о парадоксах Салтыкова-Щедрина.
Оригинал взят у marss2 в о парадоксах Салтыкова-Щедрина.
Салтыков-Щедрин был и остался парадоксальным писателем. Противоречивых биографий много, однако тут удивление начинается прямо с первой строчки, то есть - даже с имени.
Михаил Евграфович Салтыков был отпрыском старинного дворянского рода, но был шестым ребёнком в семье, не такой уж богатой. Осматривая случайным путешественником место его рождения, село Спас-Угол, в котором уцелела только церковь, я обнаружил, что имение обратилось в прах, и прах этот порос какими-то неизвестными постройками. И это при официальной популярности его фигуры в нашем социалистическом Отечестве.
Странность тут в том, что большая часть русских читателей воспринимает его как человека с двойной фамилией, меж тем он был настоящий Салтыков, а Николай Щедрин, или «Н. Щедрин», всего лишь псевдоним.
То есть существовало, по сути два совершенно разных, если не противоположных, человека: государственный человек Михаил Евграфович Салтыков и публицист Николай Щедрин
В прежних изданиях его книг (в самых первых значился просто «Щедрин»), ещё писали М. Е. Салтыков (Н.Щедрин), а потом скобки куда-то подевались, одна из них распрямилась и превратилась в дефис.
То есть существовало, по сути два совершенно разных, если не противоположных, человека: государственный человек Михаил Евграфович Салтыков и публицист Николай Щедрин.
И понемногу писатель слился с чиновником, будто два рода соединились каким-то странным браком.
Второе обстоятельство, что вызывает некоторое удивление - именно чиновническая деятельность. Русский писатель всенепременно чиновник неуспешный, он рано бросает это дело, и успех приходит к нему именно что литературный.
Но Михаил Евграфович, наоборот, был чиновником чрезвычайно успешным, окончил сперва Царскосельский лицей, а потом, хоть медленно начинал, круто пошёл в гору.
Несмотря на то, что за вольнодумство его сослали в Вятку (так что уже в самом начале пути он воспринимался как элемент, из общей картины выделяющийся), он вскоре стал служить при канцелярии губернатора.
Через два года стал советником губернского правления, причём в это же время женился на дочери вице-губернатора.
Для ссыльного (в современном представлении) это довольно своеобразный послужной список, не говоря уж о том, что потом он стал вице-губернатором в Рязани, а потом и в Твери.
Слово «губернатор» так часто повторяется в его биографии, что не очень внимательный читатель и считал Салтыкова настоящим губернатором, повышая его в звании на ступень.
То, что успешный чиновник становится не просто писателем, а писателем сатирическим, можно сказать - вольнодумным, и есть второе парадоксальное обстоятельство.
Нет, и сейчас некоторые чиновники пишут книги, но довольно редко - художественные. Нынешний министр культуры, правда, написал их несколько - но не сказать, что его литературная слава превзошла известность тех политических решений, что он озвучивает.
А вот у Михаила Евграфовича это как-то получилось. Он удивительным образом слил воедино чиновника и писателя. Говорили, что его супруга так до конца и не понимала смысл его литературных занятий и называла их не иначе как «Мишелевы глупости».
Но такое как раз много у кого бывало.
Есть и третий парадокс - многие его знаменитые тексты жёстко привязаны к тем моментам русской жизни, что теперь не то что неизвестны широкому читателю, но и для историка-неспециалиста требуют комментария.
А как вышла сатира, так оказалось, что она описывает универсальную ситуацию, что повторяется в России вновь и вновь, из года в год, и эпиграф из Салтыкова-Щедрина ей, этой ситуации, как нельзя лучше подходит.
В этом третья точка удивления читателя - то, что было актуальной публицистикой, даже колумнистикой, превратилось в литературу.
Салтыков-Щедрин разъяснён наподобие булгаковской совы в советской школе. Он разъят там на части и санкционирован ленинскими цитатами.
