Из семейной жизни священника советских времен
"Итак, я с 48-го по 68‑й год, то есть целых двадцать лет, прожила в селе Гребнево.
Обедню в Гребневе служили не ежедневно, а только в праздники и воскресные дни. Но почти каждый день привозили покойников, отпевание которых без дьякона не происходило. Часто были заказные обедни, перед которыми утреню служили часов с восьми. По вечерам служб не было, так как автобусы в те годы к храму не ходили, шоссе еще не было проложено, машин было еще мало, лошадки тянули сани-розвальни. .... А в те годы после отпевания родственники умершего везли священника и дьякона к себе домой на поминки, с которых к ночи часто никто не возвращался домой. На поминках выяснилось, что где-то в соседнем доме лежит старушка, желающая причаститься. Вот и дело для духовенства на следующее утро. А потом родители новорожденного в ближайшем доме ребенка звали к себе для совершения таинства Крещения. А рядом просили избу освятить - новоселье справляли. Так и застрянут наши батюшки в каком- нибудь селе дня на два-три. ...
В те годы во все дни Пасхальной недели духовенство обходило окрестные дома, поздравляя жителей с Праздником. Это называлось «ходить по приходу», а кончился этот обычай с приходом к власти Н. Хрущева. Он запретил все богослужения вне стен храма: и крестные ходы по улицам, и панихиды на кладбищах, и молебны по домам, и освящение домов, колодцев, садов и (мучительный для духовенства) вынос покойников. ....
.
Итак, с осени 1953 года супруг мой уже ездил служить в Лосиноостровскую. В те годы это была окраина Москвы. Улицы утопали в садах, домики были маленькие, одноэтажные. Окрестные жители несли в храм плоды своих трудов: яблоки, вишни, сливы и всякие ягоды. Прихожане Лосинки полюбили моего батюшку, узнали к нам дорогу, и дом наш с этих пор изобиловал как овощами, фруктами, так и печеньем и всяким лакомством для детей. Да и денежные дела наши пошли лучше, потому что приход Адриана и Наталии был куда богаче гребневского. ...Вскоре и «Победа» своя появилась. Бог послал нам и шофера Тимофея Тимофеевича, непьющего, честного, но, к сожалению, неверующего. И начал мой муженек свои многолетние поездки, почти ежедневно, в Москву и обратно, в любую погоду. И так двенадцать лет! ...
В магазины мы не ходили, нам все доставляли на машине из Москвы. Пока шла служба, шофер наш обходил магазины и покупал нам продукты. Ему помогала его жена - ловкая, молодая, но некрещеная.
.
....Летом 55-го года, когда я еще носила на руках Любушку, мой батюшка надумал опять затеять стройку. ...
Июньским днем, когда шел сильный дождь, к нашему маленькому домику подъехал огромный подъемный кран. Нашу пристроечку зацепили за все четыре угла, подняли ее в воздух метра на три, потом кран отвез домик на несколько метров вперед и опустил его на новый фундамент, сложенный накануне из кирпичей. В последующие дни понемногу поднимали то один, то другой уголок домика, складывали под его стенами из кирпичей нижний этаж.
Так у нас получился дом в два этажа. Внизу - санузел, кухня, столовая, а наверху - кабинет батюшки и большая детская комната. А на лето мы пристроили две террасы, одна над другой, так что летом у нас с этих пор могли гостить и мои родители.
.
Помня совет отца Алексея Мечева, мы не запрещали детям играть в богослужение, но и не подталкивали к этому.
«Служба» начиналась у них с раннего младенчества. Мы видели следующее: ребенок едва ходить начал, еще не умеет говорить, не понимает речи взрослых, а уже «служит» Богу. Он держит в ручонке вертикально карандаш или палочку, заменяющую ему свечку, встает перед иконами и серьезно, сосредоточенно, не обращая внимания на членов семьи, начинает петь или, вернее, гудеть что-то похожее на «аллилуйя» или «помилуй!».
.
.
