Дорогие друзья!
Долгое время я ходил вокруг ЖЖ, как кот вокруг клетки с канарейкой. Мне все здесь нравилось, только я не понимал, какое же место могу я занять в этой тусовке и кому я здесь могу ваще быть интересен. И вот, наконец, решился. Эта шалость пера - мой дебют в блоге. Тешу себя мыслью, что я-таки найду здесь свою экологическую нишу, и мы еще с вами «сольемся в экс-тазе». Итак, я начинаю...
В начале было слово. Слово было - Родина. А Родина тоже с чего-то начинается. С чего? У меня, как у каждого иммигранта, этот вопрос вызывает целую гамму чувств преимущественно отрицательного характера. А ведь, если вдуматься, то начало-то это, оно не какое-то безразмерное или неосязаемое, это простая вещь. Ну совсем простая и иногда даже очень хрупкая и на вид беззащитная. Вот Волга-матушка, необьятная по широте и размаху, начинается с заурядного ручейка. Его географическое расположение определено с точностью до метра и взято под охрану соответствующими инстанциями. Чтоб какого-нибудь катаклизма в федеральном масштабе не стряслось.
Одесса-мама начинается с улицы Дерибасовской. А та, в свою очередь, начинается со знаменитого памятника Дюку Ришелье. Вообще-то их, одесситов, мало интересует личность того, кто позировал ваятелю. Дюк - он сам по себе. Дюк - это тот, с которого начинается их неповторимая, ни на что непохожая Родина. Это их собственный одесский бог. И они не доверяют его никаким природоохранительным органам. Они его сами берегут, как берегут солдаты полковое знамя.
Вот так и Бирмингем, моя новая стихийная родина, тоже с чего-то начинается. Место это неудобное для поселян, потому как на лысом холме, зато для заезжего торгового люда - самое ТО! То-то шумели здесь базары целую тыщу лет, а то и больше. «Шелка сирийские! Мечи сарацинские! Вина испанкие! Башмаки голландские! Налетай, торопись, покупай, не скупись!» А что теперь? Базар-таки остался, только сильно полинял в размерах, но древнего назначения своего не утратил. И прелести тоже. Под давлением нашей с вами современности он сильно потеснился и уступил место торговому центру. А все это вместе так и называется, как называлось все, что здесь было тыщу лет назад - Bullring. В переводе это означает «бычье кольцо" .
Происхождение этого названия вызывает мой жгучий интерес. На этот счет у меня выработалась своя версия, и я решил ее проверить. Моя хорошая знакомая, Анн, преподает родной язык в колледже, родилась здесь же, в Бирмингеме, так что, как говорится, должна быть «в курсе». Мой вопрос ее почему-то удивил.
- Ну это же кольцо в носу, за которое водят быка.
- Слишком уж все наивно получается-назвать такое место по имени вещицы, которую и взять в руки противно.
Она указала на ближайший паб с названием «Сломанная подкова»:
- С чего бы это я стала думать о названии вот этого заведения?
- Ну не скажи. - в нем есть глубокий смысл. Вот и здесь, в названии этого места заключено что-то историческое.
Я изложил собственную версию. Когда-то, сотни лет назад на этом месте продавали бычков. Не только продавали, но и оценивали, кто же из них самый породисто-племенной. Разумеется, делали это путем сравнения, то есть просто водили их друг за другом по кругу. Поэтому название Ринг - самое подходящее. Анн выслушала мою версию внимательно и до конца, потом заметила:
- Какой ты все-таки умный! Такое впечатление, что тебя самого когда-то здесь водили за нос.
- Ты попала в самую точку. Есть такой опыт. Только там не меня водили, а я свою собаку. Ну собаки ли, быки ли - какая разница?
Растроганный нахлынувшими на меня воспоминаниями и преисполненный вдохновения я попытался обьяснить ей значение фразы «Выставка служебного собаководства». И с разбегу врезался в социально-языковый барьер. Похоже, она ничего не поняла, и только едко заметила, что, мол, водили меня за нос - и правильно делали.
