7-ой день пробежки в парке... Нашла письмо на скамейке.
На конверте надпись:
«Тебе!»
Потом мельче:
«Не оборачивайся. Точно тебе! Той «Красной шапочке», что бегает в парке, мимо этой скамьи, каждое утро с 6.15 до 7.00.»
Обычный белый конвертик с чуть мраморными прожилками.
Анна действительно бегала в парке каждое утро. Уже неделю. И на ней была алая кепка. В шесть она выходила из дома, садилась в машину, доезжала до стоянки. Потом, уже в полупробежке, ныряла в полуоткрытую дверцу рядом с большими решетчатыми воротами. И… по центральной аллее, мимо вечно цветущих клумб… до развилки, потом налево возле лип, потом направо у дуба, мимо пруда с лилиями, мимо домика в китайском стиле, к соснам с белочками…
Только здесь, в самой глубине массива, возле коричневых стволов и разлапистой зелени, воздух был окончательно свеж. Тут совсем не пахло городом. И шум транспорта не доносился. Можно было закрыть глаза, представить, что ты в глухом лесу. Солнце трогает веки, оставляя на них красные пятна. Здесь можно забыться и чуть отдохнуть, постоять. Или присесть…
Однажды Анна отважилась и разделась догола, бросив майку и шорты на ту самую скамью, где теперь нашла конверт. Она знала, что никто ее не увидит. Отдельные индивиды, кому не спится, так далеко не заходят. Они все там - у центральных клумб. Неспешно бредут по периметру, любуются цветочками. Сейчас - розами. Весной - тюльпанами и нарциссами… Чуть позже, чем сейчас, будут любоваться бархатцами.
Анна тогда, когда разделась догола, - любовалась сама собой…
Кто мог положить это письмо?
Хм! Она покрутила конверт. Получатель указан, отправитель - нет. Аккуратно, чтобы не порушить мраморность прожилок, не оставить лишних «ссадин», стала отрывать по линии склейки.
Целая страница мелким почерком. Подпись есть - «Таинственный незнакомец»…
Умора! Ане было уже больше тридцати. И она работала в рекламном агентстве. Втюхивала людям то, что им не было нужно. Точнее, не сама втюхивала. Руководила процессом. Циничнее профессию придумать сложно. А тут - «Таинственный незнакомец»…
Анна и замуж-то не шла, потому что все эти традиции, ахи-вздохи под гормональным кайфом, были ей чужды. Она четко представляла, где обман, где обмен. В мире, где царят товарно-денежные отношения, все держится на обмене. Правда, часто для корыстного обмена используют обман.
Ее работа - это обмен. Времени и стараний на деньги. Пробежки в парке - обмен. Времени и стараний на фигуру, для успешности нужны форма и внешний вид.
Мужские комплименты и ласки - тоже обмен. Они дают разрядку и повышают уверенность в себе. Но… никаких долгих отношений! Рано или поздно произойдет разочарование. Зачем доводить до него? О всех партнерах, которые у нее были, Анна сохранила, пусть и прохладное, но вполне доброе впечатление. Со многими рассталась друзьями. И теперь может рассчитывать на их поддержку в трудную минуту.
Единственный мужчина в трудную минуту может и подвести. А тут - их много, можно выбирать, можно пробовать разных…
После тридцати пяти надо будет завести ребенка! Опять же, на примере подруг, она видела, что мужья и в этом деле только мешают. После первичного процесса вся их практичная польза заканчивается. Единственный прок - зарабатывание денег. А деньги Анна умела зарабатывать сама.
Мозг под красной кепкой, как только осознал всю романтичность подписи, тут же приказал Анне выбросить письмо в урну. Анна огляделась. Урны не было. Пока она оглядывалась, некая иная субстанция, не то в голове, не то еще где, распорядилась мышцами. А именно, глаза скользнули по строчкам и зацепились за «родинку под левой лопаткой».
Это вообще было письмо про родинку. Анну прошиб ток. Кто? Кто видел ее раздетой? Когда? Тогда? В тот единственный раз?
Значит, она была в парке не одна? В этой безлюдной части, где сосны и воздух, и тишина… Кто-то прятался в кустах? Она посмотрела на кусты. Листочек к листочку, не шелохнутся. С биноклем? Иначе как разглядеть такие подробности?
У Анны защекотало под лопаткой. На той самой родинке… Точно кто-то сверлил ее.
