Занимался литературным стендапом и придумал первого андроида: жизнь и книги Гофмана
Достоевский восторгался его произведениями, а Гёте от них становилось нехорошо
Эрнст Теодор Амадей Гофман. Источник: wikipedia.org
Рассказываем о жизни и творчестве Эрнста Гофмана, автора сказок и мрачных рассказов. Он хотел быть великим композитором, но стал писателем, чьи книги прятали от детей.
Музыкальный вундеркинд, который стал чиновником
Эрнст Теодор Вильгельм Гофман родился 24 января 1776 года в Кёнигсберге. Его отец, Кристоф, был адвокатом королевского суда, при этом начисто лишенным амбиций - он работал кое-как и больше любил пить вино и сочинять музыку. Мать звали Луиза (в девичестве Дёрфер) - она была склонной к порядку женщиной, которую очень заботили приличия, правила и мнение окружающих. Такой разницы в характерах брак не выдержал. Когда Гофману было два года, его родители развелись.
Воспитанием Гофман занимались бабушка и дядя по линии матери. Дёрферы были традиционной семьей: они не любили перемен, все время сидели дома и общались только с родственниками. Даже браки часто были внутрисемейными - Луиза приходилась Кристофу двоюродной сестрой.
Гофман рано открыл в себе музыкальный талант, каждый день он садился за фортепиано и упражнялся. В 13 лет уже исполнял композиции, которые сам сочинил. В 1805 году он даже сменил имя Вильгельм на Амадей в честь своего кумира Моцарта. Но, несмотря на страсть к музыке, Гофман покорился воле семьи и начал изучать право в Кёнигсбергском университете.
Гофман ходил только на обязательные занятия и ни разу не посетил лекции уже знаменитого Иммануила Канта, который преподавал в Кёнигсбергском университете. Гофману вообще не была свойственна почтительность и преклонение перед властью, лидерами и статусами. Он винил в этом свое детство, в котором у него не было авторитетов.
«В моем начальном воспитании, когда я был предоставлен самому себе в четырех стенах, кроется зародыш некоторых впоследствии совершенных мною глупостей», - писал он своему другу.
Всю жизнь Гофман мучился от неспособности жить согласно нормам общества и вместе с тем не мог игнорировать их. Он выбрал «уклончивый стиль жизни», как это назвал биограф писателя Рюдигер Сафрански. Ни одному из занятий Гофман не отдавался целиком, часто переезжал в другие города. Вел себя так, будто не был ни в чем заинтересован, кроме музыки. Большую часть жизни ему приходилось совмещать работу чиновника и занятия искусством. Он работал судебным следователем и государственным советником, а по ночам рисовал, сочинял музыку, писал заметки и романы. В итоге он остался чужим и для коллег-чиновников, и для людей искусства.
Единственной стабильной точкой в его жизни была жена Михалина, бодрая и хозяйственная полька. Сам Гофман ласково называл ее Мишей. По настоянию родственников он должен был жениться на своей двоюродной сестре Минне, но сбежал от этого брака к Мише. С ней он жил небогато, особенно после того, как Пруссию заняли войска Наполеона. Лишенный должности и зарплаты чиновника, он пытался зарабатывать на жизнь сочинением песен, рисованием и музыкальной критикой. В 1809 году, когда Гофману было 33 года, во «Всеобщей музыкальной газете» была опубликована новелла «Кавалер Глюк», которая принесла ему первый писательский заработок. Спустя 13 лет, перед смертью, Гофман уже был известным писателем. Однако смог оставить жене в наследство только долги.
Дилетант, которого хвалил Бетховен
«Уклончивый образ жизни» Гофмана сыграл с ним злую шутку. Во многих своих занятиях он остался дилетантом. Талантливый рисовальщик, он не зашел дальше карикатур и любительских декораций для театра. Не достиг высот в качестве дирижера и режиссера театра. Ранние успехи в музыке не сделали из него блестящего пианиста и композитора.
Гофман хотел стать равным Моцарту, Бетховену и Глюку. Но опера «Ундина», его главное музыкальное творение, сейчас интересна только историкам музыки как первый образец романтической оперной драматургии. Гофман и сам был беспощаден к себе. В рецензии на увертюру Бетховена «Эгмонт» он жаловался, что на стихи великого Гёте часто писали посредственную музыку. Примером такой посредственности он назвал комическую оперу «Шутка, хитрость и месть». Только не упомянул, что сам был ее автором.
