Шанталь Акерман: Однажды Пину спросили...
Два года назад я тут написал рецензию на "Пину" Вима Вендерса. Сейчас перечитав, я вижу, что хорошо написал. Но дело в том, что два дня назад я посмотрел фильм Шанталь Акерман про Пину, снятый в 1982-м, и теперь Вендерсовский фильм кажется мне совершенно необязательным. Вендерс сделал изящную и красивую вещь. Но вокруг столько изящного и красивого... Выходишь из кино, Бродвей пересекается с Коламбусом, желтые такси едут мимо Линкольн-центра, здания все эти сумасшедшие, свет удивительный...
Так получилось, что Пина Бауш умерла между съемками и монтажом фильма, и "Пина" стала и стала чем-то вроде надгробья Пине. Роскошным памятником. А Акерман создала нечто принципиально другое: не роскошь, а средство передвижения. Что-то вроде космолета для перемещения в другие галактики. Тебя с первых же кадров уносит черт знает куда из этой реальности. И ощущение, что побывал в каком-то совершенно непредставимом месте остается с тобой раз и навсегда.
Гении в природе встречаются редко. Еще реже они интересуются друг-другом. Тут надо было чтобы звезды очень счастливо сошлись. В 1982 году, когда Акерман решила сопровождать Бауш в гастрольном туре и снимать выступления ее трупы, обе были на пике своих творческих возможностей. И cлучилось удивительное пересечение. Две гениальные женщины идеально дополнили друг друга.
Самое поразительное в ранних постановках Пины Бауш, это то, как она почти в буквальном смысле выворачивает танцоров наизнанку. Это как перчатку вывернуть. Как будто все, что внутри человека, все что человек-в-себе, человек-для-себя, превращается в человека-для-зрителя. Зрелище бесстыдное и одновременно завораживающее в своей незащищенности. До невыносимости.
Акерман же всегда делала нечто прямо противоположное: ее персонаж настолько обращен в себя, от зрителя, что снаружи видна только гладкая все отражающая поверхность. Но и в этой поверхности есть какое-то обнаженное бесстыдство. Похоже, фокус в том, что в обоих случаях к нашему лицу подносят зеркало. Но мы видим в нем наше отражение так, как не видели до сих пор. И мы начинаем про себя что-то такое понимать, чего возможно понимать и не хотели.
Акерман, соединив собственный метод с тем, что делает Пина получила какое-то такое двухсторонее зеркало. Куда-там любому 3D... У ней 4, 5, 6D. Фильм длится меньше часа, но каждый кадр настолько эмоционально насыщен, что часто хочется просто хочется отвезти взгляд от экрана. Но и это невозможно сделать.
Не знаю осознанно или нет, но точно не случайно, первые же кадра фильма - это съемка танца сзади, не просто со спины, а и из полуоткрытого на сцену дверного проема. Мы слышим музыку, восклицания, топот ног, видим проносящиеся в проеме черные силуэты, но при всем желании не можем восстановить полной картины. Это какой-то удивительный выверт. Фильм начинается даже не с изнанки, а с задника. Мы видим полуоткрытую дверь, и сразу понимаем, что там какая-то другая жизнь, качественно другое пространство. И нам немедленно хочется оказаться за этой дверью.
В постановках Пины Бауш театра обычно больше, чем хореографии. Сцена важнее танца. Акерман же в кино скорее хореограф. Ее работы это такой довольно вычурный балет. В "Жанне Дильман" монотонность жеста побеждает монотонность времени. В фильме про Пину трудно отличить балетные номера от сцен, снятых в артистической уборной. Актеры пудрятся, гриммируются, готовятся к выступлению. И это тоже балет. Поставленные Бауш, но снятый Акерман. Хореография общая.
Честная камера Вендерса пытается добросовестно впихнуть в трехмерный аквариум пространство сцены. Акерман отсекает все, что кажется ей лишним. Она как бы переорганизует сцену занов. Но при этом в ее кадре остается гораздо больше Пины чем Вендерс теряет в своем.
