Новая Старая Империя (Часть 2)
Конечно, директора корпорации «Рим» были вовсе не всесильны. Но этого и не требовалось. Главное, что акционеры жирели день ото дня. Десятина собиралась, земельные владения стремительно росли, а то, что политическая линия папства при этом напоминала истерику и меняла своё направление быстрее флюгера - это не волновало ни тех, кто дул, ни тех, кто вертелся. Ничего личного, бизнес есть бизнес. Королевства вокруг возникали как грибы-дождевики, тут же лопаясь. А потому «вечных» договоров просто быть не могло.
Крайне показательно в этом плане правление папы Стефана III и его ближайших предшественников. К началу его правления Византия, окружённая со всех сторон врагами, уже не могла жёстко диктовать свою волю в Италии.
Сначала Восточную Империю хорошенько разграбили то ли славяне, то ли болгары, то ли и те и другие вместе. С их мотивами всё ещё проще, чем с мотивами тех же готов. Собственно, вся эта заваруха, названная позднее «великим переселением народов», обязана своим началом очень простому факту: похолоданию. В IV-V веках закончился цикл молочных рек и кисельных берегов, и началось похолодание. Говорят, что даже самые южные земли нынешней Украины по итогам этого похолодания напоминали скорее Гринпегскую трясину, нежели сегодняшний благословенный чернозём.
Некоторые жители севера, такие как готы, разумеется, двинулись на юга, чтобы просто не вымереть с голоду. Очевидно, что и славяне, и их степные друзья-товарищи, то бишь всякого рода казаки-разбойники, и прочие пешие и конные скифы тоже были вовлечены в этот процесс. Просто так получилось, что они добрались до тёплых границ империи последними. Первые упоминания об этой волне появляются поздно и обнаруживаются новые мигранты лишь очень небольшими группами.
Но вот в районе 536 года происходит нечто из разряда совсем непредвиденных обстоятельств. Византийский историк Прокопий Кессарийский описал события следующим образом: «И в этом году произошло величайшее чудо: весь год солнце испускало свет как луна, без лучей, как будто оно теряло свою силу, перестав, как прежде, чисто и ярко сиять. С того времени, как это началось, не прекращались среди людей ни война, ни моровая язва, ни какое-либо иное бедствие, несущее смерть. Тогда шел десятый год правления Юстиниана». Произошёл некий катаклизм, приведший к началу мини-ледникового периода VI века. Холода привели к значительному снижению урожаев. Начался чудовищный продовольственный кризис, как всегда в такие эпохи возрос уровень антисанитарии, и в 540 году началась первая мировая эпидемия чумы, получившая название по тому же императору - «Юстинианова чума». А недоедание из-за нехватки продовольствия лишь усугубляло масштабы эпидемии.
По одной версии эта катастрофа была вызвана падением кометы. Ученые обнаружили маленькие шарики расплавленной породы в пробах льда из Гренландии, которые датируются как раз районом 536 года. Хотя химические анализы показали, что шарики эти вполне земного происхождения, однако, по словам исследователей, они вполне могли образоваться из осколков земной породы, которые в результате взрывов были выброшены в атмосферу.
По другой версии, это могло быть и крупное извержение вулкана. Но нам-то это не важно совсем. Главное, что шархнуло мама не горюй. Т.е. до 536 года северные соседи не часто радовали своим присутствием Византию, и системы укреплений, возведённых на Истре, вполне хватало, чтобы отбить у них охоту к незаконной миграции. Но в 536 году происходит описанный выше катаклизм, и вот уже в 540 некая группа славян вовсю грабит предместья Константинополя.
И это было только начало всех бед. С середины следующего века начинает своё наступление ислам. Судя по политической программе, вели арабов либо потомки первых крещёных иудеев-хасидов, которые откололись от остальных христиан, не признавших их богоизбранности, и бежали к арабам, когда были поименованы еретиками за свои ветхозаветные штучки. Уж если и есть у ислама какая непримиримость к неверным, так она точно хасидская. Хотя и на ессеев они совсем не похожи, поскольку пророк Иса не называется в Коране Мессией. Впрочем, это могло быть результатом идеологической правки, поскольку Мессией мусульман стал другой пророк - Мухаммад.
Но в любом случае, сходства между ранним исламом и самозабвенно ищущим истину ранним христианством не увидит только слепой. Одной из важнейших особенностей культуры арабского халифата по сравнению с устоявшимся уже католицизмом Западной Европы того времени, было широкое распространение светского, в том числе и научного знания. Благодаря чему мусульманская наука и культура раннего Средневековья ушла далеко вперед по сравнению с европейской.
