Эта школа, школа бальных танцев...
Originally published at Студия "Гнозис". You can comment here or there.
- Я хотел бы, чтобы меня запомнили учителем танцев.
Так говорил Гурджиев своим ученикам. Это желание может показаться несколько странным, учитывая тот немалый багаж знаний, систему, которая оставалась после этого учителя.
Но потребность в освоении двигательного центра, физического уровня бытия осознавалась многими, не только Гурджиевым.
Можно вспомнить Рудольфа Штайнера и разрабатываемую им техники эвритмии. Или Михаила Чехова, чьё понимание жеста,движения, пластики выходило далеко за пределы театра.
В принципе, практически в любой духовной традиции мы найдём двигательные техники, будь то суфийские кружения или прыгуны в православной России. Зачастую традиция вытеснялась за пределы нормы, но всегда так или иначе проявляла себя. Часто традиция уходила в сферу искусства, порой забывая цель своего существования в принципе.
Вообще говоря, я не вижу особых перспектив в воспроизводстве, к примеру, тех сакральных движений, которые разрабатывались тем или иным мастером, к примеру тем же Гурджиевым и которые передавались его ученикам.
Не потому, что движения были ложными, а потому, что воспроизводство их без Гурджиева в общем-то сродни игре на футляре от скрипки. Возможно, что тот или иной педагог наполняет их своим смыслом, становится скрипкой, но это это уже иная школа, в пределах определённого жанра. Не более того.
Гораздо важнее осмысление самого принципа работы с телом, с движением. Двигательно-физический центр может дать многое в духовной работе, поскольку позволяет освоить техники не менее эффективные, чем работа с сердечным или ментальным планами.
Попытаемся разобраться в некоторых механизмах такой работы.
Для нас сегодняшних, жизнь разворачивается в череде сюжетов, сценариев, скриптов, программ, паттернов и т.д. Умение сочетать принципы мышления символического, вневременного и протяжённого, действенного - ощутимая. но трудно достижимое качество сознания для большинства из нас.
Умение проживать сущий момент бытия, не выпадая ни в прошлое, ни в будущее весьма непростое.
По сути дела, речь идёт о расширении границ настоящего.
Это - иное качество сознания, которое не так-то просто способно стать фактом нашей жизни, но всё же есть пути для освоения этого знания.
Речь идёт о том, что настоящее мыслится как выполняемая функция, действие единого четырёхмерного тела, действие, в котором и желательно пребывать.
Человек же чаще либо вспоминает прошлое, либо планирует грядущее, наша неспособность восприятия текущего момента - тот камень преткновения, о который спотыкается всякий идущий. Проблема, которая проговаривается в различных духовных школах, - "не думайте о завтрашнем дне", по сути своей есть форма ненасытности нижнего ума, жадность.
Отсюда и понимание требования быстрой и эффективной концентрации на символе, его поливариантной расшифровке, В этом - качество нашего времени. Насыщенность информационного потока сегодня такова, что мы, наверное, можем говорить о довольно ощутимом качественном изменении восприятия.
Человек воспринимает значительно более широкий поток, однако осознанность этого восприятия определённо запаздывает.
В результате личность становится объектом для манипуляций и управления.
Человек не только не видит себя целостным объектом во времени, он не видит и того, как он проявляется в каждый миг времени. То есть, он плохо владеет механизмами проявления себя в мире.
Задача освобождения человека - комплексная, трудно, к примеру, опираться на освобождение только ментального центра. Или - только сердечного. Такое освобождение будет не совсем полным.
Дело в том, что нижние центры довольно трудно управляемы ментально.
То, что вы думаете, к примеру, мало влияет на физиологические желания. Это общеизвестный факт. В принципе это связано с тем, что у нижнего центра есть как бы отдельный ум. сознание. Об этом говорил Гурджиев, подчёркивая важность работы с нижними центрами.