«…Выступающие округлости плеч, ложбинка вдоль позвоночника, сужающийся к талии стан. Как сердечко, как холмики и спуски, как лунный ландшафт. И эта родинка - маленький кратер в тени «крылышек»-скапул. Что таится в его глубине? Мысли о тебе, об этой родинке, вызывают трепет. Я хочу касаться, хочу целовать, хочу исследовать каждый бугорок, тревожить дыханием пушок на шее, под стянутым резинкой хвостиком…»
Анна выронила письмо. Пробежалась по дорожке вправо. Пень, ели… Разлапистая сосна, очень широкая, несколько стволов из одного толстого основания, за ней вполне может спрятаться человек. Проверила - нет, никого. Только белка шарахнулась к вершине. Аня пробежала по дорожке влево… Вернулась...
Дочитала до конца… Перед подписью, после интимной белиберды - приглашение. На центральную аллею. «На скамью номер три справа, если начинать отчет от круглой клумбы и идти по направлению к выходу.»
Анна стояла на месте. Вот идиотка! Ну, почему она пользовалась всегда только центральными воротами? Тут должны быть калитки еще, но где? Есть даже дыры в заборе. Она слышала от местных мальчишек, что гоняют сюда на велосипедах, вход днем в парк платный, и они пользуются этими дырами…
Нет, сейчас ей дергаться бесполезно, бесполезно искать пути отступления.
Надо собраться с духом и пройти… мимо скамьи номер три. Пройти, даже не глядя на эту скамью, выйти из парка, сесть в автомобиль и уехать!
И она пошла. Как робот, как железный человек. Чуть ссутулившись, ожидая подвоха. Боясь его и молясь, чтобы ничего не случилось.
Домик в китайском стиле, потухшие окна… Черная гладь пруда с еще сонными, сомкнувшимися лилиями. Белые лепестки выглядывают из-под изумрудных чашелистиков точно пышная юбка невесты… Влажная сладость в воздухе. Налево у дуба…
Тут Ане показалось, что за ней кто-то крадется. Даже послышалась музыка, будто это не жизнь, а фильм. В фильмах напряженные моменты всегда сопровождаются музыкой.
«Ту-у-у, ту-ту-ту-ту-ту-ту, ту-у-у……»
Знакомая мелодия… Кажется, «Выход волка» из сказки Прокофьева. Серый волк бредет по чаще за «Красной шапочкой»…
Возле лип стало поспокойнее, - солнечные деревья. И музыка, кажется, прекратилась. Но только вспомнила про музыку, та зазвучала снова, в голове, под кепкой.
Вот и центральная аллея… Прямоугольная клумба с розовыми розами. За ней - центральная, круглая, с белыми цветами и красными, по периметру, - как знак «движение запрещено»… Но Ане надо двигаться! Вопреки всему! Вопреки неловкости, страху…
За круглой клумбой - снова розовый прямоугольник. Она не хотела, но в секунду отсчитала: «Раз, два, три…» На скамейке справа сидел старичок, с белой бородкой, в серой шляпе с тульей-пирожком и в сером костюме, примятом на сгибах возле колен да локтей… В одной руке - клюка, в другой - конверт с мраморными прожилками и листок, - такие же, как были зажаты в кулаке у Ани...
Анна перешла на другую сторону. Пожилой мужчина смотрел на нее с недоумением. Анна знала его. Он был здесь, на центральной аллее, одним из самых постоянных. Неужели успевал за ней, к соснам? Впрочем, возможно, тогда, когда она раздевалась, он заранее прошел вглубь? Анна не помнила, видела ли его у входа в тот день…
Взгляд отводить было уже бесполезно. Пусть понимает, насколько аморально себя ведет! Хотя… Наверное, понимает. На аллее никого кроме него нет. А он держит в руках конверт с листком, как опознавательный знак. «Конечно, не будь этого конверта, я бы точно усомнилась, что этот «Кощей» и есть - «Таинственный незнакомец»… Кошмар!»
Последние метры были самыми быстрыми в ее недолгой «парково-спортивной» биографии. Хлопнула дверца машины, знакомый аромат освежителя-елочки внес в тело «инъекцию» расслабухи. Ноги ватные, пальцы не слушаются. Повернула ключ зажигания, потом еще, - не завелась с первого раза.
Она смотрела на него в зеркало заднего вида. Нет, он не двинулся вслед. Все так же сидел на скамье…
Аня сняла кепку. Лоб вспотел, челка по-детски прилипла. Пахло хвоей. Совсем не так, как в глубине парка, приторнее и притворнее. «Ничего! Обойдусь!»
В тот же день Анна купила себе беговую дорожку…
Х Х Х Х Х
Виталик любил музыку. Он играл на валторне. Валторна - по сути, охотничий рожок, только закрученный, чтобы с ним легко можно было влезать, например, в общественный транспорт.