Потом малыш берет за шнурки свой башмачок и медленно, благоговейно раскачивает им, то есть «кадит». И чем старше, тем больше он «служит»: обвязывается пеленкой, заменяющей ему фелонь, торжественно поднимает вверх длинную ленту, считая ее орарем. Рядом с Колей неизменно становился Сима и повторял все движения братца. ...
- Бабушка, смотри, - сказал Коля, - веревка эта мне уже шею натерла, а это моя епитрахиль! Сшей ты мне, бабуленька, настоящую епитрахильку, как у батюшек.
Бабушка не замедлила сшить внуку маленькую голубую епитрахиль, но Симе захотелось иметь такую же. И у него вскоре появилась епитрахиль, но уже песочного цвета с оранжевыми крестиками. Потом бабушка нашила своим «маленьким батюшкам» и фелони, и стихари, в которых дети стали прислуживать в храме. Коле было четыре года, когда он впервые вышел со свечой. Сима был рослым ребенком, скоро догнал Колю и стал прислуживать вместе с ним. Руководил, конечно, Коля: «Ты делай все так же, как и я», - говорил он. Они важно сходили со ступенек амвона, потом поднимались, кланялись друг другу и расходились в разные двери. ...
В свои четыре года Симочка не мог еще многого понять в богослужении. Однако он терпеливо стоял со свечой даже длинные акафисты, которые любил у нас читать отец Димитрий Слуцкий. Но однажды к концу литии, когда духовенство продвинулось от дверей к середине храма, Симочка взошел по ступенькам на амвон. Отец Димитрий прошептал:
- Сойди назад, еще не все.
Но Сима так устал уже, что махнул ручонкой и сказал:
- Да ну Вас, Вы очень долго…
Он вошел в алтарь, сел на горнее место (позади Престола) и, потушив свечку, начал спокойно отдыхать. Но больше такое не повторялось: мальчики внимательно всматривались в лица священнослужителей, которые давали им указания.
.
Сестра Марфо-Мариинской обители Ольга Серафимовна Дефендова привезла мне в Гребнево для помощи по хозяйству молодую верующую няню. Ольга Серафимовна наставляла няню Катю молиться, говоря, что, находясь в нашей семье, девушка может спасать свою душу. ... Я видела, что Катя никакого понятия не имеет о жизни в большой семье. Она мне говорила: «Давайте делать все по очереди, например, жарить картошечку, помешивать ее, а самой в это время читать про себя молитву. Это надо так делать, чтобы не рассеиваться, а быть сосредоточенной в молитве. Гладишь белье - молись и т.д. В общем, одно дело сделаем, потом другое, ведь спешить-то нам некуда». Я с удивлением слушала Катю. Хотелось ей ответить, да сдержалась я, думала, что она сама потом все поймет. Эх, не одно, а четыре-пять дел сразу делает хозяйка! ...
Да, Катя скоро заметила, что у нас не до непрестанной молитвы: обед варится, а в это время стираешь, гладишь белье, но слушаешь, как школьник урок свой долбит. ...
Под праздник Благовещения все дети заболели еще гриппом. ... Батюшка уехал на службу, а няня Катя собралась в храм. «Как же ты меня одну оставляешь? Надо и за печкой следить, и к Феде бегать, и ужин готовить. Ведь вечером надо накормить батюшку, шофера, детей… А из храма придут, как всегда, богомольцы к нам на ночлег. Придет и медсестра ставить детям банки! ... - да мне хоть разорвись, ...». Но нянька ушла, сказав: «В праздник такой грех работать…». ..Она вызвала к нам в Гребнево своего духовника, чтобы он, видя обстановку в доме, дал ей свое благословение от нас уйти.
Нарочно меняю имя священника, потому что живы те, кто знал его. После посещения Гребнева он жил еще тридцать восемь лет, умер в глубокой старости. Надеюсь, что за эти годы он вырос духовно и Господь открыл ему то, чего в 1959 году он еще не понимал.
Отец Виталий пользовался большим уважением как моих родителей, так и Ольги Серафимовны. Все вместе и прибыли они к нам в Гребнево на легковой машине. Мой батюшка был дома, поэтому кругом все было в полном порядке: тепло, чисто, вазы с яблоками, нарядные дети рядышком сидят на диване - в общем, парад. Няня Екатерина, как обычно, в платочке, длинной юбке до пола, подходя под благословение, с умилением на лице кланялась своему духовнику, касаясь рукой пола.