Писатель Салтыков-Щедрин был чрезвычайно афористичен и разошёлся в этих цитатах не хуже нынешнего Пелевина
Но прилежный читатель обнаруживает, что как раз знаменитая фраза Ленина об учении, как раз употреблена Салтыковым ещё в 1868 году в одной театральной рецензии: «не век же печатные пряники есть, а надо учиться, учиться, учиться... „Ганя!“ „Соня!“ восклицают эти любовники науки, и уж целуются же они... Боже мой! как целуются, повторяя свои клятвы быть верными науке! Тоска по науке так и охватывает зрителей-столоначальников при виде этих надрывающих душу сцен, сопровождаемых поцелуями» .
И Ленин потом несколько раз, на разные лады повторяет эту фразу:
«Учиться, учиться и учиться и вырабатывать из себя сознательных социал-демократов, «рабочую интеллигенцию»,
«Нам надо во что бы то ни стало поставить себе задачей для обновления нашего госаппарата: во-первых - учиться, во-вторых - учиться и в-третьих - учиться и затем проверять то, чтобы наука у нас не оставалась мёртвой буквой или модной фразой (а это, нечего греха таить, у нас особенно часто бывает), чтобы наука действительно входила в плоть и кровь, превращалась в составной элемент быта вполне и настоящим образом» .
Писатель Салтыков-Щедрин был чрезвычайно афористичен и разошёлся в этих цитатах не хуже нынешнего Пелевина.
Общие черты между этими двумя писателями (хотя бы в смысле афоризмов) - хорошая тема отдельного исследования.
Но среди прочих цитат есть одна, от которой я никак не мог отвязаться, и которая странным образом всё время цепляла мой взгляд.
В тот момент когда рубль стал впервые плясать вприсядку вокруг доллара, а физики с лириками начали исход из НИИ сначала в кооперативы, а потом и за прилавки оптовых рынков, когда появился термин «красные директора» и новые корейко зарабатывали на сахаре миллиард, а курс потом обращал эти деньги в порошок, так вот в эти времена стали часто повторять одну цитату.
«Они сидели и думали, как бы из своего убыточного хозяйства сделать прибыльное, ничего в оном не меняя».
Некоторые люди сразу кричали: «Жванецкий!»; и для них вопрос был закрыт.
«Очень тяжело менять, ничего не меняя, но мы будем... Нет-нет, там не нужно ничего видеть. Это вообще неверная постановка задачи. Есть два объекта, и мы, волевым усилием, назначаем между ними связь. Но надо ещё доказать, что это научная постановка вопроса» - это, конечно, была другая фраза.
Тут я упомяну очень важный пункт во всех разговорах о том, «кто первый сказал».
В известной работе Ленина, в «Анне Карениной» Толстого и романе Симонова «Живые и мёртвые» есть фраза «лучше меньше, да лучше». Означает ли это, что Симонов взял её ещё у Ленина, а тот - у Толстого.
Нет, это не означает ничего.
Потому как это пословица, а ещё потому, что обиходные выражения свободно путешествуют по пространству и времени. Они струятся вместе с языком, как вода, как ветер.
У Жванецкого (храни Господь, я не любитель сатирика, но и не враг его), это именно одна фраза, а у Щедрина - другая. Жванецкий не является автором мысли «желать что-то менять, не меняя это».
Другие ориентировались на корпус прочитанной классики, и понимали, что это - Салтыков-Щедрин.
Всё упирается в Шатрова
Для любителей интуитивный озарений и этих криков сообщаю, что хорошо бы всё же понять - откуда?
Если вы говорите «История одного города», то где? Вот у вас текст под рукой? Если нет, то вот он.
При этом саму фразу в годы Перестройки не цитировал только ленивый - я встречал её в качестве эпиграфа к научным статьям, я слышал её по радио, её роняли, братаясь с классиком, политики и простые полемисты.
Много разных вариантов бытовало и бытует одновременно, вот один из них: «Они сидели день и ночь, и снова день, снова ночь, думая, как их убыточное хозяйство превратить в прибыльное, ничего в оном не меняя».
