.
* * *
Я перессорился с журналами.
Во мне взбодрился херувим.
И с сирыми дружу, и с малыми,
с собаками, с мечтами шалыми.
Мой стих железный с причиндалами
для критики неуязвим.
Я тот, кто вдаль шагнул не в ногу.
Я не исправлюсь никогда.
Загородили мне дорогу
те, кто, нажив себе изжогу,
меня гнобили, недотрогу.
Я одинокая звезда.
Ну да, нельзя же им без хлеба!
(Я про своих редакторóв).
Пилюля горше, чем плацебо.
У них есть козыри: нэ трэба.
Им всё до лампочки, и небо
в алмазах портит змеям кровь.
Я отдал дань их постным взорам,
их похотливым рандеву,
партийным сходнякам и ссорам.
Так пусть стихи кропают хором,
расписывая по заборам.
Я на Парнасе проживу.
2005
* * *
"… если говорят "житейское море",
то ведь можно сказать "житейское небо"?
Наталья Хаткина
Воробей мне пропел про босую судьбу.
Мне бы воздуху твоего, воробей.
Я рукой своей лёгкой пожитки сгребу
и с тобой упорхну, воробей.
В пиджачке и в манишечке, как у тебя,
чей-то хлеб стану красть, воробей,
и, голодной душонкой весь мир невзлюбя,
я о жизни спою, воробей.
Заведу я подругу себе, воробей,
всё навру ей про небо и дом,
и в сердечко её никогда, воробей,
не вгляжусь кособоким зрачком.
Только к людям в окно запорхнув, воробей,
с тёмным пятнышком ветра во лбу,
я, быть может, отчаянный мой воробей,
напою им иную судьбу.
1983