Валторна Виталика помещалась в черный чехол, напоминающий ноту: один угол прямой, другой почти прямой, третий закругленный, четвертый - заостренный.
Виталик начал играть на валторне еще в школе. Потом было студенчество и он бросил валторну, взял в руки гитару. А теперь вот заскучал. Решил вспомнить прошлое…
Гитара - романтика, валторна - сила. Мощный диапазон, сочный тембр, лавина, подхватывающая тебя, раскручивающая по спирали и запускающая в космос.
Чтобы купить себе новый инструмент, он устроился на дополнительную работу. В рекламное агентство. И там даже случился роман с начальницей. Роман длиной в одну ночь.
Ее не пришлось долго уговаривать. Пара комплиментов, легкое касание запястий, когда вместе рассматривали предложенный Виталиком проект. Точнее, начальница рассматривала, а Виталик пялился в щель меж пуговок на блузе.
Ладная дива. Подтянутая. Со стержнем внутри. Виталика такие возбуждали. Он не был ловеласом, но когда подворачивался случай - не упускал. На валторне всего три кнопочки и адская работа губ. В любви примерно также. Да, еще внутреннее дыхание, энергия, - там и там необходимы.
В ту ночь Виталик выдохся сполна. А наутро она подвезла его и высадила возле метро. «Дойдешь до работы как обычно.»
Виталик понимал. Не обиделся, но и не дал себе увлечься. Получил зарплату - уволился. Купил валторну. Блестящую, призывную, загадочную, с удобным мундштуком.
Он смотрелся в нее как в зеркало. Нет, как в зрачки любимой женщины. Такого спектра мелодий, как у валторны, кажется, нет ни у одного другого инструмента.
Иногда он засовывал в раструб кулак - получал звенящий звук, напряженно-тревожный. Прикрывал ладошкой - на пиано звук получался нежный, на форте - рычащий. Виталик знал много приемов.
«Любовь с валторной» была ему прекрасной зарядкой на весь день.
Одна проблема - любая «любовь» в панельной многоэтажке становится достоянием общественности. И если скрип кровати соседи воспринимают благосклонно, как подслушанную сплетню, то, например, вкрадчивые шаги волка (по сути, тот же ритм!) из сказки Прокофьева их пугают. Соседи начинают долбить в стенку, стучать по батареям. В двух остановках троллейбуса (а лучше пешком!) от квартиры Виталика находился парк. В парке было практически совсем безлюдное место. В глубине, среди сосен.
После перерыва в практике парню сложно давался верхний регистр, а тут можно было тренироваться сколько угодно. И Виталик тренировался. С самой весны. В конце лета, правда, взял отпуск и укатил к морю. Вместе с валторной. Вернулся. А его место занято. Бегает какая-то «Красная шапочка». Пригляделся - та самая начальница, из рекламного агентства.
Начальницу с дорожки надо было убрать!
Виталик был творческой натурой. Он сел писать письмо. Расслабился, вспомнил мельчайшие подробности той, единственной, ночи… Вспомнил родинку под лопаткой. И выложил все на бумагу. Он подумал, что знание таких деталей ее заинтригует. Но вышло, что они напугали. Впрочем, с учетом требуемого результата, это было еще лучше.
Еще одно письмо он написал Владимиру Ивановичу, доброму старичку, пять лет назад схоронившему супругу, и теперь разгонявшему грусть-тоску одиночного пробуждения с цветочками на центральной аллее, на скамье номер три, если считать от круглой клумбы по направлению к выходу.
На конверте было написано: «Владимиру Ивановичу.» Текст письма короткий: «Владимир Иванович, это Виталик. Я проходил как-то мимо вас с валторной. Вы заинтересовались и мы чуть поговорили. Владимир Иванович, сейчас мимо вас пробежит женщина в красной кепке. Я ее знаю. Она - «хищница», соблазняет мужчин и… Ну, короче, не очень хорошо с ними поступает. Я попробую ее нейтрализовать. Умоляю, если она подойдет к вам и начнет нести всякую чушь, изобразите что-нибудь, этакое, безумное… Надеюсь, завтра ее в нашем парке уже не будет… До встречи!»
Х Х Х Х Х
Владимир Иванович смотрел вслед запрыгивающей в машину «Красной шапочке» и сожалел, что она к нему не подошла, что ему не пришлось применить свои актерские способности. В детстве он мечтал о сцене, прочел Станиславского и Михаила Чехова. Пенсионером, с супругой, ходили в народный драмкружок, - у него неплохо бы получилось…