Меня более смущало, что я не мог обнаружить его не только в собраниях Салтыкова-Щедрина, но и в советской литературе и публицистике.
Может, думал я, это действительно Салтыков-Щедрин в каком-то новонайденном неоцифрованном тексте.
Ну а может, вовсе неизвестный автор - что не извиняет апломба употребляющих цитату всуе. Однако потом мелькнуло название «Диктатура совести».
Это была знаменитая в своё время пьеса Михаила Шатрова (1932-2010), человека чрезвычайно интересного и странным косвенным образом оказавшего большое влияние на мою жизнь.
Поставлена эта пьеса была в театре имени Ленинского комсомола в конце восьмидесятых годов.
Удивительно было то, что тексты пьес Шатрова не оцифрованы и не украдены, поэтому я заранее кланяюсь театроведу, театральному критику и преподавателю Павлу Рудневу за возможность поглядеть в оригинал.
Мне, кстати, говорили, что выше по тексту цитируется кусок из Фултонской речи Черчилля, который в оригинальном тексте обнаружить не удалось, но я уж сосредоточусь на Щедрине, ибо ловля двух зайцев известно чем оканчивается.
Надо сказать, что авторы того времени довольно часто придумывали актуальные цитаты и с лёгкой руки вводили их в оборот
Итак, в этой пьесе (полной перестроечных аллегорий) есть вот какая сцена: «Главный портфельщик (Посторонний ему уже неинтересен, залу). Товарищи! Труженика надо развязать! В Труженика надо вдохнуть! Труженика надо лелеять! Приступаю! Оркестр, туш! Будем развязывать торжественно! (Распутывает верёвку и тут же укладывает её вокруг кресла в виде круга. Труженику, ласково и доверительно.) Но боже тебя упаси за этот круг выйти, головы тогда не сносить, понял? (Залу.) Товарищи! Предлагаю от имени нашего зала послать Иван Ивановичу в область благодарственную телеграмму, что мы Труженика развязали первыми и досрочно! (Неожиданно начинает петь.)
Не кочегары мы, не плотники,
Зато начальство тех и тех,
Мы кабинетные работники,
Мы, так сказать, портфельный цех.
Ты должен сеять, жать и вкалывать,
Парить опять же в облаках,
А мы должны тебе указывать.
Чего и где, когда и как!
Мы можем грубо, можем вежливо,
Лишь руки в дело б не пускать,
Руками мы за кресла держимся,
Нас с этих кресел не согнать!
А коль настанет время новое,
Идеи новые придут,
Пусть не дубовые, кленовые,
Нам кресла новые дадут.
И мы по-новому усядемся,
И крикнем новому «ура!»,
И будем делать то же самое
Что делали вчера.
(Устало залу.) Знаете, что это такое? Подстройка к перестройке... Кажется, это Салтыков-Щедрин сказал: „Они сидели день и ночь и снова день, и все время решали только один вопрос - как своё убыточное хозяйство превратить в прибыльное, ничего в оном не меняя“. Ленин любил цитировать классиков. Давайте приобщим это высказывание к документам процесса» .
Всё упирается в Шатрова.
Надо сказать, что авторы того времени довольно часто придумывали актуальные цитаты и с лёгкой руки вводили их в оборот.
Писатель Иванов в романе «Вечный зов» придумал даже целый «План Даллеса».
Некоторые признавались в своих успехах открыто - как Анатолий Рыбаков насчёт своей сталинской цитаты «Нет человека - нет проблемы», опубликованном, кстати, в 1987 году. «Диктатура совести» написана в 1986-м.
К сожалению, подробно обо всех обстоятельствах этого дела самого Шатрова не спросишь, и я бы постарался оттянуть свою с ним встречу.
Но в любом случае истории жизни цитат очень поучительны.
Как и то, каким образом хороший русский писатель Салтыков живёт в современном массовом сознании.
http://rara-rara.ru/menu-texts/ubytochnoe_predpriyatie_i_nichego_v_onom