Так, персидский поэт Низами Гянджеви, как и все его образованные сограждане, в XII в. не сомневался в шарообразности Земли, как и других планет солнечной системы, ему было известно о кольце вокруг Сатурна (в Европе это было заново «открыто» только Галилеем). В своих поэмах «Лейли и Меджнун», «Семь красавиц» Низами профессионально характеризует многие небесные светила, которые европейцам станут известны лишь после изобретения телескопа.
Крайне показательно, что поиск знания считался в раннем арабском мире главной ценностью(!), и не было никаких ограничений - ни социальных, ни этнических, ни религиозных - в учении и приобщении к науке. Поэтому и античные достижения, и культуру Ирана мусульмане воспринимали в целостном виде, а не только в той степени, в какой они отвечали интересам теологии (как это было в Западной Европе). Книги в халифате переписывались от руки, но существовали в невиданном для европейцев количестве, а это значит, что на них существовал огромный спрос. Ведь стремление выйти за пределы привычного знания постулировано в Коране, где записано: «Ищите знания, даже если вы в Китае», то есть даже в совершенно чуждом Вам мире. И в этом нет ничего удивительного, ибо сам Мухаммед называл пророка Ису не иначе как «словом Господним». А нам прекрасно известно, что говорил Иса по этому поводу: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мф. 5:6).
Отсюда становится соврешенно понятно, почему научные центры халифата организовывали и финансировали многочисленные путешествия в познавательных целях. Например, халиф аль-Васик организовал экспедицию на поиски железной стены на крайнем севере, за которой, по коранической традиции, были заключены чудовищные, опасные для человечества существа Йаджудж и Маджудж (библейские Гог и Магог). По крайней мере, до начала Крестовых походов мусульманская наука была самой передовой в мире.
И вот что теперь получается. Первая волна Рассеяния, запущенная пророком Исой, ушла в Европу и уже более-менее улеглась. С арабами же вернулась вторая волна, которая, дойдя до Аравии, переотразилась там от пророка Мухаммеда, и вот теперь новые актёры этого всемирного спектакля пришпорили лошадей и с гиканьем и улюлюканием явили свету собственное понимание Слова - ислам. Сказать точно, кто именно ознакомил арабов с текстами учения пророка Исы, трудно, но это вполне могли быть какие-то иудейские хасиды, принявшие, наконец, Иисуса всерьёз. А вообще, пусть этим вопросом занимаются имамы, не будем лезть в чужой монастырь.
Главное, что в VII веке бывшие еретики наносят мощный ответный удар, и обе части старой империи разом теряют свои африканские житницы - Египет и Тунис. А Византию враги окружают теперь со всех сторон, что лично я считаю весьма логичным. Не фиг было за счёт рабов жить. Даже Рим сподобился кое-что поменять и заменил абсолютное рабство условным рабством крепостничества.
А в православной Византии всё оставалось по-прежнему, и рабы при любом удобном случае присоединялись к врагам империи. Не исключено, что как раз благодаря множеству рабов славянского происхождения именно славянские дружины особенно часто терзали греков. Некоторые исследователи даже полагают, что английское слово «slave» - раб - произошло от самого названия славянских племён. А если это так, то любой набег даже небольших банд мог подобно снежному кому превращаться в самое настоящее славянское вторжение за счёт местных пахарей.
В общем, империя, даже не имея серьёзных противников, постоянно теряла влияние, и почти вся история Византии - это история угасания и упадка последнего осколка античного мира.
Единственной серьёзной попыткой сломить этот процесс можно считать правление императора Льва III Исавра. Одной из первых мер, которые он предпринял, была реформа, направленная на то, чтобы несколько почистить государственную религию. В том числе, Лев начинает борьбу с иконами. На самом деле проблема, конечно, была не в самих иконах, а именно в идолопоклонстве, в которое вырождалось почитание икон. И более чем верятно, что на подобные реформы Исаврянин был сподвигнут знакомством с исламской традицией. Более того, долгое время в Византии мусульман считали если не своими в доску, то писания Мухаммеда изучали серьёзно. При этом и сами мусульмане не рассматривали христиан как нечто враждебное или чуждое. Всё было даже наоборот. Например, существовал в арабских странах особый такой налог джизья, так называемый налог с «народов Писания» - христиан и иудеев. Так вот он был в несколько раз меньше, чем подать с язычников и зороастрийцев.