У фильма странное название. Это название гораздо понятнее сейчас, чем 30 лет назад, когда он снимался. "Однажды Пину спросили". Пину действительно спрашивают только однажды. Спрашивает Шанталь Акерман в самом конце фильма: "Что ты думаешь о будущем?" Пина смущается и не знает, что сказать. Ну вот, будущее и наступило...
Весь фильм Акерман. Посмотрите пока он доступен. Лучше, конечно в кино, но и так не пожалеете...
Так получилось, что Пина Бауш умерла между съемками и монтажом фильма, и "Пина" стала и стала чем-то вроде надгробья Пине. Роскошным памятником. А Акерман создала нечто принципиально другое: не роскошь, а средство передвижения. Что-то вроде космолета для перемещения в другие галактики. Тебя с первых же кадров уносит черт знает куда из этой реальности. И ощущение, что побывал в каком-то совершенно непредставимом месте остается с тобой раз и навсегда.
Гении в природе встречаются редко. Еще реже они интересуются друг-другом. Тут надо было чтобы звезды очень счастливо сошлись. В 1982 году, когда Акерман решила сопровождать Бауш в гастрольном туре и снимать выступления ее трупы, обе были на пике своих творческих возможностей. И cлучилось удивительное пересечение. Две гениальные женщины идеально дополнили друг друга.
Самое поразительное в ранних постановках Пины Бауш, это то, как она почти в буквальном смысле выворачивает танцоров наизнанку. Это как перчатку вывернуть. Как будто все, что внутри человека, все что человек-в-себе, человек-для-себя, превращается в человека-для-зрителя. Зрелище бесстыдное и одновременно завораживающее в своей незащищенности. До невыносимости.
Click to viewАкерман же всегда делала нечто прямо противоположное: ее персонаж настолько обращен в себя, от зрителя, что снаружи видна только гладкая все отражающая поверхность. Но и в этой поверхности есть какое-то обнаженное бесстыдство. Похоже, фокус в том, что в обоих случаях к нашему лицу подносят зеркало. Но мы видим в нем наше отражение так, как не видели до сих пор. И мы начинаем про себя что-то такое понимать, чего возможно понимать и не хотели.
Акерман, соединив собственный метод с тем, что делает Пина получила какое-то такое двухсторонее зеркало. Куда-там любому 3D... У ней 4, 5, 6D. Фильм длится меньше часа, но каждый кадр настолько эмоционально насыщен, что часто хочется просто хочется отвезти взгляд от экрана. Но и это невозможно сделать.
Не знаю осознанно или нет, но точно не случайно, первые же кадра фильма - это съемка танца сзади, не просто со спины, а и из полуоткрытого на сцену дверного проема. Мы слышим музыку, восклицания, топот ног, видим проносящиеся в проеме черные силуэты, но при всем желании не можем восстановить полной картины. Это какой-то удивительный выверт. Фильм начинается даже не с изнанки, а с задника. Мы видим полуоткрытую дверь, и сразу понимаем, что там какая-то другая жизнь, качественно другое пространство. И нам немедленно хочется оказаться за этой дверью.
В постановках Пины Бауш театра обычно больше, чем хореографии. Сцена важнее танца. Акерман же в кино скорее хореограф. Ее работы это такой довольно вычурный балет. В "Жанне Дильман" монотонность жеста побеждает монотонность времени. В фильме про Пину трудно отличить балетные номера от сцен, снятых в артистической уборной. Актеры пудрятся, гриммируются, готовятся к выступлению. И это тоже балет. Поставленные Бауш, но снятый Акерман. Хореография общая.
Честная камера Вендерса пытается добросовестно впихнуть в трехмерный аквариум пространство сцены. Акерман отсекает все, что кажется ей лишним. Она как бы переорганизует сцену занов. Но при этом в ее кадре остается гораздо больше Пины чем Вендерс теряет в своем.
У фильма странное название. Это название гораздо понятнее сейчас, чем 30 лет назад, когда он снимался. "Однажды Пину спросили". Пину действительно спрашивают только однажды. Спрашивает Шанталь Акерман в самом конце фильма: "Что ты думаешь о будущем?" Пина смущается и не знает, что сказать. Ну вот, будущее и наступило...
Весь фильм Акерман. Посмотрите пока он доступен. Лучше, конечно в кино, но и так не пожалеете...