Ведь это то самое, что отвечает за функции, которые мы считаем автоматическими - дыхание, пищеварение, половой инстинкт.
Мы говорим слово "инстинкт", но слово остаётся пустым - на самом деле оно ничего не объясняет. Это не автоматизм, а своеобразное сознание нижнего центра. Весьма развитое в своей сфере. Формальное соотнесение этого ума - с позвоночником и нижними чакрами.
Взять его под действительный контроль за счёт только верхних центров - получается лишь отчасти - всё равно будут "пробои". К примеру, это нижнее сознание знать ничего не знает о обетах и религиозных взглядах человека.
Люди с трудом понимают этот факт. Они почему-то думают, что если они что-то узнали, то и сфера их физических желаний, к примеру изменится.
Часто полагается, будто бы целомудрие, умеренность в пище и т.д. придут именно в результате нового взгляда на жизнь, веры и т.д. А человека отчего-то по-прежнему и долго ещё тянет на мясо, секс и проч. Тут нечему удивляться. Ведь дыхание или пищеварение прямо не зависят от вероисповедания - не так ли ?
Поэтому, к примеру, нижнее сознание как было ориентировано на половые связи, так и осталось. К примеру, у мужчины это сознание "хочет женщину", ничего не зная о том, что на дворе - пост.
Есть трудность для духовного человека в принятии того факта, что между идеей и физическим телом есть какой-то зазор, инерция. Да, сознание формирует физическое тело.
И оно ж еформирует запрос, продавливает каузальную - событийную сферу. То есть тут нужно понять, что нижние центры имеют своё качество сознания, свой ум.
И вот, сообразно запросу этого центра, в жизни мужчины появляется женщина, которая ищет секса.
Он может удивляться - "как так, я тут пощусь, думаю о возвышенном, а вот ведь - какой соблазн!"
Некоторые приписывают такие искушения действию различных бесов, меж тем, как все бесы - это их же сознание нижнего центра, а мир как всегда только отражает состояние сознания, только - нижнего, не слишком-то контролируемого ментально.
Поскольку большинство из нас не работало с практиками очистки нижних центров, мы будем всегда оказываться в ситуации неполного результата и непонимания себя. Хотите не зависеть - нужно учиться работать с нижним центром.
К примеру, есть практика исихазма с концентрацией на пупке.
Двигательные техники уникальны тем, что возможно разработать довольно комплексную систему, которая будет затрагивать все три уровня - двигательный (физический), астральный (эмоциональный) и ментальный (мыслительный).
Одновременно с этим, возможно учитывать бытие человека во времени-пространстве и умение концентрироваться в собственной замкнутой форме. Иначе говоря, речь будет идти об освоении четырёхмерности бытия.
Вообще говоря, скольжение сознания по шкале времени проявляется в образе многовекового ожидания мессии. Это устремление в век завтрашний, ощущение неполноты, ущербности дня сегодняшнего - заметная черта иудаизма, в системе ценностей которого человек ценен либо своими корнями от Авраама и Моисея, либо ожидает грядущего Спасителя. В такой картине мира нет места для учителя, который уже пришёл. Чтобы его заметить, а тем более принять, необходимо изменить саму картину мира.
Вечное иудейское недовольство - фараоном, качеством земли, вкусом манны небесной, вавилонским пленом, соседями - словом всем, на что бы не обращалось бегущее внимание изначально предполагал, что ничего действительно важного в существующий в данный момент быть не может. Земля обетованная хороша лишь в части её недостижимости, в войне за неё, в надеждах о в воспоминаниях.
Поиск территории счастья, земли обетованной напрямую связан с движением, с выходом за границы себя, своего мира.
Ветхозаветный человек вечно движется, ищет, перемещается телом и сознанием. Он вечно не тут, вечно не успокоен.
Античная форма сознания принципиально иная.