В общем, реформы Льва Исавра не на пустом месте возникли - это однозначно. А помимо идеологической реформы Лев начал и экономические преобразования, которые заключались, например, в том, что были, наконец, жёстко отрегулированы отношения между арендатором земли, крестьянином, и хозяином-землевладельцем.
Однако, вскоре выяснлось, что реформы императора Льва прямо били по римскому престолу. Иконоборческий эдикт покушался на прибыльное производство икон и мощей, располагавшееся в западных епископствах, ну а регулирование земельных отношений лишало папу возможности бесконтрольно наращивать свои владения.
Разумеется, император Лев III был тут же объявлен святотатцем и еретиком, стремящимся искоренить «истинную религию». К восстанию против него призывалась вся Италия, для чего религиозные лозунги были дополнены и политическим, с явным националистическим уклоном, мол, Италия должна отделиться от чужеземной, святотатственной империи с чуждыми константинопольскими императорами и патриархами. Параллельно с этим папы начали переговоры с лангобардами.
Но при всём своём недовольстве политикой Византии, Рим был уязвим перед теми же лангобардами, которые в случае полного поражения императора оказывались полными хозяевами Италии, что в прежние времена оборачивалось большой кровью. А рассчитывать на то, что эти времена миновали, было бы крупной ошибкой.
Вот тут можно очень чётко выделить направление мышления руководства любых финансовых фондов, которое очень ловко сформулировал в своё время Карл Маркс. Оказавшись между жадностью и страхом, папский престол без раздумий выбрал жадность, т.е. начал переговоры с лангобардами.
Флюгер завертелся. Папам Григорию II и Григорию III пришлось внести крупные денежные суммы лангобардскому королю Лиутпранду и даже уступить ему часть своих земель. Но когда в Риме убедились, что плодами победы над византийскими силами в Италии может воспользоваться лангобардский король, то тут же вступили в переговоры с Византией. При этом переговоры Римом же умышленно затягивались, поскольку он судорожно искал какую-либо третью силу, которую можно было бы поочередно направлять то на Византию, то на лангобардов и тем сохранить свои доходы.
Такую силу Рим нашёл во франкском короле Пипине Коротком, захватившем власть в Галлии. Туда и отправился папа Стефан III лично, чтобы договориться о защите Рима и от византийцев, и от лангобардов. Эта защита была выгодна и франкам, заинтересованным в том, чтобы не допускать усиления в Северной и Центральной Италии ни лангобардов, ни византийцев. На совете франкской аристократии в Керси на Уазе идея защиты «дела святого Петра и святой римской республики» была встречена сочувственно. Король Пипин обещал щедрые награды за участие в войне против лангобардов, и в 754 году при Сузе франки одержали над ними победу. Теперь Риму никто не угрожал, но в обмен на эту услугу папа Стефан III, в целях укрепления союза с франками, торжественно венчал Пипина королевской короной и запретил всем франкам на будущие времена под страхом отлучения от церкви выбирать королей из другой семьи помимо той, «которая была возведена божественным благочестием и посвящена по предстательству святых апостолов руками их наместника, суверенного первосвященника».
Отныне Пипин стал «божьим избранником» и «помазанником бога». Так начался союз между франкским троном и римским алтарем. Трон получил «божественную» основу, алтарь же устами Стефана III требовал за это вознаграждения. Пипин, торжественно передал папе отнятые у лангобардов земли. Этот «Пипинов дар» 756 года представлял собой значительную территорию. В ее состав входили: равеннский экзархат (включавший в те времена также Венецию и Истрию), Пентаполис с пятью приморскими городами (ныне Анкона, Римини, Пезаро, Фано и Сенегалья), а также Парма, Реджио и Мантуя, герцогства Сполето и Беневент и, наконец, остров Корсика. Что касается Рима и его области, то он не был в руках лангобардов, не был, следовательно, отвоеван у них Пипином, и не мог быть «подарен» папе, и вообще официально принадлежал Византии. Тем не менее, «Пипинов дар» включал и Рим, который и стал столицей папского государства, обычно называвшегося Церковной или Папской областью.
