Байка на ночь: Ахматова о последней дуэли Пушкина
Все знают, что главный российский поэт Александр Пушкин в феврале 1837 года был смертельно ранен на дуэли с Жоржем де Геккерном (Дантесом). Но была ли эта дуэль честной, соблюдались ли установленные правила? Вот что об этом говорила одна из самых известных русских поэтесс Анна Ахматова.
Кажется, в 1962 году в "Литературной газете" появилась заметка о том, что, судя по отскоку пули, Дантес, вероятно, стрелялся в кольчуге.
Узнав об этом. Ахматова яростно поинтересовалась, кто это написал. Ей сказали, что, кажется, Гессен [имеется ввиду А.И. Гессен].
Ахматова была жестка:
"Это Гессен стрелялся бы в кольчуге! Вам известно, как я "люблю" Дантеса, но он был кавалергард и сын посланника, человек света. Ему мысль такая не могла прийти в голову: для того, кто вышел драться, предохраняя себя таким образом, смерть была бы избавлением!".
(Арнольд Ильич Гессен (1878 - 1976) - российский и советский журналист и литератор, пушкинист)
[А вот что писал участник этой дуэли.]Из письма, писанного секундантом Дантеса графом Д’Аршиаком к князю Вяземскому:
«Князь. Вы хотели подробно знать несчастное дело, которого господин Данзас и я были свидетелями. Я сам их представляю и прошу вас попросить подтверждения и подписи г. Данзаса. В 4½ часа прибыли мы на место свиданья; весьма сильный ветер, которой был в то время, принудил нас искать прикрытия в небольшом сосновом леску. Множество снега мешало противникам, то мы нашлись в необходимости прорыть тропинку в 20 шагах, на концах которой они встали. Когда барьеры были назначены шинелями, когда пистолеты были взяты каждым из них, то полковник Данзас дал сигнал, подняв шляпу. Пушкин в то же время был у своего барьера, когда барон геккерен сделал 4 шага из 5-ти, которые ему оставались до своего места. Оба соперника приготовились стрелять; спустя несколько <времени> выстрел раздался. Господин Пушкин был ранен, что он сам сказал, упал на шинель, которая была вместо барьера, и остался недвижим лицом к земле. Секунданты приблизились, он до половины приподнялся и сказал: погодите. Оружие, которое он имел в руке, было покрыто снегом; он взял другое. Я бы мог на это сделать возражение, но знак барона Жоржа геккерена меня остановил. г. Пушкин, опершись левою об землю, прицелил<ся> твердою рукою <и> выстрелил. Недвижим с тех пор как выстрелил, барон геккерен, раненый, также упал. Рана г. Пушкина была слишком сильна, чтобы продолжать <поединок>; дело было кончено. Снова упавши после выстрела, он имел раза два полуобмороки и несколько мгновений помешательства в мыслях. Он совершенно пришел в чувства и более их не терял. В санях, сильно потрясаем во время переездки более половины версты по самой дурной дороге, он мучился не жалуясь. Будучи мною поддержан, барон геккерен мог дойти до своих саней, в которых он ждал, пока совершалась переноска его соперника и чтобы я мог его проводить до Петербурга. В продолжение всего дела спокойствие, хладнокровие, благородство с обеих сторон были в совершенстве. Примите, князь, уверенность в высоком моем почтении. Виконт Д’Аршиак".