатырь царевичь да иных князей и мурз учал добром ворочати в Крым, а иных князей, которые не послушали, учал стреляти, а брату своему Алпу царевичу учал говорити; поиди деи ты воевати Московской земли, а королевы земли не воюй, моего дела ныне не мешай».
Как видим, строить свою, не побоюсь этого слова имперскую, политику хану приходилось в сложной как внутренне политической обстановке - наметившаяся опасная связь Стамбул-Ахмет-Москва, реально грозила, в перспективе потерей престола, так и внешне - Герай играл на противоречиях между Москвой и Вильно, и периодически, чтоб никому обидно не было грабил то одних то других. В отношениях с Ягеллонами хан не спешил официально разрывать мирный договор: с переменным успехом пытался унять людей Ахмета, а когда за добычей отправлялись уже его собственные «княжата» - писал отписки, что дело было без его ведома, и он тут ни при чем.
В 1518 году наконец-то удалось найти консенсус с Василием ІІІ вылившимся в мирный договор, в котором, правда, все условия касающиеся непосредственных совместных действий против Литвы и Астрахани были выписаны в максимально обтекаемых и общих фразах. Как охарактеризовал договор А.И.Филюшкин: «Формуляр договора лег в основу всех последующих русско-крымских соглашений в XVI веке. Другое дело, что и этот альянс остался только на бумаге. Василий III так и не пошел на Астрахань, а Мухаммед-Гирей время от времени воевал земли Литвы исключительно в собственных интересах, поскольку нападать на них было легче и прибыльнее, чем на Московскую Русь». Привлекательность Литвы и Польши в качестве объекта набегов, стоит только взглянуть на политическую карту той эпохи, обуславливалась в немалой степени географической близостью к владениям Мухаммед-Герая.
Земли королевства Польского, а именно его армия больше всего пострадала в Сокальской битве, несли наибольшие потери от постоянных, как мелких, так и крупных, татарских набегов. Такого рода проблема ставила перед королем задачу по организации эффективной обороны своих южных владений, что упиралось в ряд проблем организационного и экономического характера. В начале 16 века главной военной движущей силой королевства оставалось посполитое рушение. Всеобщее посполитое рушение собиралось королем, и для защиты от татарских набегов было полностью неэффективно уже хотя бы из-за медленности и неповоротливости, с которой оно собиралось; дисциплина и боевые качества в целом, также оставляли желать лучшего, что в полной мере проявилось во время тринадцатилетней войны. Более соответствовало требованием локальное рушение в южных воеводствах созываемое местными воеводами, так как местная шляхта, непосредственно страдающая от набегов, по понятным причинам, с куда большим энтузиазмом выступала с оружием в руках против крымских добытчиков.
Тем не менее, чтобы отражать набеги татарских чамбулов, главным военным преимуществом которых была быстрота и маневренность, необходимо было располагать постоянными военными силами, способными не только отражать, но и предотвращать набеги, встречая противника на границах королевства. Польские короли шли в ногу со временем и вопрос этот пытались решить путем учреждения, на южных границах так называемой «obrony potocznoj» состоящей из наемных рот под общим командованием гетмана, королевского чиновника которому подчинялись ротмистры - командиры рот. Ротмистр, чаще всего ими становились знатные шляхтичи желающие сделать военную карьеру, обычно получив от правительства разрешение «лыст пшеповедный» вербовал роту и с ней поступал на службу, обязуясь на определенный срок сражаться под началом соответствующего гетмана. Количество наемников на границе год от года колебалось, но в среднем составляло где-то 2000 кавалеристов и 300-500 пехотинцев, в основном несущих гарнизонную службу - ротмистры со своими людьми должны были первыми принять удар ордынцев, в случае недостаточности подоспевало местное рушение, а там, в идеале, должно было собраться общекоролевское (в указанную эпоху так ни разу и не собралось). В помощь защитники границ могли получить разве что надворную королевскую хоругвь - личную гвардию короля, и помощь от посполитого рушення из соседнего ВКЛ, что мы видим, к примеру, в битве под Вишневцом 1512 года.