Тексты о музыке ввели его в литературу, он начинал печататься как рецензент и музыкальный критик. Писал о Гайдне, Моцарте и Бетховене. Первая его новелла была опубликована в музыкальной газете и была признанием в любви к музыке Кристофа Глюка. Гофман не достиг высот как композитор, но блестяще понимал музыку. Его идеями вдохновлялись Роберт Шуман и Рихард Вагнер. Шуман смог воплотить в жизнь взрывные музыкальные фантазии, которые Гофман приписывал Иоганну Крейслеру, персонажу своего романа «Рассуждения кота Мура». Вагнеровская идея музыкальной драмы, в которой слово и звук сплетены воедино, развивала мысли Гофмана из эссе «Поэт и композитор». 23 марта 1820 года Гофман получил записку от Бетховена. В ней великий композитор благодарил того за хорошие рецензии:
«Пользуюсь случаем, чтобы при посредстве господина N установить близкие отношения с таким талантливым человеком, как вы. Вы писали также о моем ничтожном существе, и наш господин NN показал мне в своем альбоме несколько ваших строк обо мне. Как я вижу, вы принимаете во мне некоторое участие. Позвольте заметить, что мне весьма лестно такое отношение лица, одаренного выдающимися достоинствами. Шлю лучшие пожелания и остаюсь, милостивый государь,
с глубоким почтением преданнейший Бетховен».
Литература давалась Гофману легко, потому что он не относился к ней серьезно. Свои новеллы и сказки он считал просто источником заработка. Без изнурительного груза амбиций писатель работал быстро и свободно, но очень небрежно. Тексты он никогда не сдавал в срок, а в рукописях царил такой хаос, что разобраться в нем могла только Миша. Литературные успехи помогали ему пережить другие творческие неудачи. Еще в молодости он писал одному из друзей:
«Если ты испытываешь неудовольствие, то начинай писать роман - это отличное лекарство».
Боялся собственных фантазий, ненавидел свою внешность и считал опьянение счастьем
У Гофмана было достаточно «неудовольствий», которые он пробовал лечить литературой: неуверенность в себе, отвращение к собственной внешности и постоянная тревога. Его преследовали мысли о постоянном присутствии зла, неотвратимой опасности. Иногда ему становилось так неуютно от придуманного, что он будил Мишу и просил ее посидеть рядом, пока он пишет.
Особенную роль в жизни и книгах Гофмана играла его ненависть к своему телу. У него вызывали комплексы его маленький рост, сутулость и непропорционально большая голова. Поэт Людвиг Тик вспоминал, что во внешности писателя было «что-то зловещее». Непривлекательность мешала любовным отношениям Гофмана. Женщин, в которых он влюблялся на протяжении всей жизни, его внешность отпугивала, а ухаживания вызывали насмешки.
После одной из первых любовных неудач он написал близкому другу: «Поскольку я не могу заинтересовать ее приятностью собственной внешности, мне хотелось бы стать воплощением безобразия… чтобы обратить на себя ее внимание». Рюдигер Сафрански считает, что писатель исполнил это желание, когда написал сказку «Маленький Цахес, по прозванию Циннобер». Образ Цахеса, воплощенного безобразия, был горькой и злой карикатурой Гофмана на самого себя.
«То, что на первый взгляд вполне могло показаться странной коряжкой, было безобразным ребенком, ростом от силы в две пяди… Головка утопала у него между плечами, спину заменял тыквообразный нарост, а сразу от груди свисали тонкие, как прутики, ножки, так что малыш этот смахивал на половинку редьки. Лица его незоркий глаз, пожалуй, не различил бы, лишь хорошенько приглядевшись, можно было увидеть длинный и острый носик, торчавший из черных взъерошенных волос, да черные, сверкающие глазенки, которые, особенно при его старческом, испещренном морщинами личике, выдавали в нем, казалось, одного из тех гномов, что так похожи на корешок мандрагоры…»
Литературной терапии для Гофмана было недостаточно, он пристрастился к алкоголю. Пил все подряд, обычно в кабаках и винных погребках - тогда так называли места, похожие на современные бары. Алкоголь был нужен ему, чтобы «завести себя», разогреть фантазию и раскрепоститься. Биограф Сафрански замечает, что опьянение было для писателя «оправданной формой счастья, которым можно жить». В этом Гофман почти на 30 лет опередил Шарля Бодлера, который считал, что вино полезно и плодотворно для расширения сознания.
При этом дневники Гофмана и свидетельства друзей показывают, что он не писал пьяным. Посетители винных погребков и кабаков служили ему живой аудиторией, перед которой он проверял материалы для задуманных новелл и сказок. Его литературные стендапы были популярны, люди специально приходили в погребок, чтобы послушать выпившего Гофмана. Только на следующий день, страдая от похмелья, он записывал придуманное.
