Nov 10, 2014 00:08
Я бы перефразировала один известный факт так: "У всех у нас -филологов - был когда-то неповторимый опыт чтения, приведший нас в специальность, но к сожалению, мало кто о нём помнит".
В конечном счёте - я думаю, что - все эти факты, поставленные к ногтю - ничего не стоящая шелуха и пыль (это я Уитмена начиталась); глупо вести тетради цитат из любимых литературных критиков и по ночам учитываться Гарольдом Блумом; глупо заучивать наизусть все, что хочешь помнить при случае; глупо кормить себя этой высокой культурой с длинной ложки. Глупо пытаться всё помнить. Не память деталей играет решающую роль; тренировка памяти таким образом - это самообман.
Ибо что такое высокая культура, высокая духовность? Вот Мамардашвили говорил: «Я думаю, что со словами «высокая духовность» нужно очень деликатно обращаться. Ведь она может быть весьма «низко» расположена...Оперирование высокими понятиями - самое большое искушение для человека, которому он охотно поддается, думая, что уже сам факт обращения к ним возвышает его. А в действительности проблема состоит в том, что понятия вообще как таковые не содержат аналитически в самих себе состояний мысли.
Состояние мысли всегда есть некоторый дополнительный живой акт, случающийся вместе со значением понятий, в том числе и высоких. Случившись, такое состояние неотличимо от понятия, в котором оно - увы - не содержится. Живое лишь дает о себе знать своим присутствием, а ухватить различение живого и мертвого в понятии мы не можем».
Самое трудное - сохранить вот это чувство живости (Толмачев когда-то говорил: "а вот он текст, я его раз двадцать перечитывал, а он всё ещё живой и дышит"), мысль-как-состояние, концентрацию опыта, наводящую на рождение понимающего усилия вербализации. Текст - "машина удержания", "machine to think with", то, что аккумулирует в себе неуловимый мыслеакт и позволяет вводить себя в атмосферу его смыслообразования снова: "Во всех случаях речь идет о некоем бытии, которое организуется определенным образом, и тогда... что-то случится. Тогда придет в голову мысль, тогда ощущение или переживание удержится на своем уровне и не уйдет в песок".
Если и должна быть память у аналитика, то это должна быть память таких "внутренних актов", прозрений-инсайтов, память внезапного вживания в Другого, которая призывает к осознанию механизма внезапно совершившегося переноса-удивления (surprise). Чёрт побери, мы читаем столько книг про художников и артистов, а не научились ничему, кроме вызубривания мелочей вроде той, из какого дерева было их пианино!
Чего, как мне кажется, очень не хватает - многим, подчас всем - это интереса - живого, бьющегося чувства, которое иногда закаманевает в эстетствующем снобизме формальностей ("А выучу я эту цитату! Ведь это так насущно! А не буду-ка я больше ходить в кино и смотреть сериалы - буду жить в картинной галерее!"). Интерес - внезапное желание интериоризации непостижимого, стремление инкорпорировать Другого в структуру личности: "Интересное - это то, чего нам не хватает, чтобы быть самими собой, или, точнее, стать теми,кто мы есть" (Эпштейн). Интерес связан с другими качествами, которые и рождают интеллектуальное движение вовне(и одновременно внутри!), - с творческим бесстрашием, с желанием вникнуть в суть, с вдохновенным связыванием разнородных слов и вещей, которые должны столкнуться во вспышке внезапного смысла. Смысла - то есть этого живого чувства мысли, одухотворяющей понятий и внушающей его переживание (с-мыслью).
Короче, откинем этот романтицкий брэд и снова процитируем хороших и умных людей (ибо мир делится на идиотов и хор...хороших людей и музыкантов): "Главное в образовании - то, что вы подумали, все -измы уйдут навсегда, а вот чувство - я об этом подумал - останется".