Огромными преимуществами наемных рот была их постоянная боеготовность, профессионализм и дисциплина, по крайней мере, точно превосходящая посполитое рушение, а самым главным недостатком, для государства - непомерная дороговизна. Тяжеловооруженный всадник в квартал получал 20 флоринов, легковооруженный - 6, пехотинец где-то 3,4. Как говорил итальянский кондотьер Дж. Тривульцио французскому королю Карлу VIII, в ответ на вопрос, что ему больше всего необходимо для ведения войны: «Деньги, много денег, еще больше денег!» - и вот с деньгами у Сигизмунда было куда хуже, чем у его французского коллеги.
В экономическом плане земли Ягеллонов уступали западноевропейским монархиям и просто не могли обеспечить должного количества денежных поступлений для содержания значительного количества наемных солдат, общие затраты даже на такой относительно небольшой воинский контингент превышали половину годового бюджета королевской казны, каждый новый налоговый сбор нужно было выбивать на сейме у шляхты буквально с боем. Большим достижением короля было то, что в 1512 году сейм разделил затрат: король из казны должен был оплачивать службу 300 всадников, остальных наемников оплачивали города, духовенство и земли.
Наиболее распространенным видом кавалерии среди защитников пограничья были легкие и среднеднетяжелые стрелки вооруженные луками или арбалетами, и заимствованные с Балкан гусары. Такие воины были эффективны против врагов угрожающих королевству на южном направлении: татар, молдован и турок. Как писал в конце 15 века бывший янычар Константин из Островиц: «Поскольку разум и порядок дают силу, то когда вы будете готовить поход против турок, должны помнить, что нельзя себя отягощать оружием, толстыми копьями, арбалетами и приспособлениями для их натягивания, вы должны готовить к войне и к решающей битве такое оружие, которым вы бы владели, не отягощаясь. В этом отношении турки намного впереди. Если ты их преследуешь, то они быстро убегают, а если они преследуют, то от них не скрыться; турки и их кони, благодарят их большой легкости, всегда быстрее; мы же всегда из-за тяжелых коней и тяжести оружия медлительны, ибо когда у тебя много на голове, тебе трудно действовать и к тому же ты не слышишь и никогда как следует не видишь и руками и сам собой из-за тяжести оружия не владеешь. Бывает так, что иные так себя закуют в тяжелые доспехи, как будто их надо битв камнем, когда уже сидишь на них; между тем человек с чистым и мужественным сердцем должен участвовать в бою. Лучше так ему подготовиться к бою, чтобы он мог с честью, если будет нужно, отступить и остаться невредимым и тут же начать снова сражаться, нежели на месте погибнуть, стоя как оловянный. Мы также хорошо знаем, что татары таким же образом, как турки, строятся перед битвой…».
В особенности возросла популярность гусарских хоругвей, так вооруженные щитами и копьями гусары сочетали в себе способность, как к таранному бою,
так и лучной стрельбе, неудивительно, что в битвах под Оршей и Обертином они составляли 40-48% от всей польской кавалерии.
Принимая во внимание вышеприведенные обстоятельства, становится понятно, почему количество тяжеловооруженных кавалеристов в полном доспехе «gravis armaturae», постепенно уменьшалось, к примеру, под Оршей по реестрам такие тяжеловооруженные копейщики занимали 25% всей кавалерии, во время последней войны с Тевтонским орденом всего 16%, а к Обертинской кампании, в немалой степени стараниями Яна Тарновского, увеличили свое присутствие до 18%.
Атаки закованных в железо рыцарей с копьями на перевес были по прежнему эффективны в, хоть и не часто случающихся, больших полевых сражениях, так польское рыцарству удалось опрокинуть ряды татар под Клецком в 1506 году, и «московитов» под Оршей и Полоцком.
Надгробия польской знати начала 16 века дают представление о том как выглядело полное рыцарское снаряжение.
Посполитое рушення ВКЛ в подавляющем большинстве являло собой легкую и среднетяжелую кавалерию, противоречивые сведения о наличии воинов в полном доспехи позволяет предположить, что они могли составлять незначительную часть почетов знатных князей, к примеру Острожских.