Это была новая ступенька для хозяев римской церкви. Но ступенька эта оказалась с подвохом. Её ещё надо было грамотно оформить юридически. Щедрый «дар» короля Пипина носил своеобразный характер. «Богопомазанник» давал папе то, что принадлежало не ему, а Византии: ведь Римская провинция со столицей не была завоевана ни лангобардами, ни франкским королем и продолжала формально оставаться по-прежнему во власти Константинополя. Но если Пипин давал то, что принадлежало другому, то папа получал то, чего брать не имел права. Будучи подданным византийского императора и утвержденным им в качестве римского епископа, папа, отправившись к франкскому королю под предлогом защиты императорских интересов, совершал прямую измену по отношению к своему государю.
Вот здесь мы можем ознакомиться с другой стороной стиля ведения дел а ля папа римский. Для того чтобы узаконить сей пируэт, в Риме был запросто сфабрикован фальшивый документ, названный позднее «Константиновым даром». «Константинов дар» представляет собою грамоту, якобы данную ещё императором Константином папе Сильвестру I. Подлинность ее была подвергнута сомнению ещё Николаем Кузанским, а подложность окончательно доказана Лоренцо Балла - гуманистами XV века.
В этой грамоте император за «наставление его в истинной вере» и «исцеление от проказы» якобы предоставлял кафедре наместников апостола Петра власть и почет, равные императорским, а также главенство над всеми христианскими церквами. Кроме того, папе давался ряд привилегий, церквам Петра, Павла и Латеранской - богатые дары, а римским кардиналам - звание сенаторов. «А чтобы первосвященническая верхушка не померкла», гласит грамота, папа получает высшую власть над Римом, Италией и всей западной частью Римской империи. Отдав власть над Западом папству, Константин ограничивал свое господство Востоком, «ибо несправедливо, чтобы земной император имел власть там, где небесный император учредил господство главы христианской религии».
Этот очевидный бред в течение почти тысячи лет являлся официальным документом. Впрочем, тот же Карл Пипиныч, именуемый Великим, после того как добился от папы провозглашения себя императором, далее смело поплёвывал на любые «Константиновы дары» тысячью различных способов.
В самом же Риме, благодаря вышеописанным событиям, окончательно и бесповоротно оформляется власть римских кардиналов, которые объявлялись теперь сенаторами по умолчанию, и самого папы. Это вызвало небольшую муждуусобицу, поскольку такие расклады не шибко обрадовали сенаторов старого образца, и они попытались провести в папы своего человека.
Но тогда всё закончилось победой церковников, и в 769 году, при поддержке франкского короля, был созван специальный собор в Латеранской базилике в Риме, с участием двенадцати франкских епископов. Собор постановил, что отныне в папы можно избирать исключительно кардиналов-священников или кардиналов-дьяконов и что светские лица, военные или гражданские, в особенности не жители Рима, будут исключаться из коллегии, избиравшей папу. Только после того как избрание папы формально признавалось правильным, лица недуховного звания, проживавшие в Риме, могли своими подписями как бы поддержать уже состоявшееся избрание.
Перед этим же собором предстал ставленник противников примата церковной власти Константин II, которому милосердно не снесли голову, а только выкололи глаза. Его обвинили в том, что он в качестве недуховного лица принял посвящение в папы. Стоя на коленях и умоляя о пощаде, Константин говорил, что он насильно был провозглашен папой и что не раз и до него в папы избирались недуховные лица. Собор не посчитался с этим заявлением Константина. Был сожжен акт о его избрании, посвященные им лица были признаны незаконно получившими духовное звание, самого же его заточили пожизненно в монастырь. В заключение, собор, желая показать, что ему не чужды и духовные интересы, подтвердил необходимость почитания икон и отлучил от церкви иконоборцев.
Теперь, вроде бы, рост влияния Рима не сдерживался ничем. Союз трона и алтаря был взаимовыгодным, и в канун рождества 800 года в Риме состоялась торжественная церемония коронации Карла Пипиныча, которого провозгласили императором. И уже казалось, что возвращаются старые добрые имперские деньки.
Карл начал наступление на восток и приступил к реконкисте имперских земель. Начал он с завоевания саксов. Ну, как завоевания, скорее это было порабощение. Многотысячные массы мирных саксов захватывались, насильно крестились в католики и отправлялись на пустующие после трёх веков разрухи земли империи, где их ждала вполне предсказуемая участь - все они становились крепостными. Как утверждает летописец, каждый из трёх саксов был переправлен на запад. Соратник Карла и его биограф Эйнгард говорит, что только за один раз 10 тысяч саксов с Эльбы было переброшено к Рейну.
