Dec 12, 2014 22:56
Когда я послушала, как говорят на английском преподаватели зарубежки, которых я во время оно считала Великими и Ужасными, я поняла, что они ужасные, но, увы, не великие. А такие вот, как я, ничтоже сумняшеся, то есть обычные-преобычные. Это было очень грустно. Зато какой способ понять человека: чтобы промерить его глубь, надо поговорить с ним по-английски. Ведь в чужом языке ты лишен спасительной шелухи культурных кодов и умного жаргона. В чужом языке остается только голая суть мысли, ни больше ни меньше. Только то, что при переводе не усыхает, а остается, и есть мерило тебя. И если не усохло то, что сущностно и лежит в сердце познания, то ты слушаешь и улыбаешься, невзирая на ошибки. А если нет - каждый неправильный предлог царапает, как нож.
***
Я определяю для себя принципиальную разницу между понимающим и не понимающим (и рискующим никогда не понять) человеком так: есть живое и неживое. Неживое - куча терминов и понятий, которыми ты жонглируешь, чтобы пустить пыль в глаза, искусность и ловкость рук, неживое - это изящество слов и лёгкость нанизанных аллюзий, а живое - совсем другое. Всё живое зреет долго, рождается трудно и существует непредсказуемо. И даже кажется ершистым, колючим, нескладным. Живое - это ужасно болезненное и бьющееся что-то, чего никто не знает и не понимает. Это вот и есть "речь глупца, полная шума и ярости". Это как в этом стихотворении:
If I when my wife is sleeping
and the baby and Kathleen
are sleeping
and the sun is a flame-white disc
in silken mists
above shining trees,-
if I in my north room
dance naked, grotesquely
before my mirror
waving my shirt round my head
and singing softly to myself:
“I am lonely, lonely.
I was born to be lonely,
I am best so!”
If I admire my arms, my face,
my shoulders, flanks, buttocks
against the yellow drawn shades,-
Who shall say I am not
the happy genius of my household?