Форма, в которую облекается всё сущее в этом мире изначально статуарна, полна значения и существует как бы вне окружающей среды. Такова древнегреческая структура, она полна собой и практически не нуждается в пространстве вокруг себя. Об этом замечательно писал А.Ф. Лосев, показывая насколько античный человек был чужд фактору времени, протяжённости, сюжета, в частности писал :
...лишённые чувства времени, дали, бесконечного, греки были лишены и вообще всякого чувства заднего плана, потустороннего. Для них существовал только передний край бытия. А поэтому существование они могли понимать только как ряд случайностей. <...> Наша история есть история великих зависимостей; она построена контрапунктически. Античная история, и не только картина у таких историков как Геродот, но и полная действительность есть история анекдотов, т. е. представляет собой сумму статуеобразных частностей. <...> Телесно- осязаемый элемент является выразителем исторического, демонического случая<..> то, что случилось с Эдипом, совершенно внешним образом ничем не обоснованное и не вызванное, могло случиться со всяким без исключения человеком. Такова форма мифа.
<...>
Протяжённость, для античных людей значит телесность, для нас - пространство, в котором отдельные предметы "являются" функцией.
Такая метафизичность античного мироощущения предопределяет и особенность построения бытия. Исчезает функциональность типажей, так астрология той эпохи описывает типажи как статуи, как данность. Психологии - развития человека во времени этот тип астрологии не знает и знать не может в принципе. Ведь человек неизменен
Для античного человека нельзя определить задачу по действию, цель бытия, выделить предлагаемые обстоятельства событийного ряда. В античности не работает выявление различий способом построения действенного конфликта. Действие, время вроде бы ничего не значат.
О. Шпенглер ("Закат Европы") предлагал определить душу античной культуры как "избравшую чувственно-наличное тело за идеальный тип протяжённости", называя культурой "апполоновской". Ей противопоставляется "фаустовская" душа, пра-символом которой является чистое беспредельное пространство, а "телом"- западная культура. По сути дела, фаустовский тип сознания есть воспринятый Европой ветхозаветный иудейский характер мировосприятия.
Таким образом в античности
- Всякая идея дана как природа.
- Идея превосходит внешнее выражение
Для примера можно привести описание выразительных средств в театре античности, замечательные характеристики которых мы находим опять же у Шпенглера:
Аттическая драма требовала, вместо мимики лица, неподвижную маску с толстыми, широко раскрытыми губами, следовательно, она не допускала характеристики души, так же как не допускались портретные статуи. Далее она требовала котурнов и превышающий человеческий рост размеры фигур, обмотанных со всех сторон до неподвижности, с волочащимися по земле одеждами,- и этим устраняла индивидуальность явления. Наконец, она требовала монотонно - звучащий сквозь трубкообразное отверстие маски декламации нараспев, каденции которой, нечувствительные для уха отмечались для глаза опусканием палочки. Этим доводился до крайних пределов статуеобразный, эвклидовский характер сценической картины. Слово и явление отнюдь не должны были вызывать чувства пространственных далей, душевных горизонтов и перспектив времени.
Из столь обширной цитаты следует мысль о том, что изначальная условность задаёт идеальные возможности для создания такой модели действительности, отличие которой от реальности будет очевидной нормой. Это станет смыслообразующим фоном жизни духа. Бытие человека мыслится на фоне действительности явно отличной от видимой реальности. Это отчуждение от видимой реальности станет смыслообразующим принципом жизни человека античности.