Крестный отец триллера, фантастики и хоррора
В повседневной жизни Гофману приходилось совмещать роли чиновника и человека искусства. Такое же раздвоение преследовало его в творчестве. Он писал и смешные сказки, и по-настоящему ужасные истории. Сейчас его помнят как детского писателя, автора сказки «Щелкунчик и мышиный король», по мотивам которой Петр Чайковский написал знаменитый балет. Вспоминают причудливый «Золотой горшок» или трагикомедию «Рассуждения кота Мура». Однако раньше он не считался детским писателем, его книги прятали от неокрепших умов. Философ Павел Флоренский вспоминал, что томик Гофмана хранился у его отца под замком. Он смог заполучить его, только когда отец забыл запереть шкаф с книгами на ключ.
Главный эстетический принцип Гофмана гласил: разум не должен сковывать воображение. Его смелые фантазии часто опережали свое время. Он придумывал ходы и приемы еще несуществующих жанров. Как минимум для детектива, триллера, фантастики и хоррора Гофман был если не родным, то крестным отцом. Вальтер Скотт называл его «зачинателем фантастического направления» и считал «первым значительным художником, который использовал в своем творчестве фантастику и сверхъестественный гротеск».
Лучшим доказательством этого служит новелла «Песочный человек» из сборника «Ночные этюды». В ней Гофман предвосхитил техники сразу трех жанров. Новелла начинается как триллер: из письма главного героя Натаниэля читатели узнают о его детском страхе и о том, как эта фобия вернулась к нему уже в зрелости. Продолжается как фантастика, когда в сюжете появляется заводная кукла, один из первых андроидов в мировой литературе. Завершается «Песочный человек» чистым хоррором: за свои открытия Натаниэль платит сначала разумом, а потом и жизнью. Поэт Генрих Гейне, современник Гофмана, высоко оценивал его талант писать пугающие истории:
«В „Эликсирах сатаны“ заключено самое страшное и самое ужасающее, что только способен придумать ум… Говорят, один студент в Гёттингене сошел с ума от этого романа. В „Ночных этюдах“ превзойдено все самое чудовищное и жуткое. Дьяволу не написать ничего более дьявольского».
С Гейне согласился Зигмунд Фрейд, который выбрал тексты Гофмана для анализа категории жуткого. Согласно Фрейду, в «Эликсирах сатаны» и «Песочном человеке» писатель уловил, что жуткое - это то «что должно было бы быть скрытым, но обнаружило себя». В этой формуле скрывается логика всей литературы ужасов. Сверхъестественное в ней соседствует с обыденным, а ужасное прорастает из привычного и уютного. Этой логикой, которую первым сформулировал Гофман, пользовались все авторы жанра ужасов: от Эдгара По и Говарда Лавкрафта до Стивена Кинга и Дэвида Линча.
Второсортный автор для одних и ослепительный новатор для других
Современники жадно читали новеллы Гофмана, а редакторы боролись за право опубликовать его новые тексты. Журнал, в котором появилась новелла «Мадемуазель де Скюдери», пользовался такой популярностью, что разбогатевшие издатели отправили писателю вместе с благодарственным письмом 50 бутылок вина. Особенно ценила Гофмана аудитория женских журналов. Среди почитательниц его таланта была Оттилия фон Погвиш, будущая супруга сына Иоганна Гёте. Автор «Фауста» был страшно недоволен литературным вкусом невестки. Однажды великий поэт решил прочитать «Золотой горшок», и ему тут же «стало нехорошо».
Многие немецкие читатели, современники и потомки, разделяли пренебрежение Гёте. Из-за своей популярности Гофман считался поверхностным. Писательница Габриэль Витткоп замечала, что «многие немецкие знатоки литературы видят в Э. Т. А. Гофмане лишь второсортного автора, тогда как в действительности он был ослепительным новатором». Для любителей тяжеловесной и серьезной немецкой литературы он писал слишком увлекательно и интересно. Лишь спустя столетие Герман Гессе превратил этот упрек в комплимент и назвал Гофмана «самым виртуозным рассказчиком романтизма».
В Европе и России талант писателя смогли оценить по достоинству. Литературовед Наум Берковский писал, что его посмертную историю можно описать как «бесконечную череду последователей». Его творчеством вдохновлялись Оноре де Бальзак, Шарль Бодлер, Чарльз Диккенс, Эдгар По, Герман Гессе и Патрик Зюскинд. Его влияние можно найти в «Пиковой даме» Пушкина, «Носе» Гоголя» и «Мастере и Маргарите» Булгакова. Достоевский, который особенно ценил автора «Рассуждений кота Мура», писал, что «у Гофмана есть идеал, правда, иногда не точно поставленный; но в этом идеале есть правота действительная, истинная, присущая человеку». Философ Владимир Соловьев называл «Золотой горшок» своим любимым произведением в мировой литературе.
О том, как Гофман бежал от политики, и список его книг - в Bookmate Journal
Наше новое медиа Bookmate Review - раз в неделю, только в вашей почте