"Ундервуд"
Протратила всё, что нажито непосильным трудом: неоконченные наброски, оцифрованные стихи, оцифрованные цитатовыписки из умных и не очень книг. Не, самадуравиновата, это кто бы спорил. Флэшки перепутала: очень уж киношечку хотелось. В принципе, оно и ладно, практически всё на бумаге сохранилось. Да и в компе надо порыться - вдруг я где в его недрах оставила нужную папку, да сама забыла. Гораздо обиднее было, когда я писала-писала стих на смартфоне, писала-писала - а потом одно неосторожное движение уничтожило всё написанное… попытка восстановить привела, конечно, к результату, но первый мне больше нравился. Почему на смартфоне? Да вот как-то я тогда ещё не восстановила в правах блокнот и ручку, ибо… ибо молчала я много лет.
А, собственно, всё это я вспомнила не к тому, чтобы пожаловаться или рассказать, какая я рассеянная девочка, а к тому, что ещё каких-то лет пятнадцать назад… ну ладно, не пятнадцать: каких-то лет двадцать назад (ой-ё! да мне тогда и помыслить о такой фразе было страшно - лет двадцать назад…)… Так вот, каких-то лет двадцать с небольшим назад ни одна, ни вторая ситуация были просто не возможны. Я писала, как и почти все другие-остальные, ручкой по бумаге (кстати сказать - Parker был, недорогой, но классный!), писала много, и бумагами был завален весь дом. То есть, абсолютно весь. Школьные годы (ни фига не чудесные), техникум, последнее десятилетие века ХХ-го - самой большой (и не достижимой) мечтой была печатная машинка. Иногда мама щедро давала денег на машинку из проката: обычно это была раздолбанная «Москва» с дурным шрифтом и заедающей кареткой. Но чаще говорилось проще: «Оно тебе это надо? Потерпи, позже возьмём». И да, хорошо, да, я потерплю, я буду очень-очень хотеть и терпеть, потому что лучше не ругаться, потому что, если поругаться, то машинки может и не быть никогда - а даже неделя в её, старенькой «Москвы», обществе гораздо лучше, чем вся жизнь без неё…
И вдруг, в самом конце восьмидесятых, в доме появилась своя! Печатная! Машинка! Не помню, откуда и каким образом она возникла: моё счастье зашкаливало, мне было не до мелочей. И она была прекрасна! Особенно - возрастом, который внушал уважение к долгожителю. Это, ребятки, был «Ундервуд». Один из первых русскоязычных. У него работало всё: и лентопротяжка, и каретка, и даже все-все-все клавиши. И шрифт… ах, какой изумительный у него был шрифт! Буква «о» была в разы больше всех остальных, она возвышалась гордо в неровной полосе строчек, а низ свой стыдливо пыталась присоединить к строчке ниже. Ни одна буква не была связана с другой горизонталью - нет, они плясали, словно нетрезвая толпа ирландцев в день Святого Патрика. По клавишам надо было бить с усилием ещё большим, чем по клавишам прокатной «Москвы». Но это была моя - моя!!! - печатная машинка. И я наконец-то смогла привести в относительно удобно читаемый вид рукописи, а так же тетради с чужими стихами. Замахнулась было на прозу - но тут дальше «Романа, который так и не был окончен» Бориса нашего Борисовича не продвинулась: тяжкая это, оказалась работа. В сочетании с учёбой, работой и тусовками особенно.