Отобранные же у саксов огромные территории в современных Нидерландах, Вестфалии и Саксонии раздавались как воинам короля-императора, так и епископам, которые занимались обращением варваров в новую религию. В общем, происходило всё то же самое, что и при завоевании Америки. С одной той лишь разницей, что сами саксы были нужны завоевателям как дешёвая рабочая сила и перегонялись как скот на пустующие земли. А вот индейцам повезло меньше, Европа уже была перенаселена, а потому коренное население Нового Света без сожаления истреблялось за ненадобностью.
Представляя себя как верного слугу церкви, Карл стремился заручиться поддержкой главы западных христиан, что существенно повышало легитимность его власти. Со времён Пипина и его сына Карла сохранилось 13 грамот, освобождавших монастыри от всяких государственных взиманий (иммунитеты). Сын Карла Людовик Благочестивый, как можно понять из его погонялова, был особенно милостив по отношению к церкви: он передал ей множество государственных земель с большими поселениями (Бонн, Дюрен и др.). Он даже предоставил право чеканки собственных монет корвейскому и прюмскому аббатствам, а ряд монастырей получил от Людовика торговые и финансовые привилегии. Во франкской монархии церкви принадлежало от трети до половины всей земли, а доход от неё порой значительно превышал половину дохода всего королевства, в которую входили и многие другие статьи.
При этом сами папы не забывали и про свой основной источник экспансии - прекарии. Насколько в IX веке за счет свободных крестьянских земель обогатилась церковь, видно из того, что к концу этого века в Эльзасе из 435 поселений было 399 церковных; аугсбургский и лионский епископы имели по 1500 дворов, Зальцбург - 1600. Еще богаче были епископы Кельна, Трира, Вормса, Шпейера и Аахена. Некий документ 813 года указывает, что в это время маленькой церковью считалась та, у которой было менее 300 дворов, средняя обладала 3 тысячами, а богатой считалась церковь, имевшая более 8 тысяч дворов. Труд закрепощенных церковных крестьян, в особенности в монастырях, приносил большие доходы. Параллельно церковь усиленно занималась подъёмом промышленности, а именно виноделием, солеварением, разведением красящих трав, а также торговлей и ремеслом. В общем, если не заглядывать здесь далеко в будущее, то можно было бы даже сказать, что мудрое правление римских понтификов, хоть и имело к христианству никакого отношения, по крайней мере, возраждало мир и процветание в империи. Но суть-то как раз в том, что это действительно не имело никакого отношения к учению Христа, а потому любые успехи были только временными.
Папство окончательно превратилось в финансовую корпорацию, которую логично волновал лишь рост прибылей. Вся эта управленческая мудрость диктовалась лишь самыми меркантильными и низменными соображениями. А помимо логичного желания развить производственные мощности, Рим продолжал искать и другие способы высасывать ресурсы из окружающего мира. И самым одиозным из них была церковная десятина.
Первое упоминание о церковной десятине относится только к 567 году, когда епископ Тура, власть которого распространялась на Анжер, Нант и другие районы, обнародовал послание к верующим, в котором, наравне с необходимостью нравственного усовершенствования «христианского стада», требовал неукоснительного платежа десятой части всего имущества в пользу церкви. Папа всей силой своего авторитета поддержал турского епископа. И десятину в равной степени теперь взимали даже с нищих! Последним надлежало платить треть солида за каждого трудоспособного сына, чтобы «был снят гнев божий с ныне живущих, а в будущем платящие будут пользоваться всякими благами». А при Карле Великом десятина получила силу не только церковного, но и государственного закона. В середине IX века это новое обложение было освящено специальным церковным собором, который, ссылаясь на Ветхий Завет, угрожал отлучением от церкви всякому отказывающемуся платить десятину в ее пользу.
Но новую далеко не римскую военную аристократию и того же императора Карла не мог радовать рост экономической вовлечённости церкви. Собору 813 года в Type пришлось даже оправдываться в злоупотреблениях прекариями перед светскими феодалами, встревоженными быстрым ростом церковных владений. Собор заявил, что ограбления мелких собственников не может быть там, где «за земные и эфемерные блага приобретается вечное блаженство», а прекарное держание земли, как утверждала церковь, вело крестьянина в рай божий.
Но сама необходимость этих оправданий говорит нам о том, что свободные земли уже подходили к концу и церковь потихоньку втягивалась в конфликт с другими землевладельцами, у которых зубки-то поострее были, а на «земные и эфемерные блага» им было ой как не наплевать.
