Гротеск, однако!
Еду вчера ночью от Котенки в метро. В вагон входит милая полноватая блондиночка: высокая, красивое лицо, одета небогато, но симпатично. Никакого гламура, но вполне даже ничего. Чуть ли не на себе блондиночка тащит эдакий мешок говна: весь какой-то заблеванный, пьяный, страшный, в отвратительно грязных джинсах мужчинка. Где-то на полголовы ниже ее, щупленький (короче, смотрятся они вместе, как Брунгильда и пигмей). В свободной руке барышни одинокая роза, глаза счастливые.
Я думаю так: "Вот, добрая душа, шла со свидания. Увидела, пьяный валяется, решила помочь. Золотая девушка! Красивая, добросердечная! Такую хватать надо сразу и бежать!"
Она оглядывается радостно на всех пассажиров, как-будто ей самой смешна эта ситуация, ну, и ей все улыбаются.
Доезжают до Дмитровской. Мужчинка всю поездку в неадеквате, слюни пускает, спеть пытается, но тут же засыпает. Она его старается в чувства привести. И вот, на Дмитровской она его будит, наконец, и выпроваживает из вагона, прям до самых дверей доводит под белые рученьки и смачно так в губы целует на прощанье, перед тем, как выпихнуть из вагона. Потом садится рядом со мной (я в ахуе сижу) и задушевно так говорит: "Надо было все-таки проводить, боюсь, не доберется мой до дома".
Вот так вот.
Я думаю так: "Вот, добрая душа, шла со свидания. Увидела, пьяный валяется, решила помочь. Золотая девушка! Красивая, добросердечная! Такую хватать надо сразу и бежать!"
Она оглядывается радостно на всех пассажиров, как-будто ей самой смешна эта ситуация, ну, и ей все улыбаются.
Доезжают до Дмитровской. Мужчинка всю поездку в неадеквате, слюни пускает, спеть пытается, но тут же засыпает. Она его старается в чувства привести. И вот, на Дмитровской она его будит, наконец, и выпроваживает из вагона, прям до самых дверей доводит под белые рученьки и смачно так в губы целует на прощанье, перед тем, как выпихнуть из вагона. Потом садится рядом со мной (я в ахуе сижу) и задушевно так говорит: "Надо было все-таки проводить, боюсь, не доберется мой до дома".
Вот так вот.