Отец Виталий внимательно осмотрел все комнаты, нашел все в норме, но сказал: «Да, хозяйство большое. Тут надо прислугой сильную бабу иметь, Екатерина наша для этого дела не подходит. Ей для духовного роста надо читать душеспасительную литературу, часто посещать богослужения, вычитывать молитвенные правила… А в многодетной семье это все едва ли возможно». ...
Мы сели за стол. Я надеялась в лице отца Виталия найти опытного духовника, который помог бы нам наладить жизнь семьи так, чтобы это не было мне не по силам. Я просила отца Виталия благословения на такую супружескую жизнь, чтобы больше мне не рожать детей, ибо я уже выбилась из сил.
- О нет, - ответил священник, - детей рожать - Ваша обязанность!
- Тогда не увозите от меня няньку, потому что одна я не в состоянии справиться с делами, - умоляла я, - сейчас нам трудно, но уже март. Скоро окончится сезон отопления, детей не надо будет собирать в школу, они будут целыми днями гулять, дома станет тихо. Феденька поправится, подрастет, а бабушка с дедушкой на лето приедут к нам... Тогда няня Катя пусть и уходит от нас, а пока я не могу ее отпустить...
Отец Виталий ответил:
- Вот видите, как трудно будет у вас Кате, ее надо увозить отсюда, в такой суете душу не спасешь!
....Няня Екатерина уехала, но Господь не оставил нас. Не пожалел нас священник, не пожалела православная девушка, молодая, полная сил и желания спасти свою душу. Но откликнулась на нашу нужду жена водителя Ривва Борисовна, хотя и была некрещеная еврейка. Она не побоялась заразы коклюша, оставалась у нас подолгу с маленьким сыном Толей. Ривва с нежностью и любовью пеленала, кормила Федюшу, купала детей, стирала и прекрасно готовила очень вкусные блюда как в пост, так и в праздники. Это искусство она переняла у мужа, который был по специальности поваром. А уж какие огромные да красивые куличи они преподносили нам на Праздник Пасхи! Да помилует Господь их души на том свете за то, что они жалели нас и наших маленьких детей.
.
Отец Владимир мой никогда не читал детям что-либо из Священного Писания, никогда не давал длинных наставлений - в общем, в философию не пускался. Но он действовал на детей своим примером жизни: добросовестно относился к служебным обязанностям, к семье. Никогда он никуда не опаздывал, никогда никому не отказывал, ссылаясь на занятость или нездоровье. Никто никогда не слышал от батюшки бранного слова. Но если он сердился, то голос его менялся: рявкнет басом, так что всех дрожь проберет. Не терпел он разговоров на клиросе, не терпел беспорядков. В церкви его боялись, особенно когда он последние двадцать пять лет был настоятелем. Дома тоже дети боялись раздражать отца, слушались всегда беспрекословно...
Сидим, мирно беседуем, а над нами в детской топот, смех… Батюшка стучит ложкой по трубам отопления. Водворяется тишина, но ненадолго. Батюшка опять стучит и густым басом говорит: «Я сейчас к вам поднимусь». Тихо. Ну, уж если предупреждение не помогает, отец медленно шагает по гулкой лестнице, снимает с себя ремень. Входит отец в комнату, но там все уже спят, зарывшись под одеяла. Так ни разу никому и не попало, отец ведь в них души не чаял. Уйду я, бывало, во Фрязино по делам, вернусь домой - тишина. А где же дети? Стоят мальчики по углам до моего прихода. Я их никогда не ставила в углы, просила взять книгу или давала какое-нибудь дело по хозяйству. Бывало, скажу мужу: «Что толку от их стояния? Лучше б книжку почитали!». Отец отвечает: «Что же, я им не давал читать? Читали бы, не попали бы в угол. А то такой шум подняли!».
Но девочки по углам никогда не стояли, с ними отец был, видно, нежнее.
