Наконец-то попал на выставку Roma Aeterna из шедевров Пинакотеки Ватикана! Народу очень много, но экспозиция выше всяких похвал. Отдельно порадовал аудиогид: информативно, да и образцовое ударение в словах "роже́ница" и "мастерски́" нынче редко услышишь. Но этот мой пост не об орфоэпии, а о символике растений, изображенных на некоторых картинах выставки.
Вообще, будучи ботаном, я всегда обращаю внимание на все листочки и цветочки в живописи. Повзрослев я узнал, что раньше художники - будь то представители эпохи Возрождения или прерафаэлиты - ничего из мира флоры не изображали случайно. Всякое растение, особенно в картинах с библейскими сюжетами, несёт определенный канонический смысл.
Итак, разберу символику растений на трёх представленных картинах:
Мариотто ди Нардо. Рождество (ок. 1385 г.)
Внизу художник изобразил "кустики"
щавеля́ малого (Rumex acetosella) с его характерными копьевидными листьями. В английском этот щаве́ль называют овечьим (sheep's sorrel); и действительно, белый агнец из стада пришедших на поклон пастухов безмятежно пощипывает щавелевый "кустик". Однако в искусстве Раннего Возрождения щавель изображали не в качестве овечьей закуски. Это растение тогда часто означало родительскую любовь, что напрямую соотносится с сюжетом картины.
Одну из работ этого флорентийского художника школы Джотто можно видеть и в нашем Эрмитаже.
Джованни ди Паоло. Рождество и Благовестие пастухам (1440-45 гг.)
Этот ещё один итальянский художник периода Кватроченто, значительнейший из последователей сиенской школы живописи. Он очень любил декорировать фон фруктовыми деревьями. Здесь мы видим
деревья граната (Punica granatum).
Многозерновой плод граната символизирует многочисленные добродетели Богородицы, а также кровь Христову, и в таких смыслах часто изображается в руках Богородицы и младенца-Христа, сидящего на коленях Матери. Это и знаменитая
«Мадонна с гранатом» Ботичелли, и
аналогичная работа Леонардо да Винчи, и многие дугие.
Впрочем, и картина Джованни ди Паоло повествует прежде всего о первейшей добродетели Марии - её непорочности. Сидящие слева женщины - повитухи Гелома и Саломея, которых, согласно популярному в те времена апокрифическому Евангелию от псевдо-Матфея, Иосиф привел к Марии. Они долго не могли приблизиться к роженице из-за льющегося из пещеры ослепительного света, а когда Гелома всё же сумела войти, то, осмотрев Богородицу,
воскликнула: «…у Ней Дитя мужского пола, хотя Она девственница. Ничего нечистого не было при зачатии, и никакой болезни при рождении. Девственницей Она зачала, девственницей Она родила, и девственницей Она остаётся!» Саломея же (на картине она повернулась к Марии спиной), как разумная дама и опытный профессионал, поставила под сомнение возможность непорочного зачатия, а уж тем более недефлорирующего рождения. Чтобы проверить свои подозрения, она, испросив у Богородицы разрешения, попыталась провести ручное гинекологическое обследование. Но неверие обернулось бедой - рука повитухи тотчас отсохла. Лишь взмолившись к Богу и прикоснувшись к пеленам Младенца, Соломея получила прощение и была исцелена (ибо и правда несправедливо так карать за обоснованное сомнение добродетельную и богобоязненную повитуху, которая «...всегда ходила за бедными, не принимая вознаграждения; ничего не брала от вдов и сирот, никогда не отсылала прочь от себя недужного, не оказав ему помощи»). Принимая во внимание сюжетную линию с апокрифическими повитухами, вполне можно было бы соотнести символизм гранатовых деревьев с непорочностью Марии, а заодно и с грядущей искупительной жертвой младенца-Христа, лежащего в сияющей мандорле.
Однако возможно, на картине гранатовые деревья уходят корнями в более древнюю мифологию. Плод граната является атрибутом и древнегреческой Персефоны (в римской мифологии ей соответствует
Прозерпина), которую зёрна этого фрукта связывали с похитившим её Аидом. Аид согласился отпускать Персефону на землю к матери, но с возвратом. Шесть зёрен граната, которые Аид дал Персефоне (Плутон Прозерпине) перед расставанием, гарантировали, что каждые 6 месяцев в году красавица будет проводить с мужем в подземном царстве, а остальные 6 месяцев - с матерью. В итоге гранат стал символом верного брака, а заодно и загробной жизни. Эта видоизмененная символика перекочевала и в некоторые библейские сюжеты эпохи Раннего Возрождения, где гранат связывает Иисуса с людьми и с Отцом Небесным, а в данном случае может символизировать грядущую смерть Иисуса во искупление многочисленных грехов человечества.
Караваджо. Положение во гроб (1603-04 гг.)
