Та-да-а-ам!
Евгений Германович ответил на наши (и ваши) вопросы!
Итак, победитель «Большой книги» 2013, всеобщий любимец и фаворит кажется, большинства списков лучших книг прошлого года за роман
«Лавр», филолог и писатель Евгений Водолазки отметился в большое литературе примерно 6 книгами (все, что мы сумели найти, возможно, есть больше). А именно:
1. Роман «Похищение Европы» (2005)
2. «Всемирная история в литературе Древней Руси» (2008)
3. Роман «Соловьёв и Ларионов» (2009), шорт-лист Большой книги 2010
4. Роман
«Лавр» (2013)
5. «Инструмент языка. О людях и словах» (2013)
6. Сборник «Совсем другое время» (2014)
Мы задали Евгению Германовичу свои традиционные вопросы. И утолили ваше любопытство =)
1. Что вы сейчас читаете?
Е.В.: Сейчас читаю только что вышедшую книгу «Литургия смерти и современная культура» выдающегося богослова протоиерея Александра Шмемана. Это совсем небольшое издание, содержащее лекции отца Александра в православной семинарии Нью-Йорка. Современное общество склонно не замечать смерть, а эта книга рассматривает ее как один из центральных фактов жизни. Смерть не нужно вытеснять на обочину, о ней следует помнить: это делает жизнь гораздо более осмысленной и, прошу прощения за невольный каламбур, живой.
2. Три имени из современного литературного пространства России, на которые стоит обратить внимание?
Е.В.: Позволю себе назвать одно имя - Владимир Шаров. Многие другие, кого я мог бы здесь упомянуть, пользуются заслуженной известностью, в то время как Шаров странным образом остается как бы в тени. Между тем он - большой писатель. Шаров говорит тихим голосом, но сказанное им глубоко. Когда-то в юности меня учили выбирать вина по наклейкам. На лучших винах они не пестры, а сдержанны, почти незаметны. Стиль Шарова может показаться неброским - но это только на первый взгляд. Это очень мелодичная, выверенная речь. Сейчас меня пригласили быть одним из номинаторов на премию «Национальный бестселлер», и я выдвинул роман Шарова «Возвращение в Египет».
3. Самое важное событие последних месяцев?
Е.В.: Для меня таким событием было, пожалуй, получение литературных премий «Большая книга» и «Ясная Поляна» за роман «Лавр». Дело не в успехе романа (в зрелом возрасте к этому относишься спокойнее), а в признании значимыми затронутых в нем проблем - тех проблем, которые еще вчера казались совершенно неактуальными.
Вопросы от читателей:
jonny_begood: Не так давно Быков в своей статье «Не бойтесь Бога» посетовал на то, что в современной литературе некому продолжить традиции русского религиозного романа. Выделяете ли вы религиозный роман как жанр? Кто в этом жанре сейчас работает? И вообще, нужно ли идти по пути Толстого и Достоевского?
Е.В.: В статье Быкова (она вышла года полтора тому назад) мне близка мысль о том, что текст, лишенный метафизики, получается плоским. Точно так же, думаю, плоским получается то, что посвящено исключительно метафизике, потому что за бортом остаются другие сферы бытия. Бытие же, как известно, имеет не только метафизику, но и физику. Действительность многообразна, так ее и нужно отражать, а любая жанровая литература - это сужение. Разве романы Толстого и Достоевского сводимы только к религиозной проблематике? Да, взгляд на мир или, как сейчас любят говорить, оптика, у них религиозна, но этот взгляд охватывает всю действительность, до самых дальних ее закоулков. Религия проникает в культуру в той мере, в какой на нее есть общественный запрос. Порой этот запрос неочевиден, а когда возникают такие явления, как фильм Павла Лунгина «Остров», становится вдруг понятно, что он есть. Важно лишь не насаждать его сверху - так же, разумеется, как и не препятствовать ему. Он должен развиваться свободно, как естественный поиск ответа на главные вопросы.
yozhique: Хотелось бы узнать любимых английских и американских писателей, любимые романы британской и американской литературы; читаете ли вы англоязычную прозу в оригинале?
Е.В.: Здесь я не буду оригинален и скажу, что к английской и американской классике испытываю самые теплые чувства. Особенно - к английской, которая в моей жизни сыграла очень важную роль, - я думаю, вторую после русской. Лет с десяти до пятнадцати я прочел едва ли не всего Диккенса, а за ним и многих других англичан - помнится, в этом возрасте я был настоящим англоманом. По-английски я читаю лишь от случая к случаю. Вообще говоря, в отношении чтения я немного фаталист и считаю, что случай - не самый плохой способ выбора книги, обычно приходят нужные вещи. Одним случаем может быть длительная заграничная поездка, когда английские (или немецкие) книги проще достать, чем русские. Другим случаем - американская приятельница, которой лень тащить ее библиотеку обратно домой, и она оставляет ее тебе. Этим обусловлена пестрота моего чтения по-английски: Джон Фаулз, Ник Хорнби, Дороти Сейерс и т. д. - включая англоязычную украинку Марину Левицкую, написавшую симпатичный роман «Краткая история тракторов по-украински», очень популярный в Англии и прошедший абсолютно незамеченным здесь. Впрочем, мое последнее английское впечатление - роман Джулиана Барнса «Предчувствие конца» - связано с русским переводом. Впечатление тем более сильное, что предыдущий роман Барнса - «Англия, Англия» - мне не слишком понравился.
yozhique: Не планируете ли вы обратиться в своём будущем творчестве к России XIX века, СССР и Византии. Отношение к Набокову и «Мастеру и Маргарите»? Ну, и банальное, но, кажется, ни в одном интервью до сих пор не проскочившее: любимые писатели.
Е.В.: О России XIX века, как и о Византии, писать пока не собираюсь, а о русском XX веке - пишу. Причем весь этот век планирую поместить в роман целиком. Не знаю, как это у меня получится.
Набоков в юности стал для меня открытием и потрясением, теперь же отношусь к нему довольно спокойно. Когда-то я в нем просто купался, но в этом блистательном потоке дно обнаружилось раньше, чем можно было ожидать. На вопрос о «Мастере и Маргарите» я обычно отвечаю, что люблю «Белую гвардию».
Перечень любимых писателей почти бесконечен, потому что в разное время и настроение я люблю разных - и то, не писателей, скорее, а конкретные их вещи, потому что творчество всякого автора неоднородно. Порой перечитываю. Недавно вот мы с женой перечитывали «Старосветских помещиков» - слезы в глазах стояли.
Пожелавший остаться неназванным 12-летний читатель: Как вас обзывали в детстве, и было ли это связано с вашей фамилией?
Е.В.: Понимаю, что моя фамилия автоматически подразумевает «кликуху», но ее не было - по крайней мере, в постоянном применении. То, что очевидно и ожидаемо, не имеет художественного эффекта. Это слишком просто для искусства, а наименование - настоящее искусство. Вероятно, это осознавали мои сверстники и называли меня просто Женькой. Они и сейчас меня так называют.
За возможность задать вопросы Кролик выражает горячую благодарность «Редакции Елены Шубиной»