«Если сравнить живых с умершими, то живые говно»: как Андрей Платонов хотел победить смерть
Когда официальная советская литература боролась за наглядное отражение реальности, Андрей Платонов создавал собственный мир, где ударники, кулаки и красноармейцы были не тем, чем кажутся. Рассказываем о нелегкой судьбе писателя, который собирался «взорвать вселенную» и перечеркнуть привычный миропорядок.
Андрей Платонов на крыльце туберкулезного санатория «Высокие горы», Москва, 1948. Источник: platonov-ap.ru
Молодой Платонов против буржуазной культуры
Представителям литературной номенклатуры, занятым попытками превращения книги в лопату или штык, тексты Платонова, конечно, казались наглостью и вызовом. Но парадоксальным образом с орудием более уместно сравнить как раз его книги, в которых нутром чувстуешь огромную взрывную мощность. Бродский не преувеличил, когда написал в послесловии к англоязычному переводу «Котлована»: «первое, что следовало бы сделать, закрыв данную книгу, это отменить существующий миропорядок и объявить новое время».
Платонов не просто желал перечеркнуть привычный миропорядок - он был убежден, что революция, как и любовь, сильнее смерти, а в царстве коммунизма отменят время. Стахановское движение для него было недостаточно радикальным. Троцкий с «мировой революцией» казался ламповым мечтателем. Писатель стремился в далекие глубины - к тому, что он называл «веществом существования».
Андрей Платонов (в центре) на губернском съезде журналистов, 1921. Источник: «Культура-Воронеж»
Он был не просто «попутчиком», в группу которых его определили литературные чиновники, он был деятельным участником переустройства самого быта. В 20-е годы Платонов совмещает литературную деятельность в воронежской газете «Красная деревня» с рабочей профессией: до отъезда в Москву в 1926 году он работает техником-электрификатором и мелиоратором.
В газете Платонов публиковал свои программные статьи и отвечал на корреспонденцию. Читатели присылали свою прозу, стихи, проекты изобретений и философские размышления. В 1921 году он так отвечает на письмо неизвестного, некоего «Испытавшего»:
«Хотя вы, наверное, пролетарий, но прислали произведение откровенно буржуазное, вскрывающее сущность ушедшего времени. Скоро мы выйдем на великую с вами борьбу».
А вот так отвечает на присланные стихи «М. Ясной»:
«Человек должен стремиться к соединению со всеми, а не с одной. В этом нравственность пролетария. Вы же есть дочь буржуазии, полная похоти, тоски, ненависти ко многим и любви к одному».
Молодой Платонов со свежей яростью обрушивается на буржуазную культуру с ее принципами единоличности, частной собственности, расслабленности и самодовольства. Этот антибуржуазный пафос сохранится в нем на всю жизнь: его герои всегда держат свою плоть во аде, они измождены, живут на подножном корме и спят на холодной земле, согреваясь угасающим теплом товарищеских тел. В свои 20 лет он уже наставляет своих коллег в статье «К начинающим пролетарским поэтам и писателям»:
«В долгом, теперь прожитом, буржуазном периоде существования человеческое сознание переросло телесные личные силы, человек убедился в бессилии собственного „я“, его сердце, его ум выросли из эгоистического, животного, темного тела. <…> Мы взорвем эту яму для трупов - вселенную, осколками содранных цепей убьем слепого, дохлого хозяина ее - бога и обрубками искровавленных рук своих построим то, что начинаем только строить теперь…»
Платонов мечтатель и утопист
В возможность физического уничтожения бога Платонов верит так же буквально, как и в возможность воскрешения мертвых. Утопические идеи писателя почти в точности повторяют принципы «Общего дела» русского книжника и философа Николая Федорова, жившего в XIX веке и повлиявшего на прожектеров из самых разных кругов русской мысли: от первых большевиков до религиозных философов, а также на Толстого, Достоевскогои отца русских символистов Владимира Соловьева.
Автор идеи «русского космизма», Федоров совместил в своем мировоззрении веру в науку и веру в Бога, прогрессистское и христианское мировоззрения. Он верил в построение царства божьего на земле в самом прямом, инструментальном смысле - руками человека. Природу нужно укротить, чтобы она не угнетала человека, города уничтожить как средоточия разврата, горы срыть, ямы закопать, землю превратить в сплошную равнину с распределенными, как автомагистрали, потоками речных вод. После этого следует заняться воскрешением мертвых: все человечество Федоровым мыслится как братство детей, которое должно воскресить собственных отцов, вернув таким образом сыновий заем.
Победа над тленностью, над временем и смертью - центральная идея у Платонова. Он считает, что борьба с идеей смерти должна быть главным общим делом человечества. Вместо настоящей фамилии Климентов в 1919 году он начинает использовать псевдоним Платонов в честь умершего отца - вероятно, уже тогда он был знаком с идеями Федорова, как полагает исследователь Андрей Геллер. Идеи же воскрешения мертвых и преодоления смерти Платонов заявляет в своих стихах, в книге «Голубая глубина», вышедшей в 1922 году (ему тогда 23). В стихотворении «Динамо-машина» он пишет:
«Нету неба, тайны, смерти,
Там вверху труба и дым.
Мы отцы и мы же дети,
Мы взрываем и творим».
Как и в Федорове, в Платонове сочетались мечтательность и утопизм со здравым рассудком и ясным умом. Писатель говорил о себе: «Я человек прежде всего технический». А вот так о Федорове писал философ Николай Бердяев: «Федоров верит в безграничную силу позитивного знания, верит, как не верил ни один позитивист. Для него знание более основное, чем воля. Сама смерть для Федорова зависит от невежества, победа над смертью - от знания и просвещения».