Драматизм библейских полотен Караваджо выписан особой контрастной светотенью. Эта его знаменитая техника
тенебризма заставляет всматриваться в детали, словно со свечой в руке. По этой причине далеко не всё можно разобрать на репродукциях, вот и мне не удалось отыскать в сети иллюстрацию, на которой четко видна ветвь смоковницы, изображенная за воздетыми руками Марии Клеоповой. Впрочем, многие поколения зрителей и до меня не могли разглядеть на картине
смоковницу обыкновенную (она же фиговое дерево или инжир, а по-научному фикус карика (Ficus carica)) из-за вековой свечной копоти, покрывшей холст, покуда в начале 80-х картина не была отреставрирована. Теперь ветвь с фиговыми листьями отлично просматривается, но только если разглядывать картину вживую. Так что ради одного этого стоит попасть на выставку!
Вообще-то в христианском иконографии смоковница означает ересь. Как известно, Христос наложил проклятие на смоковницу, на которой не нашел плодов, после чего она засохла. Так что всюду в классическом искусстве фиговыми листочками прикрывались провинившиеся Адам и Ева. Но что же имел в виду художник, изобразив фиговое дерево над телом Христа и святыми?
Бунтарь по жизни и в искусстве, художник противопоставляет открытый трагизм и силу обытовлённой простоты своего «Положения во гроб» узаконенному хорошему вкусу того времени. Натуралистично грязные ногти и подчеркнуто простонародные сбитые ступни́ Иисуса и придерживающего его тело Никодима, чернеющая растительность на груди Христа, приковывающие внимание зрителя пальцы правой руки «любимого ученика» Иоанна, как бы случайно и неловко соприкоснувшиеся с раной Распятого, - всё это вопиёт против господствовавших в Европе того времени благочестивых художественных традиций позднего маньеризма и в то же время делает это произведение величайшим по силе эмоционального воздействия шедевром изобразительного искусства.
Так может, богопротивная смоковница на картине - следствие бунтарства и экстравагантного характера автора? Думаю, что на самом деле здесь символизм фигового дерева отсылает нас к сути самой
притчи о бесплодной смоковнице: Иисус иссушил дерево, чтобы показать, что иудейский народ будет отвержен за его неверие в Сына Божия. Новозаветное проклятие смоковницы стало символом отвержения тех людей, которые только мимикрируют под исполнителей Закона, а в действительности добрых плодов не приносят. Следовательно, можно полагать, что изображенная ветвь протестует против фарисеев, пославших Иисуса на Голгофу. А может, заодно и против фарисейства в искусстве?..
Если со смоковницей всё более или менее ясно, растение в нижнем левом углу вызывает куда больше вопросов. Без запоминающегося скипетровидного соцветия из желтых цветков его не сразу и определишь. И только розетка из характерной формы и жилкования листьев позволяет признать в юном побеге
коровяк обыкновенный (Verbascum thapsus). Караваджо любил изображать это растение, - оно же, причем в такой же ювенильной стадии, обнаруживается в двух его
Иоаннах Крестителях - из собрания Капитолийских музеев Рима (авторская копия экспонируется в галерее Дориа-Памфили) и из Музея Нельсона-Эткинс в Канзас-сити. И по-моему, здесь кроется подсказка.
Караваджо. "Иоанн Креститель" (1602 г.), Капитолийский музей, Рим
Вообще в игривых, не скрывающих своей наготы юношах из Рима признать Иоанна Крестителя могут лишь знатоки живописной агиографии. Присутствие в композиции изображения овна́ (а не ягнёнка!) в течение какого-то времени мешало узнать в её герое Крестителя. В XVII веке предлагалось светское истолкование сюжета, отсылающее к классической литературе буколического жанра - юношу называли «Фригийским пастухом» и «Коридоном». Виноградная лоза в правом верхнем углу, как и овен - классические символы сладострастия и гедонизма. Так что всё вроде бы сходится. Но о чём же говорит коровяк?
Иоанн, согласно словам самого Христа, «был светильник, горящий и светящий; а вы хотели малое время порадоваться при свете его» (От Иоанна 5:35). К этой евангельской фразе и отсылает изображение коровяка, из которого в то время изготавливали фитили - это растение традиционно связывалось с Крестителем. Тогда и виноград на картине приобретает совсем иной, библейский смысл - символ Крови Христовой. И ове́н здесь - жертвенное животное, да и главная тема картины - не изображение Предтечи, а образ Жертвы Христовой и Искупления. Вот так класические символы сладострастия более ранней мифологии преобразуются в христианские символы страстей Христовых. Без знания символики растений никуда!
Вот и в «Положении во гроб», изобразив так и не расцветший коровяк, приютившийся у Гроба Господня, Караваджо явно проводит связь между Христом и его ближайшим предшественником - Иоанном Предтечей, так же пострадавшем от злокозненных нечестивцев. Тогда, принимая во внимание совокупный символизм смоковницы и коровяка, и весь назидательный посыл трагической сцены воспринимается более обострённо - своим «Положением во гроб» Караваджо бичует фарисейство и неправедный земной суд.