Страж ворот на Буллринг - Почетный Гражданин Бирмингема адмирал лорд Нельсон из чистой бронзы на постаменте. Можно подумать, что он и есть двоюродный брат Одесского Дюка. Как бы не так. Хотя пожарные, полиция и военные и любят устраивать возле него свои парадные церемонии, это, по сути, швейцар с орденскими планками. Из тех, кого мы привыкли видеть у входа в рестораны в застойные времена.
Настоящий Бирмингемский Дюк - вот он!
И вот ведь какой казус выходит. Люди всегда думают, почему же они не летают, как птицы, а памятники думают, почему же все-таки птицы не ходят, как люди. Если присмотреться повнимательнее, то этот вопрос явно беспокоит лорда, а Дюку он пофиг. Его каждый божий день чистют-драют до блеска. И он себя за это обожает. Ну, разумеется, не только он.
И все же я не понимаю здешних обывателей - и шо они в него такие влюбленные? Ну не дают ему покоя ни днем, ни ночью. Более того, если кому-то хотите обьяснить дорогу туда-то и туда-то, то всегда он служит незаменимым ориентиром. Влюбленные парочки назначают встречу возле него. Да и не только влюбленные. Лучший способ найти друг друга - встретиться здесь. Об этом всегда помнят детишки, отбившиеся от родителей, а уж тем более мамы и папы, потерявшие своих чад. Кстати, чада совсем от Дюка без ума, а почему - непонятно!
Хотя, если по-божецки рассудить, греха-то тут... немеряно! Вот что, например, Ветхий Завет по этому поводу пишет. Я не боюсь быть неточным в изложении Священного Писания, поскольку здесь все верно, если не по форме, то хотя бы по сути:
«Возведение голов крупного рогатого скота в ранг прЕдмета поклонения и любые сношения культового характера с оным прЕдметом категорически не рекомендуются. Поддавшиеся искушению будут зацелованы гадюками».
Судя по книге Исход, глава 32 так оно и было. Хотя, справедливости ради, речь идет именно о головах. К другим частям тела, вроде бы, претензий быть не должно. Так что вариант ниже представляется мне вполне кошерным:
Захотелось мне запечатлеть нашего героя в гордом одиночестве. В середине дня это просто нереально - его постоянно отвлекают. Половина восьмого утра в воскресенье - самое подходящее время. Ставни супермаркетов откроются нескоро и не все, а базар уже понемногу оживает. Стоим мы с Дюком вдвоем и слышим, как слабый утренний ветерок доносит оттуда приятные для слуха звуки. Кажется, что они так же гармонируют с природой, как звон ручья или щебет птиц: »Чеддар йоркширский, темный, зрелый, фунт за два, найди дешевле, Go, Go, Go!”, «Яички свежие, деревенские, фунт за дюжину, только из-под квочки, Come On, Ladies and Gentlemen!». Душа радуется. Добрый город! Веселый город!
И как бы сами собой наплывают размышления о разумном, добром, вечном... Вот, например, бессмертные строчки из Сергея Михалкова:
Идет бычок, качается,
Вздыхает на ходу:
«Вот досочка кончается,
Сейчас я упаду»
Это все настолько трогает, буквально до слез даже, что приходит вдохновение, и сами собой откуда-то из глубин сознания возникают поэтические образы:
Стоит - и не качается,
И вряд ли упадет,
Ведь досочка сломается
Под ним, когда пройдет!
И с мылом трут у наглеца
Блестящие бока,
И жизнь у медного тельца
Длинней, чем та доска
Он молча смотрит на зевак,
Скосив недобрый глаз,
Как будто ищет жертву так,
И выберет сейчас.
А люди гладят теплый нос,
Симпатий не тая,
И с каждым годом выше спрос
Растет на бугая!
Вот правда возрастом в века:
Любовь народа зла,
Не то, что глупого быка,
Полюбит и козла!