Н.Н. Соколова (урожденная Пестова). Под кровом Всевышнего.
Обедню в Гребневе служили не ежедневно, а только в праздники и воскресные дни. Но почти каждый день привозили покойников, отпевание которых без дьякона не происходило. Часто были заказные обедни, перед которыми утреню служили часов с восьми. По вечерам служб не было, так как автобусы в те годы к храму не ходили, шоссе еще не было проложено, машин было еще мало, лошадки тянули сани-розвальни. .... А в те годы после отпевания родственники умершего везли священника и дьякона к себе домой на поминки, с которых к ночи часто никто не возвращался домой. На поминках выяснилось, что где-то в соседнем доме лежит старушка, желающая причаститься. Вот и дело для духовенства на следующее утро. А потом родители новорожденного в ближайшем доме ребенка звали к себе для совершения таинства Крещения. А рядом просили избу освятить - новоселье справляли. Так и застрянут наши батюшки в каком- нибудь селе дня на два-три. ...
В те годы во все дни Пасхальной недели духовенство обходило окрестные дома, поздравляя жителей с Праздником. Это называлось «ходить по приходу», а кончился этот обычай с приходом к власти Н. Хрущева. Он запретил все богослужения вне стен храма: и крестные ходы по улицам, и панихиды на кладбищах, и молебны по домам, и освящение домов, колодцев, садов и (мучительный для духовенства) вынос покойников. ....
.
Итак, с осени 1953 года супруг мой уже ездил служить в Лосиноостровскую. В те годы это была окраина Москвы. Улицы утопали в садах, домики были маленькие, одноэтажные. Окрестные жители несли в храм плоды своих трудов: яблоки, вишни, сливы и всякие ягоды. Прихожане Лосинки полюбили моего батюшку, узнали к нам дорогу, и дом наш с этих пор изобиловал как овощами, фруктами, так и печеньем и всяким лакомством для детей. Да и денежные дела наши пошли лучше, потому что приход Адриана и Наталии был куда богаче гребневского. ...Вскоре и «Победа» своя появилась. Бог послал нам и шофера Тимофея Тимофеевича, непьющего, честного, но, к сожалению, неверующего. И начал мой муженек свои многолетние поездки, почти ежедневно, в Москву и обратно, в любую погоду. И так двенадцать лет! ...
В магазины мы не ходили, нам все доставляли на машине из Москвы. Пока шла служба, шофер наш обходил магазины и покупал нам продукты. Ему помогала его жена - ловкая, молодая, но некрещеная.
.
....Летом 55-го года, когда я еще носила на руках Любушку, мой батюшка надумал опять затеять стройку. ...
Июньским днем, когда шел сильный дождь, к нашему маленькому домику подъехал огромный подъемный кран. Нашу пристроечку зацепили за все четыре угла, подняли ее в воздух метра на три, потом кран отвез домик на несколько метров вперед и опустил его на новый фундамент, сложенный накануне из кирпичей. В последующие дни понемногу поднимали то один, то другой уголок домика, складывали под его стенами из кирпичей нижний этаж.
Так у нас получился дом в два этажа. Внизу - санузел, кухня, столовая, а наверху - кабинет батюшки и большая детская комната. А на лето мы пристроили две террасы, одна над другой, так что летом у нас с этих пор могли гостить и мои родители.
.
Помня совет отца Алексея Мечева, мы не запрещали детям играть в богослужение, но и не подталкивали к этому.
«Служба» начиналась у них с раннего младенчества. Мы видели следующее: ребенок едва ходить начал, еще не умеет говорить, не понимает речи взрослых, а уже «служит» Богу. Он держит в ручонке вертикально карандаш или палочку, заменяющую ему свечку, встает перед иконами и серьезно, сосредоточенно, не обращая внимания на членов семьи, начинает петь или, вернее, гудеть что-то похожее на «аллилуйя» или «помилуй!».
.
.
Потом малыш берет за шнурки свой башмачок и медленно, благоговейно раскачивает им, то есть «кадит». И чем старше, тем больше он «служит»: обвязывается пеленкой, заменяющей ему фелонь, торжественно поднимает вверх длинную ленту, считая ее орарем. Рядом с Колей неизменно становился Сима и повторял все движения братца. ...
