"Я и реки" Издание второе. Дополненное
Издание первое
http://boyaguzka.livejournal.com/170650.html
http://boyaguzka.livejournal.com/170827.html
http://boyaguzka.livejournal.com/171190.html
http://boyaguzka.livejournal.com/171448.html
Издание второе. Дополненное
Сочинение.
Тема сочинения: Я и реки
Водоток
Нахаль Беер-Шева
(ивр. Ручей Колодец клятвы)
Я никогда не стремилась налаживать отношения с соседями. Это позволяет сохранять нейтралитет с положительным знаком, мол «не дружу, но и не ссорюсь». Однако сложно никак не относиться к человеку, живущему рядом долгие годы. Так и с ручьём Беер-Шева. Шестнадцать лет я прожила в городе с его именем. Десять, в маленьком коттедже, района с названьем Нахаль бека (ивр. Ручей бека; бек (бей, эмир) - глава рода). Это сезонный водоток- «вади» и зимой он впадает в Нахаль Беер- Шева в полукилометре от дома. Соседи? Да, безусловно, соседи.
Нахаль Беер-Шева несёт свою грязную водичку на радость бедуинским овцам и верблюдам. Вокруг лишь пустынные холмы, а у русла выходы белого, хрупкого известняка.
Раньше на его берегах сплошной стеной стояли тамариски, и в разгар дня от него веяло прохладой. Кучи мусора принесённые ветром, остовы сгоревших, краденых, автомобилей. Летом его берега опрыскивают, чтобы предотвратить одиннадцатую, «не египетскую», казнь - комаров. Теперь ручью Беер-Шева предстоит окультуривание, на радость нам и на горе бедуинам, ведь в черте города верблюдов не попоишь, могут и посадить.
Говорят, Авраам пришёл в эти края и стал рыть колодец в совершенно мёртвой пустыне. И вырыл. Будь на моём месте Киплинг, то я написала бы, что это клятва водяного перемирия. Но всё было не так. Город колодцев и клятв. Так что с соседом у меня нейтралитет. Почему же я всё таки пишу о нём? Это просто. Эмигрантка, на твёрдой пылающей земле Негева, уходила в тамариски, чтобы дать отдых глазам, уставшим от жёлто- охристого цвета песка.
Прикрыв глаза, под журчанье слабенького ручья, можно было отдалённо, сильно постаравшись, представить себя сидящей на мягкой траве, под сенью скажем ольхи или ивы у переливающегося прохладного потока. Так отдыхают меняющие кожу мягкие души. Это как выпить с соседом, на кухне, ни к чему не обязывая, молча каждый о своём. Теперь, при сорока градусах, я начинаю немного хотеть пить, а при двадцати укутываю плечи. Теперь я лишь морщусь на неопрятного соседа, и в гости не хожу. Кожа обновилась.
http://boyaguzka.livejournal.com/170650.html
http://boyaguzka.livejournal.com/170827.html
http://boyaguzka.livejournal.com/171190.html
http://boyaguzka.livejournal.com/171448.html
Издание второе. Дополненное
Сочинение.
Тема сочинения: Я и реки
Водоток
Нахаль Беер-Шева
(ивр. Ручей Колодец клятвы)
Я никогда не стремилась налаживать отношения с соседями. Это позволяет сохранять нейтралитет с положительным знаком, мол «не дружу, но и не ссорюсь». Однако сложно никак не относиться к человеку, живущему рядом долгие годы. Так и с ручьём Беер-Шева. Шестнадцать лет я прожила в городе с его именем. Десять, в маленьком коттедже, района с названьем Нахаль бека (ивр. Ручей бека; бек (бей, эмир) - глава рода). Это сезонный водоток- «вади» и зимой он впадает в Нахаль Беер- Шева в полукилометре от дома. Соседи? Да, безусловно, соседи.
Нахаль Беер-Шева несёт свою грязную водичку на радость бедуинским овцам и верблюдам. Вокруг лишь пустынные холмы, а у русла выходы белого, хрупкого известняка.
Раньше на его берегах сплошной стеной стояли тамариски, и в разгар дня от него веяло прохладой. Кучи мусора принесённые ветром, остовы сгоревших, краденых, автомобилей. Летом его берега опрыскивают, чтобы предотвратить одиннадцатую, «не египетскую», казнь - комаров. Теперь ручью Беер-Шева предстоит окультуривание, на радость нам и на горе бедуинам, ведь в черте города верблюдов не попоишь, могут и посадить.
Говорят, Авраам пришёл в эти края и стал рыть колодец в совершенно мёртвой пустыне. И вырыл. Будь на моём месте Киплинг, то я написала бы, что это клятва водяного перемирия. Но всё было не так. Город колодцев и клятв. Так что с соседом у меня нейтралитет. Почему же я всё таки пишу о нём? Это просто. Эмигрантка, на твёрдой пылающей земле Негева, уходила в тамариски, чтобы дать отдых глазам, уставшим от жёлто- охристого цвета песка.
Прикрыв глаза, под журчанье слабенького ручья, можно было отдалённо, сильно постаравшись, представить себя сидящей на мягкой траве, под сенью скажем ольхи или ивы у переливающегося прохладного потока. Так отдыхают меняющие кожу мягкие души. Это как выпить с соседом, на кухне, ни к чему не обязывая, молча каждый о своём. Теперь, при сорока градусах, я начинаю немного хотеть пить, а при двадцати укутываю плечи. Теперь я лишь морщусь на неопрятного соседа, и в гости не хожу. Кожа обновилась.