Платонов аскет
Платонова с Федоровым роднят не только идеи, но и жизненные практики: оба они были в быту неприхотливы, довольствовались даже не малым, а ничтожным. «Федоров был и в своем мышлении, и в своей жизни „святым“ - т. е. ценил то, чего люди не ценят, и думал о том, о чем люди никогда не думают», - писал философ Лев Шестов. О Платонове говорили то же: ему, как и некоторым его героям, была свойственна страсть аскетизма. Например, литературовед Исаак Крамов вспоминает, что Платонов очень любил выпить, закуской не пренебрегал, но выбирал ее настолько непритязательную, что это выглядело мучительно. Для себя писатель изобрел выражение «садист на закуску».
«Андрей о себе никогда не думал, жил для людей. Никогда не тянулся к высокопоставленным. Всегда был с простым людом», - рассказывает сестра жены Платонова Валентина Трошкина. По ее словам, писатель с ее мужем «ходили в народ» и могли привести домой ночевать «какого-нибудь обездоленного, обиженного, пьющего, опустившегося».
Роскошь ведет к самодовольству, а далее следует «нравственное ожирение», полагает Платонов. Например, он не верил словам поэта Максимилиана Волошина, что ему «хорошо быть Максимилианом Волошиным». Если тебе хорошо, значит, ты не поэт, утверждал Платонов. Он и писал обыкновенно на какой-то случайной бумаге, бланках редакции, в дешевых школьных блокнотах, и почти всегда карандашом.
По словам писателя Эмилия Миндлина, условием развития личности Платонов считал «постоянное недовольство собой». Он вспоминает, как во время отдыха в Крыму Платонов рассуждал, что в райских условиях юга, среди виноградников, даже монастырь превращается в курорт:
«А вот в северном, трудном монастыре не то. Там он [человек] должен был изнутри, душевно сопротивляться трудностям жизни, душу тренировать. Значит, там мог совершенствоваться духовно».
Платонов мелиоратор и электротехник
Большевики-богостроители, для которых федоровские идеи были не менее важными, сами словно вышли из платоновского мира. Достаточно упомянуть Александра Богданова по кличке Марсианин (из-за его романа о Марсе), одно время бывшего ближайшим соратником Ленина. Богданов был ученым, мыслителем и писателем-фантастом, а также неутомимым борцом со смертью. Сама идея мавзолея Ленина родилась из бесед Богданова с наркомом внешней торговли Леонидом Красиным о бессмертии.
Бердяев писал, что большевики с невиданной силой начали грубо воплощать традиционную русскую мессианскую идею, лишив ее трансцендентного измерения. Представляется, что некоторые энтузиасты вполне это осознавали и намеренно отвергали трансцендентное. Таким, например, был поэт-пролеткультовец Алексей Гастев. Он писал гимноподобные стихотворения в прозе, где прославлял строительство нового мира. Один из этих текстов прямо называется «Мы посягнули!»: «Мы не будем рваться в эти жалкие выси, которые зовутся небом. Небо - создание праздных, лежачих, ленивых и робких людей. Ринемтесь вниз!»
Платонов себя тоже причисляет к «вышедшим из земли». Двадцатилетний писатель пишет в редакцию газеты «Трудовая армия»:
«Я знаю, что я один из самых ничтожных. Это вы верно заметили. Но я знаю еще, чем ничтожней существо, тем оно больше радо жизни, потому что менее всего достойно ее. Я уверен, что приход пролетарского искусства будет безобразен. Мы растем из земли, из всех ее нечистот, и все, что есть на земле, есть и на нас».
Это письмо было ответом на разгромную рецензию рассказа Платонова «Чульдик и Епишка», вышедшего в «Красной деревне» и ставшего его первой и одной из немногих прижизненных публикаций. Еще не представляет тогда Платонов, что позже ему придется многажды оправдываться за свои тексты.
А пока - с 1922 по 1926 год - он занимается мелиорацией и электрификацией в Воронежской губернии. В 1925 году Платонова за работой застает Виктор Шкловский и изображает его в одном из своих очерков как рабочего, не подозревая, что имеет дело с коллегой-писателем. Зарисовка Шкловского своей поэтичностью и подробностями удивительным образом напоминает абзац из любого текста Платонова: «Сад стоял, наливаясь. Когда наступил час вечера, солнце закатилось и стало темно. Мы сидели на террасе и ели с мелиораторами очень невкусный ужин. Говорил Платонов о литературе, о Розанове, о том, что нельзя описывать закат и нельзя писать рассказов. В темноте ржали сероногие лошади. С ними ночевали кооператоры. Гнали лошадей на случку. Ржали сероногие лошади. Во тьме пели дешевые двигатели».
Андрей Платонов в селе Рогачевка Воронежской области - у электростанции, построенной под его руководством, 1925. Источник: platonov-ap.ru
Сам Платонов сам себя называет пролетарием и некоторые свои тексты подписывает «Рабочий А. Платонов». Своей основной профессией он считает электротехнику - во всяком случае, так он сообщает журналу «На литературном посту» в анкете «Какой нам нужен писатель»:
«В эпоху устройства социализма „чистым“ писателем быть нельзя. Нужно получить политехническое образование и броситься в гущу республики. Искусство найдет себе время родиться в свободные выходные часы».
Продолжение большого материала об «анархисте», «вредителе» и «пошляке» читайте на Bookmate Journal
Андрей Платонов с женой Марией и сыном Платоном, Коктебель, 1936. «В назидание» Платонову его сына арестовали, когда тому было 15. Через два года его выпустили, но от подхваченного в лагере туберкулеза он уже не излечился. Источник: platonov-ap.ru