Они создали первые цивилизации на Земле: эссе о муравьях и их крылатых царицах
В издательстве Ad Marginem вышел сборник эссе «Шесть граней жизни» писательницы и члена Королевской шведской академии наук Нины Бёртон с размышлениями о природе и ее влиянии на человеческую культуру - героями книги стали пчелы, белки, птицы и другие животные. Публикуем отрывок о невероятной жизни муравьев - как они сшивают листья, занимаются скотоводством и даже выращивают грибы.
Иллюстрация: Саша Пожиток, Chrisher P.H. / pexels.com
Когда ночью гроза вернулась, я отчаянно мечтала о домишках маленького поселка на побережье. На протяжении всей истории Земли защищенность возникала, когда ты был вместе с другими, входил в группу. Возможно, вокруг островка играл сверкающий косяк сельдей, теснившихся друг к другу, как капли в волне, но мне составлял компанию лишь одинокий муравей, случайно забредший в палатку.
Я тогда ощутила именно то, что позднее подтвердилось: насекомые тоже могут испытывать страх. Вероятно, это чувство переполняло муравья, оставшегося без защиты своего сообщества.
Едва ли мы сумели бы успокоить друг друга. Я привыкла понимать других существ по голосу, а если они не говорили, то хотя бы могли петь, мурлыкать, урчать, выть или шипеть. Еще я могла прочесть эмоции по взгляду, выражению лица или морды либо по позе. С муравьем все это не проходило, ведь он был совершенно иной. Даже инопланетянам в научной фантастике и тем свойственны человеческие пропорции и черты. У них две руки, две ноги, два глаза и несколько ушей вокруг носа и рта. Общаются они речевыми звуками и воспринимают нас примерно так же, как мы их. Маленькие земные существа со странной внешностью, напротив, могут ощущаться слишком чуждыми для подлинного знакомства.
Нина Бёртон ремонтирует старый дом и встречает пчел, муравьев, лис, белок, дроздов, барсуков - всех живших здесь существ. Эти встречи заставляют писательницу задуматься о роли животных в нашем мире. Нина Бёртон «Шесть граней жизни»
Тело у муравья было действительно своеобразное. Голый хитиновый скелет металлически влажно блестел; глаза были не только маленькими, но состояли из фасеток, так что встретиться с ним взглядом я не могла. Все знания о муравьях я почерпнула из книг и научных занятий. Энтомолог Карл Линдрот, например, написал детскую книжку о муравье по имени Эмма, основанную на фактах из жизни муравьев; мой учитель биологии читал ее нам вслух. Отважная Эмма встречалась там с муравьиным львом, с муравьями-разбойниками и с осами-паразитами, а в конце концов даже заблудилась. Дело в том, что один членик ее усика отломился, когда при рождении муравей-нянька несколько небрежно вытащил ее из кокона. Может, что-нибудь этакое случилось и с муравьем в палатке? Что он чувствовал? Несколько лет спустя мне довелось увидеть увеличенные рентгеновские снимки мозга муравья, где разные области были окрашены в разные цвета. Они светились, как церковные витражи. А в рентгеновском фильме я видела, как бьется сердце насекомого. Оно не походило на мое, но точно так же пульсировало жизнью.
Муравей как парализованный сидел в углу непостижимой палатки. Под темным небом он был так же мал, как я, и стал для меня тогда воплощением совершенно одинокого существования. И как раз то, что оба мы были замкнуты в собственных переживаниях, обеспечивало нам некую общность. Мы были одиноки рядом друг с другом. Одновременно я все же чувствовала своим беспокойным сердцем, что мы не острова, вообще никто не остров. Я приехала из города, раскинувшегося на островах, соединенных мостами, и именно взаимосвязи создавали целостность. Именно они были жизнью и простирались даже через границы видов.
Вовсе не новость, что писатели соединяют муравьев с экзистенциальными вопросами. Благодаря своей малости муравьи могут иллюстрировать беззащитность в огромном космосе, а несметное их количество подчеркивает незначительность индивида. Только запах царицы способен поддерживать их жизнь. И это выдвигает величайший экзистенциальный вопрос: с нами тоже так? Мы придумали богов, правящих нашими жизнями?
В эссе Метерлинка наблюдения за жизнью растений служат основой для размышлений о становлении человеческой души, о попытке личности найти свое место в мире и глубже понять связи людей и природы. Морис Метерлинк «Разум цветов»
Подобные вопросы занимали бельгийского писателя Мориса Метерлинка, получившего в 1911 году Нобелевскую премию по литературе. В моем литературно-историческом прошлом я сравнивала его пьесу «Слепые» с «В ожидании Годо» Сэмюэла Беккета, которого Метерлинк, возможно, вдохновил. В обоих случаях речь шла о вечном, тщетном ожидании провожатого, и в пьесе Метерлинка он был особенно необходим. Ведь его ожидали слепые. И они не могли видеть, что поводырь среди них. Только он мертв.Метерлинк известен прежде всего своими символистскими драмами, но он писал также превосходные эссе о биологии. Первую такую книгу он посвятил пчелам, потому что был увлеченным пчеловодом. В 1920-е годы, когда его попросили написать киносценарий, он, к ужасу продюсера, попытался сделать героиней пчелу. И все же в своей книге он весьма пренебрежительно отзывался о пчелах-одиночках. По его мнению, им надо совершить скачок от ограниченного эгоизма к братству. Я немного задержалась на его выборе слов, поскольку ни «ограниченный эгоизм», ни «братство» к пчелам не подходят, но поняла, что он просто высоко оценивал жизнь в улье.
