verses
В старые времена кабак называли "кружало".
Там играли в кости, их называли зернью.
В церквях на Пасху читали "Смерть, где твое жало?".
Царя называли батюшкой, народ называли чернью.
Все равно, как что называлось, все куда-то девалось,
и поэт со своим Парнасом, и философ с рабочим классом,
все равно все это смешалось, а война была детская шалость,
и солдаты были людьми, а не красным пушечным мясом.
Не говорите мне, что все это было иначе.
Позволим прошлому быть нелепой хорошей сказкой.
Что толку нам сейчас во вселенском плаче,
страх полезнее - лучше ходить с опаской.
Лучше ходить с опаской. Лучше ходить с оглядкой.
Лучше сидеть на скамейке под огромным платаном.
А еще веселее ребенку в песке ковырять лопаткой.
И еще веселее Пушкину на бульваре стоять истуканом.
И еще веселее голубю расклевывать хлебную корку,
и еще веселее коту осторожно ступать по карнизу,
и еще веселей старику возвращаться в свою каморку
и старухе - смотреть на Господа Бога снизу.
Там играли в кости, их называли зернью.
В церквях на Пасху читали "Смерть, где твое жало?".
Царя называли батюшкой, народ называли чернью.
Все равно, как что называлось, все куда-то девалось,
и поэт со своим Парнасом, и философ с рабочим классом,
все равно все это смешалось, а война была детская шалость,
и солдаты были людьми, а не красным пушечным мясом.
Не говорите мне, что все это было иначе.
Позволим прошлому быть нелепой хорошей сказкой.
Что толку нам сейчас во вселенском плаче,
страх полезнее - лучше ходить с опаской.
Лучше ходить с опаской. Лучше ходить с оглядкой.
Лучше сидеть на скамейке под огромным платаном.
А еще веселее ребенку в песке ковырять лопаткой.
И еще веселее Пушкину на бульваре стоять истуканом.
И еще веселее голубю расклевывать хлебную корку,
и еще веселее коту осторожно ступать по карнизу,
и еще веселей старику возвращаться в свою каморку
и старухе - смотреть на Господа Бога снизу.