В итоге, сам император был вынужден начать конфискации земель у епископов, чтобы раздавать их своим бойцам. Это, разумеется, был весьма нежелательный и конфликтный вариант для обеих сторон. Компромисс заключался в том, что епископы теперь тоже должны были поставлять бойцов в армию императора, как это делали светские сеньоры. Например, уже после смерти Карла, 19 германских епископов и 10 аббатов отправили на театр военных действий 1480 тяжеловооружённых всадников, в то время как 20 герцогов, графов и прочей сеньоральной шпаны собрали втрое меньше.
Очевидно, что образованные церковные манагеры справлялись со своими задачами эффективнее, нежели братки-аристократы. А потому Карл и продолжил снабжать церкви и монастыри всё новыми землями, и привилегиями, перекладывая на церковь хозяйственные функции. Но параллельно с этим, Карл взял в свои руки и назначение епископов и прочих церковных чинов. Ну, право слово, нельзя же отдавать не приобретая. В целом, в отношении церкви Карл вел политику сходную с той, что проводилась первыми императорами Византии.
Но всё это благолепие стояло на жидкой основе. Те же епископы, вынуждены были отдавать в аренду землю всё тем же браткам-рыцарям, чтобы направить их потом в имперское войско. Таким образом, церковные чины оказывались вовлечёнными в общую феодальную иерархию. А местные церкви и их земли оказывались внутри владений крупных сеньоров, которые зачастую считали и церковные земли своей собственностью, в некотором смысле. Собственно, большую часть новых церквей светские сеньоры сами строили на своих землях, да и оживающие города тоже не отставали. Понятно, что просто так отдавать доходные епископские и аббатские места местные власти не хотели.
Папство ничего не могло противопоставить такому повороту событий, поскольку каков поп, таков и приход. Всем тоже хотелось делить гешефты, а потому очень быстро должности епископов, аббатов и священников были повсеместно выставлены на продажу. И надо сказать, что торговля за ценные церковные должности происходила в самом неприглядном виде: из-за десятины или другой какой-либо статьи шел ожесточенный спор между епископом и сеньором, а потом еще и между священником, с одной стороны, и епископом и сеньором - с другой. Нередко один сеньор покупал у другого церковь, с тем, чтобы перепродать ее церковнослужителю. Собственник земли, на которой была построена церковь, постепенно превращался в своеобразного рантье, получателя ежегодных процентов, обычно в натуральном виде. Такая купля-продажа церковных должностей, получила презрительное наименование «симонии».
По сути, в Европе образовался самый настоящий спекулятивный рынок церковных должностей. И дело даже не в самом рынке, а в том законе управления, который он отражает. Аристократическая верхушка свежесобранной воедино империи теперь снова ударилась в потребительский материализм и начала гонку за удовольствиями. И самым ярким примером для подражания были как раз новые священники-симонисты, основной целью которых было отбить потраченные деньги.
Однако, гонка за прибылями в условиях виртуальной феодальной структуры управления, очень быстро поставила всех участников перед необходимостью нового передела земель. И уже после смерти Людовика Карловича Благочестивого империя снова стремительно рассыпалась - амбиции и жадность Каролингов просто разорвали её на множество маленьких кусочков.
При этом феодализация не обошла стороной и церковь, как неотъемлемую часть общей управляющей структуры. Местные администраторы теократической корпорации всё чаще оказывались людьми посторонними, как правило, младшими сыновьями благородных семейств. И они, конечно же, тоже не видели никакого смысла делить свои доходы с бессильным центром.
Война за передел общеевропейской собственности привела к новому жестокому кризису. Только начавшееся было при Карле Великом восстановление экономики снова штопором ушло вниз. Что опять же создало очень серьёзный повод для брожения умов. А тут ещё и у викингов какой-то демографический взрыв случился.
Ранее-то короли с их крупными дружинами гоняли берсерков-одиночек легко, но теперь каждый был сам за себя, и любители сока из мухоморов доходили аж до Парижа. Правда, взять его не могли. Но скандинавы компенсировали эту неудачу оккупацией Нормандии, Аквитании, Сицилии, юга Италии и, видимо, ограблением значительной части севера Восточной Европы. Некоторые утверждают, что кое-где их даже звали на службу. Хотя, скорее всего, они приходили сами, никого не спрашивая.
Постоянные рейды ватаг скандинавских удальцов тем более раздражали население империи, что местные сеньоральные власти даже не пытались ничего сделать. Они просто растащили на стройматериалы остатки римских вилл и понастроили себе замков, где при любом шухере и запирались. В общем, этот бардак привёл к серьёзной дискуссии на тему как жить дальше.