- Бабушка, смотри, - сказал Коля, - веревка эта мне уже шею натерла, а это моя епитрахиль! Сшей ты мне, бабуленька, настоящую епитрахильку, как у батюшек.
Бабушка не замедлила сшить внуку маленькую голубую епитрахиль, но Симе захотелось иметь такую же. И у него вскоре появилась епитрахиль, но уже песочного цвета с оранжевыми крестиками. Потом бабушка нашила своим «маленьким батюшкам» и фелони, и стихари, в которых дети стали прислуживать в храме. Коле было четыре года, когда он впервые вышел со свечой. Сима был рослым ребенком, скоро догнал Колю и стал прислуживать вместе с ним. Руководил, конечно, Коля: «Ты делай все так же, как и я», - говорил он. Они важно сходили со ступенек амвона, потом поднимались, кланялись друг другу и расходились в разные двери. ...
В свои четыре года Симочка не мог еще многого понять в богослужении. Однако он терпеливо стоял со свечой даже длинные акафисты, которые любил у нас читать отец Димитрий Слуцкий. Но однажды к концу литии, когда духовенство продвинулось от дверей к середине храма, Симочка взошел по ступенькам на амвон. Отец Димитрий прошептал:
- Сойди назад, еще не все.
Но Сима так устал уже, что махнул ручонкой и сказал:
- Да ну Вас, Вы очень долго…
Он вошел в алтарь, сел на горнее место (позади Престола) и, потушив свечку, начал спокойно отдыхать. Но больше такое не повторялось: мальчики внимательно всматривались в лица священнослужителей, которые давали им указания.
.
Сестра Марфо-Мариинской обители Ольга Серафимовна Дефендова привезла мне в Гребнево для помощи по хозяйству молодую верующую няню. Ольга Серафимовна наставляла няню Катю молиться, говоря, что, находясь в нашей семье, девушка может спасать свою душу. ... Я видела, что Катя никакого понятия не имеет о жизни в большой семье. Она мне говорила: «Давайте делать все по очереди, например, жарить картошечку, помешивать ее, а самой в это время читать про себя молитву. Это надо так делать, чтобы не рассеиваться, а быть сосредоточенной в молитве. Гладишь белье - молись и т.д. В общем, одно дело сделаем, потом другое, ведь спешить-то нам некуда». Я с удивлением слушала Катю. Хотелось ей ответить, да сдержалась я, думала, что она сама потом все поймет. Эх, не одно, а четыре-пять дел сразу делает хозяйка! ...
Да, Катя скоро заметила, что у нас не до непрестанной молитвы: обед варится, а в это время стираешь, гладишь белье, но слушаешь, как школьник урок свой долбит. ...
Под праздник Благовещения все дети заболели еще гриппом. ... Батюшка уехал на службу, а няня Катя собралась в храм. «Как же ты меня одну оставляешь? Надо и за печкой следить, и к Феде бегать, и ужин готовить. Ведь вечером надо накормить батюшку, шофера, детей… А из храма придут, как всегда, богомольцы к нам на ночлег. Придет и медсестра ставить детям банки! ... - да мне хоть разорвись, ...». Но нянька ушла, сказав: «В праздник такой грех работать…». ..Она вызвала к нам в Гребнево своего духовника, чтобы он, видя обстановку в доме, дал ей свое благословение от нас уйти.
Нарочно меняю имя священника, потому что живы те, кто знал его. После посещения Гребнева он жил еще тридцать восемь лет, умер в глубокой старости. Надеюсь, что за эти годы он вырос духовно и Господь открыл ему то, чего в 1959 году он еще не понимал.
Отец Виталий пользовался большим уважением как моих родителей, так и Ольги Серафимовны. Все вместе и прибыли они к нам в Гребнево на легковой машине. Мой батюшка был дома, поэтому кругом все было в полном порядке: тепло, чисто, вазы с яблоками, нарядные дети рядышком сидят на диване - в общем, парад. Няня Екатерина, как обычно, в платочке, длинной юбке до пола, подходя под благословение, с умилением на лице кланялась своему духовнику, касаясь рукой пола.