Я наслаждалась присутствием «Ундервуда» около года… А потом матушкин знакомый, руководивший тогда ДСО «Труд», предложил привезти его к ним в контору: почистить. Должен был прийти мастер: приводить в порядок конторские машинки. «Ундервуд» - не самая лёгкая вещь, а Суворовский от моего дома - не самое близкое место, но так хотелось, чтобы клавишки нажимались полегче… «Ундервуд» поехал к «Ятраням» в гости, а я стала ждать его возвращения… Не дождалась: через пару дней контору обокрали. Вынесли всё ценное: кубки, медали, призы - и печатные машинки. Все. Включая мой горячо любимый «Ундервуд»…
Более машинку я не приобретала: сначала не было денег вообще ни на что, а потом появился компьютер. И всё стало гораздо проще…
Но так обидно мне не было даже в тот день, когда из нашего дома вынесли всё золото, накопленное поколениями. Золото мне, в общем-то, безразлично… оно никак не может сравниться со стареньким антикварным «Ундервудом»…
А, собственно, всё это я вспомнила не к тому, чтобы пожаловаться или рассказать, какая я рассеянная девочка, а к тому, что ещё каких-то лет пятнадцать назад… ну ладно, не пятнадцать: каких-то лет двадцать назад (ой-ё! да мне тогда и помыслить о такой фразе было страшно - лет двадцать назад…)… Так вот, каких-то лет двадцать с небольшим назад ни одна, ни вторая ситуация были просто не возможны. Я писала, как и почти все другие-остальные, ручкой по бумаге (кстати сказать - Parker был, недорогой, но классный!), писала много, и бумагами был завален весь дом. То есть, абсолютно весь. Школьные годы (ни фига не чудесные), техникум, последнее десятилетие века ХХ-го - самой большой (и не достижимой) мечтой была печатная машинка. Иногда мама щедро давала денег на машинку из проката: обычно это была раздолбанная «Москва» с дурным шрифтом и заедающей кареткой. Но чаще говорилось проще: «Оно тебе это надо? Потерпи, позже возьмём». И да, хорошо, да, я потерплю, я буду очень-очень хотеть и терпеть, потому что лучше не ругаться, потому что, если поругаться, то машинки может и не быть никогда - а даже неделя в её, старенькой «Москвы», обществе гораздо лучше, чем вся жизнь без неё…
И вдруг, в самом конце восьмидесятых, в доме появилась своя! Печатная! Машинка! Не помню, откуда и каким образом она возникла: моё счастье зашкаливало, мне было не до мелочей. И она была прекрасна! Особенно - возрастом, который внушал уважение к долгожителю. Это, ребятки, был «Ундервуд». Один из первых русскоязычных. У него работало всё: и лентопротяжка, и каретка, и даже все-все-все клавиши. И шрифт… ах, какой изумительный у него был шрифт! Буква «о» была в разы больше всех остальных, она возвышалась гордо в неровной полосе строчек, а низ свой стыдливо пыталась присоединить к строчке ниже. Ни одна буква не была связана с другой горизонталью - нет, они плясали, словно нетрезвая толпа ирландцев в день Святого Патрика. По клавишам надо было бить с усилием ещё большим, чем по клавишам прокатной «Москвы». Но это была моя - моя!!! - печатная машинка. И я наконец-то смогла привести в относительно удобно читаемый вид рукописи, а так же тетради с чужими стихами. Замахнулась было на прозу - но тут дальше «Романа, который так и не был окончен» Бориса нашего Борисовича не продвинулась: тяжкая это, оказалась работа. В сочетании с учёбой, работой и тусовками особенно.
Я наслаждалась присутствием «Ундервуда» около года… А потом матушкин знакомый, руководивший тогда ДСО «Труд», предложил привезти его к ним в контору: почистить. Должен был прийти мастер: приводить в порядок конторские машинки. «Ундервуд» - не самая лёгкая вещь, а Суворовский от моего дома - не самое близкое место, но так хотелось, чтобы клавишки нажимались полегче… «Ундервуд» поехал к «Ятраням» в гости, а я стала ждать его возвращения… Не дождалась: через пару дней контору обокрали. Вынесли всё ценное: кубки, медали, призы - и печатные машинки. Все. Включая мой горячо любимый «Ундервуд»…
Более машинку я не приобретала: сначала не было денег вообще ни на что, а потом появился компьютер. И всё стало гораздо проще…
Но так обидно мне не было даже в тот день, когда из нашего дома вынесли всё золото, накопленное поколениями. Золото мне, в общем-то, безразлично… оно никак не может сравниться со стареньким антикварным «Ундервудом»…