В еще большей степени он идеализировал муравьев и в 1930 году написал книгу эссе и об их жизни. Писатель-символист, он мог в одной-единственной муравьиной куче усмотреть образ нашей собственной судьбы. Ведь о тайне жизни нам известно не больше, чем муравьям. Впрочем, подчеркнутым символизмом книга не страдала, зато была полна захватывающих фактов, и я невольно заинтересовалась муравьями.
Их жизнь Метерлинк описывал очень красиво. Все начиналось с маленьких, почти невидимых яиц; муравьи старательно их облизывали, тем самым подкармливая. Возможно, организованность муравьиного общества возникла как раз благодаря необходимости непрерывно заботиться о потомстве, размышлял он. Ведь нечто подобное говорили и о нашем обществе, и в личинках, появлявшихся из яиц, ему виделись чуть ли не человеческие формы. Под микроскопом они напоминали угрюмых младенцев с насмешливым выражением лица, а порой мумий в капюшонах, лежащих в сикоморовых саркофагах. Все яйца походили одно на другое, кроме того, из которого вылупится царица.
Иллюстрация: Саша Пожиток, Enrico Mantegazza / pexels.com, обложка книги Мориса Метерлинка «Жизнь пчел»
Когда ей помогли выбраться из кокона, по бокам у нее висело что-то вроде покрывала. Это были крылья. Когда я вдумалась, у меня даже голова закружилась, ведь крылья были напоминанием о крылатой праматери муравьев. Благодаря им миллионы лет приземленной жизни на один день, на решающие мгновения упразднялись. За несколько минут кружения высоко над будничными муравьиными тропами каждая крошечная особь могла стать началом нового.
Так случается ежегодно в совершенно особенный вечер, между пятью и восемью часами. После дождя, разрыхлившего почву, светит солнце, воздух насыщен семидесятипроцентной влажностью. Как муравьи узнают об этом, непонятно, но ошибок никогда не бывает. Начиная с полудня муравейник буквально кипит, когда молодых муравьиных цариц препровождают на поверхность.
О небе они ничего не знают, но крылья уносят их в полет. Они не одиноки. Каждая новорожденная царица в округе взмывает ввысь, и то же самое делают крылатые муравьиные царевичи, которые их оплодотворят. Кажется, будто все они действуют согласованно, чтобы перемешать муравьиные сообщества и уменьшить близкородственное спаривание.
Мы восстановили оплату с любых российских карт. Стоимость подписки осталась прежней!
Кто дает сигнал? Никто, лишь древнее ощущение, что пришла пора и погода подходящая. Целые тучи крылатых муравьев поднимаются в небо, а над ними кружат голодные птицы. Словно дым от незримого костра, муравьи летают до вечера, когда появляются летучие мыши, чтобы съесть уцелевших. Лишь считаные особи из тысяч муравьиных цариц переживут этот день; но с самцами дело обстоит еще хуже. Те, что не станут добычей птиц, после спаривания упадут на землю, где муравьи-рабочие из того же гнезда могут их убить, ведь за единственный день жизни самцы сполна внесли свой вклад в муравьиное сообщество. В жарком возбуждении жизнь получила шанс тысячекратно умножиться, но, чтобы она не задохнулась от собственной многочисленности, по пятам идет смерть, как ночь следует за днем.
Я понимала, что брачный полет завораживал Метерлинка. То была своего рода экзистенциальная точка накала, бок о бок с рождением и смертью. У медоносных пчел брачный полет столь же интенсивен, хоть и не имеет отношения к роению. Царицы испытывают трутней, всё более дерзко поднимаясь в небо. Они летят намного выше обычной высоты пчелиного полета, так что невооруженным взглядом их не разглядеть. Этот миг - причина того, что зрение у трутней намного острее, чем у всех остальных пчел. Им нельзя упускать свою царицу из виду, ведь лишь тот, кто сможет последовать за ней в небесную высь, сможет спариться, хоть и ценой собственной жизни. В ходе спаривания в вышине внутренности трутня выпадают наружу, и, меж тем как царица наполняется жизнью, он замертво падает на землю.
О муравьином матриархате и первых нечеловеческих цивилизациях на Земле, а также список книг о муравьях - здесь
Bookmate Review - такого вы еще не читали!