Для нас сегодняшних такое восприятие воспринимается как вторая реальность. Это не обычная жизнь, в ней люди не живут как обычно, места обычному анализу их поступков здесь не оставлено, да и не ведут они себя здесь обычно. Их необычность уже незаметна в качестве смысла, поскольку она - лишь норма и фон. Можно утверждать, что античное мировосприятие представляет собой череду действенно вообще не организованных знаков. Каждый из знаков почти самодостаточен, рельефен, скульптурен по сути своей. Скульптурность - принцип отмечаемый многими исследователями. "Искусством изолированного тела" называет Лосев греческое мирочувствие в культуре, так развивая свою мысль :
Каждая фигура стоит отдельно. Пространство между ними, атмосфера <...> не подлежит никакому художественному изображению. Грек игнорирует тот факт, что далёкие предметы кажутся маленькими, он вообще игнорирует даль и горизонты. Статуя есть экстракт близкого, беспространственного, оптически исчерпаемого. Она знаменует собой центр тяжести античного искусства. Драма по образцу стала искусством знаменитых трёх единств, прежде всего единства места, представлявшего собой принцип статуарности.
Статуя, как пра-символ античного искусства, казалось бы вновь возникает вместе с именем Этьена Декру. Его la mime statuare - классическая античность? Казалось бы, да... Уж не Шпенглер ли первый разработал принципы творчества современных движенцев?
Но есть, однако, момент существенного различия, фактической противоположности. Об этом сам Э. Декру вполне отчётливо заявляет в своей статье "Право на несчастье" (1951 г.):
Обратимся к скульптуре. Преисполненный внутренней безмятежности Майоль во всём блеске своего таланта трогает нас меньше, чем страдающий Роден при всех своих недостатках. Я уверен, что египетская и африканская скульптура производит на нас большее впечатление, чем греческая, лишь потому, что побуждает беспокойство.
Техника la mime - синтетическая, адресующая нас одновременно к двум составляющим - к принципу античной статуарности и к жесту - освоению пространства - к действенному, временному началу.
Фаустовская драма характеров и апполоновская драма возвышенного жеста соединяются в последовательности "поза-движение-жест". действительности, где указанная условность является смыслообразующим фоном.
Таким образом, занятия движением одновременно обращают человека как к работе со всеми основными центрами, так и к работе в двух системах координат - в пространственно -временной горизонтали сюжета, психологии, так и в вертикали символического погружения в форму.
Речь идёт о понимании человека как символа, развивающегося во времени.
Движение может оказаться важнейшим элементом духовной практики и даже духовной практикой как таковой.
Конечно, и это условность, ведь так называемое «настоящее» только пересечение четырёхмерного тела с трёхмерным миром.
В общем-то, работа над осознанием этого факта и есть особая фирма движенческий медитативной практики.
Чтобы расшифровать это хотя бы на примере пятиминутного движенческого этюда, танца допустите, постарайтесь допустить, что тело исполнителя не есть то, что видится в данный момент.
Представьте, что тело - это вся протяжённость состояний, поз, движений, жестов на площадке. То есть это будет единое тело танца, этюда. И всё тело при это существует одномоментно, разом, целостно.
Конечно, сначала такое представление будет исключительно результатом работы ума, действительное восприятие бытия в такой форме придёт не сразу.
Но в какой-то момент это получится - воспринять движение, как четырёхмерное целое, где физическая полнота тела не раздроблено во времени, а дано сразу.
Это будет настоящий момент, расширенный до диапазона образа, целостного символа, которым является танец, этюд.
Конечно, это ещё не полное восприятие четырёхмерности, но уже некоторое практическое узнавание бытия за пределами времени.
Это - личный опыт, это - знание, что так оно и есть, что на самом деле физическое тело в ту или иную секунду есть просто результат пересечения четырёхмерного тела танца с трёхмерным миром сцены.
И понимание, что если танец существует сразу во всех своих кусочках, во всех позах, во всех жестах, то всё, что может сделать танцор - лишь максимально точно проявить это тело танца в трёхмерном мире.
И так, кстати, и вся наша жизнь...
P.S.
Есть ещё одна важнейшее качество - контрапунктность развития всякого сюжета, в котором проявляется принцип троичности и семиричности. Техники движния отлично справляются и с осмыслением этой темы. Но об этом мы вскоре поразмыслим отдельно.
Так же по теме вся подборка материалов "Сакральные движения"