настольная книга
Один мой знакомый все свое сознательное детство читал одну и ту же книжку «Приключения Гекльберри Финна». Никак не мог ее одолеть, а родители заставляли. Вот он ее и читал. И в школе, в сочинениях на тему «Любимая книга» писал именно про нее. Она у него была одна. Заветная. Кстати, он ее так и не дочитал. Закончил Суворовское училище, сейчас служит лейтенантом. К чему я об этом вспомнила? Вовсе не потому, что парень этот глуп. Просто читать не любит. А, может быть не любит читать именно эту книгу?
Наверняка, у каждого из нас бывало так: вот лежит книга из разряда «непрочитанных», а все никак невозможно взяться за нее и дочитать до конца. У некоторых литература такого сорта в туалете находится - хочешь, не хочешь, а вариантов нет: вот лежит одна книга, ее и читай, пока организм настоящим делом занят.
В универе, помню, была ненавистная вещь «Воскресенье». Ну, никак не могла я ее прочесть. За это и поплатилась: преподавательница русской литературы заставила меня ее не только прочесть, но еще и законспектировать. Иначе я бы ей экзамен за 2-ой курс не сдала. А теперь у меня такой ненавистной книгой является «Кесарево свечение» Василия нашего, удивительного Аксенова.
Я тут в штатах подбираю библиотечку нашей литературы. Сама читаю с огромным удовольствием, родители - когда проведать приезжают, да и сыну на будущее готовлю такие книги на русском языке, которые бы он сам с радостью хотел читать. И вот как-то купила я это Аксеновское «Кесарево свечение» и застряла на нем уже на два года. Два года эту книгу мучаю, только до середины добралась. Беру ее в руки только тогда, когда казалось бы, вообще уже нечего читать. И все равно, отбрасываю ее и лезу в сеть, «к Мошкову». Вот сегодня снова книжку эту раскрыла. А там снова стихи (там вообще много стихов) посвященные ХХ веку - веку «ХаХа». И настолько они меня «тронули», что я начала зубом цыкать. В который раз перевернула книжку, чтобы посмотреть в глаза Василию Аксенову, чей портрет на обложке, и задать ему риторический вопрос: «Зачем?» То есть, зачем Вы, уважаемый Василий, эту книгу написали?
Мой братец во грехе, Ха-Ха, мой нежный брат,
Прими грехи стиха, все с рифмами хромыми, (хоть самому понятно про рифмы)
Ночной той гребли плот у нас не отобрать, (какой плот? Какая гребля?)
Всё мнится Ланселот Франческе да Римини (кто Франческа?)
Ха-Ха, ты был свиреп, ты хавал свой прогресс,
Но все ж ты был Ха-Ха, ты сеял массу фана! (сеять массу фана - херассе метафора)
Ты рявкаешь, как вепрь, но куришь сладкий грасс,
Просто, что для стиха я ботаю по фене (всего одно слово «нафенил» -хавать)
Ха-Ха, ты петь горазд и бедрами вертеть (как будто в другие века ходили строем)
Тебе не чужд маразм во имя человека.
Ты пестрый балаган, но ты же и вертеп (мощное противопоставление)
Где Коба жил, пахан, гиена Ха-Ха-века (гиену объявил паханом)
Волшебник Ха-Ха-век, ты вырастил кино (ага, оно в наше время уже «зрелое»)
Марлон скакнул, как волк, мой призрак черно-белый (ноу комментс)
Спускаю паруса и в твой вхожу каньон, (дайте мне воды)
А в нем моя краса - Марина-Анна-Белла (это он про кого?)
Постой, повремени, не уходи, наш век,
Пока мы подшофе сидим вокруг салата,
Покуда над меню не подниму я век,
Чтоб увидать в кафе живого Ланселота.
Ну, что тут можно сказать? ... Стихи Виктории Борисовны и Степана Ж на фоне этих строчек - песни двух Орфеев.
И всё рано я дочитаю когда-нибудь эту книгу. Из принципа. Из принципа «плоченных денег». Прочитать, засунуть ее на полку к другим книгам Аксенова и облегченно утереть слезу: «Я сделала это. Следующий».
Наверняка, у каждого из нас бывало так: вот лежит книга из разряда «непрочитанных», а все никак невозможно взяться за нее и дочитать до конца. У некоторых литература такого сорта в туалете находится - хочешь, не хочешь, а вариантов нет: вот лежит одна книга, ее и читай, пока организм настоящим делом занят.
В универе, помню, была ненавистная вещь «Воскресенье». Ну, никак не могла я ее прочесть. За это и поплатилась: преподавательница русской литературы заставила меня ее не только прочесть, но еще и законспектировать. Иначе я бы ей экзамен за 2-ой курс не сдала. А теперь у меня такой ненавистной книгой является «Кесарево свечение» Василия нашего, удивительного Аксенова.
Я тут в штатах подбираю библиотечку нашей литературы. Сама читаю с огромным удовольствием, родители - когда проведать приезжают, да и сыну на будущее готовлю такие книги на русском языке, которые бы он сам с радостью хотел читать. И вот как-то купила я это Аксеновское «Кесарево свечение» и застряла на нем уже на два года. Два года эту книгу мучаю, только до середины добралась. Беру ее в руки только тогда, когда казалось бы, вообще уже нечего читать. И все равно, отбрасываю ее и лезу в сеть, «к Мошкову». Вот сегодня снова книжку эту раскрыла. А там снова стихи (там вообще много стихов) посвященные ХХ веку - веку «ХаХа». И настолько они меня «тронули», что я начала зубом цыкать. В который раз перевернула книжку, чтобы посмотреть в глаза Василию Аксенову, чей портрет на обложке, и задать ему риторический вопрос: «Зачем?» То есть, зачем Вы, уважаемый Василий, эту книгу написали?
Мой братец во грехе, Ха-Ха, мой нежный брат,
Прими грехи стиха, все с рифмами хромыми, (хоть самому понятно про рифмы)
Ночной той гребли плот у нас не отобрать, (какой плот? Какая гребля?)
Всё мнится Ланселот Франческе да Римини (кто Франческа?)
Ха-Ха, ты был свиреп, ты хавал свой прогресс,
Но все ж ты был Ха-Ха, ты сеял массу фана! (сеять массу фана - херассе метафора)
Ты рявкаешь, как вепрь, но куришь сладкий грасс,
Просто, что для стиха я ботаю по фене (всего одно слово «нафенил» -хавать)
Ха-Ха, ты петь горазд и бедрами вертеть (как будто в другие века ходили строем)
Тебе не чужд маразм во имя человека.
Ты пестрый балаган, но ты же и вертеп (мощное противопоставление)
Где Коба жил, пахан, гиена Ха-Ха-века (гиену объявил паханом)
Волшебник Ха-Ха-век, ты вырастил кино (ага, оно в наше время уже «зрелое»)
Марлон скакнул, как волк, мой призрак черно-белый (ноу комментс)
Спускаю паруса и в твой вхожу каньон, (дайте мне воды)
А в нем моя краса - Марина-Анна-Белла (это он про кого?)
Постой, повремени, не уходи, наш век,
Пока мы подшофе сидим вокруг салата,
Покуда над меню не подниму я век,
Чтоб увидать в кафе живого Ланселота.
Ну, что тут можно сказать? ... Стихи Виктории Борисовны и Степана Ж на фоне этих строчек - песни двух Орфеев.
И всё рано я дочитаю когда-нибудь эту книгу. Из принципа. Из принципа «плоченных денег». Прочитать, засунуть ее на полку к другим книгам Аксенова и облегченно утереть слезу: «Я сделала это. Следующий».