Отец Виталий внимательно осмотрел все комнаты, нашел все в норме, но сказал: «Да, хозяйство большое. Тут надо прислугой сильную бабу иметь, Екатерина наша для этого дела не подходит. Ей для духовного роста надо читать душеспасительную литературу, часто посещать богослужения, вычитывать молитвенные правила… А в многодетной семье это все едва ли возможно». ...
Мы сели за стол. Я надеялась в лице отца Виталия найти опытного духовника, который помог бы нам наладить жизнь семьи так, чтобы это не было мне не по силам. Я просила отца Виталия благословения на такую супружескую жизнь, чтобы больше мне не рожать детей, ибо я уже выбилась из сил.
- О нет, - ответил священник, - детей рожать - Ваша обязанность!
- Тогда не увозите от меня няньку, потому что одна я не в состоянии справиться с делами, - умоляла я, - сейчас нам трудно, но уже март. Скоро окончится сезон отопления, детей не надо будет собирать в школу, они будут целыми днями гулять, дома станет тихо. Феденька поправится, подрастет, а бабушка с дедушкой на лето приедут к нам... Тогда няня Катя пусть и уходит от нас, а пока я не могу ее отпустить...
Отец Виталий ответил:
- Вот видите, как трудно будет у вас Кате, ее надо увозить отсюда, в такой суете душу не спасешь!
....Няня Екатерина уехала, но Господь не оставил нас. Не пожалел нас священник, не пожалела православная девушка, молодая, полная сил и желания спасти свою душу. Но откликнулась на нашу нужду жена водителя Ривва Борисовна, хотя и была некрещеная еврейка. Она не побоялась заразы коклюша, оставалась у нас подолгу с маленьким сыном Толей. Ривва с нежностью и любовью пеленала, кормила Федюшу, купала детей, стирала и прекрасно готовила очень вкусные блюда как в пост, так и в праздники. Это искусство она переняла у мужа, который был по специальности поваром. А уж какие огромные да красивые куличи они преподносили нам на Праздник Пасхи! Да помилует Господь их души на том свете за то, что они жалели нас и наших маленьких детей.
.
Отец Владимир мой никогда не читал детям что-либо из Священного Писания, никогда не давал длинных наставлений - в общем, в философию не пускался. Но он действовал на детей своим примером жизни: добросовестно относился к служебным обязанностям, к семье. Никогда он никуда не опаздывал, никогда никому не отказывал, ссылаясь на занятость или нездоровье. Никто никогда не слышал от батюшки бранного слова. Но если он сердился, то голос его менялся: рявкнет басом, так что всех дрожь проберет. Не терпел он разговоров на клиросе, не терпел беспорядков. В церкви его боялись, особенно когда он последние двадцать пять лет был настоятелем. Дома тоже дети боялись раздражать отца, слушались всегда беспрекословно...
Сидим, мирно беседуем, а над нами в детской топот, смех… Батюшка стучит ложкой по трубам отопления. Водворяется тишина, но ненадолго. Батюшка опять стучит и густым басом говорит: «Я сейчас к вам поднимусь». Тихо. Ну, уж если предупреждение не помогает, отец медленно шагает по гулкой лестнице, снимает с себя ремень. Входит отец в комнату, но там все уже спят, зарывшись под одеяла. Так ни разу никому и не попало, отец ведь в них души не чаял. Уйду я, бывало, во Фрязино по делам, вернусь домой - тишина. А где же дети? Стоят мальчики по углам до моего прихода. Я их никогда не ставила в углы, просила взять книгу или давала какое-нибудь дело по хозяйству. Бывало, скажу мужу: «Что толку от их стояния? Лучше б книжку почитали!». Отец отвечает: «Что же, я им не давал читать? Читали бы, не попали бы в угол. А то такой шум подняли!».
Но девочки по углам никогда не стояли, с ними отец был, видно, нежнее.
Н.Н. Соколова (урожденная Пестова). Под кровом Всевышнего.