Елена Санникова - в гранях - о ситуации с делом Алексаняна, о Светлане Бахминой, о том, как расправлялась с политзеками советская машина "правосудия" в сравнении с сегодняшним днем :
Беспрецедентная жестокость власти в отношении Светланы Бахминой всколыхнула наконец нашу инертную, неспособную на выражение своей позиции гражданскую общественность. Вот уже и в Кремле, по слухам, принято решение выпустить измученную, сломленную женщину, которой давно уже без всякого шума и массового сбора подписей причиталось освобождение по российскому законодательству.
Какой же силы должен быть гражданский протест, чтобы убедить власть прекратить нарушать закон (не говорю уж о милосердии!) в отношении другого фигуранта дела "ЮКОСа" - Василия Алексаняна? Бессмысленная жестокость власти в деле Алексаняна перехлестнула уже все пределы. Почему так жестока прокурорско-судебная власть к умирающему человеку? Может быть, потому что Алексанян отказался давать ложные показани и содействовать фабрикации уголовного дела против невиновных? Но ведь кроме эмоций вышестоящего начальства существует еще и закон.
Почему Алексанян до сих пор находится под стражей? Ведь даже если бы он был осужден к лишению свободы, по российскому законодательству его следовало бы освободить от отбывания наказания по состоянию здоровья. У него целых три заболевания, препятствующих отбыванию наказания, так что в соответствии со ст. 398 УПК РФ Алексанян после любого приговора должен быть освобожден.
Маленькая, душная палата на одного человека в больнице, которая охраняется вооруженным конвоем, так что ни одна живая душа не может зайти сюда, чтобы проведать смертельно больного, сказать ему слово утешения и поддержки, - вот на что обречен Василий Алексанян в дни мучительного лечения, при котором ни один врач не гарантирует больному даже улучшения состояния. Диагнозы безнадежны. Врачи бьются над тем, чтобы продлить ему жизнь. Ту жизнь, в которой он не может перемолвиться словом с близкими и друзьями - потому что у двери вооруженный конвой. В которой он не может посмотреть в окно - потому что он слеп. В которой он не может даже вдохнуть свежего воздуха - потому что ему закрыт путь в больничный двор, а форточку палаты нельзя открыть из-за специально вставленной решетки. Он не может читать, но к нему не пустят никого, кто бы почитал ему вслух. Такая изоляция от внешнего мира и здоровому человеку была бы нестерпимой пыткой. Но он болен, и нестерпимую физическую боль, которая сопровождает раковые заболевания, удваивает мука полного одиночества.
Что же еще нужно прокурору Власову и судьям Симоновского суда? Какой еще мести Алексаняну они жаждут? За то, что Алексанян отказался признать несуществующую вину, отказался давать ложные показания на третьих лиц, отказался от самооговора, разоблачил прокуроров и следователей, предлагавших ему свободу в обмен на лжесвидетельство, - за все за это неужели мало им двух с половиной лет, проведенных Алексаняном в пыточных условиях? Неужели мало года из этого срока, проведенного в состоянии резко обострившейся болезни, в том состоянии, которое сам он назвал "адовыми муками"?
22 октября подходил к концу срок, назначенный Алексаняну в качестве меры пресечения, и как было бы разумно в этот день убрать конвой и снять решетку с палаты и без того обреченного человека, который, казалось бы, с избытком уже получил свою меру мучений.
Нет же! 20 октября 2008 года Симоновский суд возобновил производство по делу Алексаняна для того, чтобы... продлить ему срок пребывания под стражей. Прокурор Власов, в данном процессе больше похожий на карателя, хладнокровно повторяет сентенцию о том, будто Алексанян может скрыться от судебного следствия и воздействовать на свидетелей. Ни одного доказательства этому нелепому доводу он не приводит. Адвокаты подробно обосновывают противозаконность и абсурдность дальнейшего содержания Алексаняна под стражей, говорят и о гуманности, и о том, что болезни Алексаняна неизлечимы и выздоровление невозможно. Просто просят о милосердии.
Но судья Неделина вместе с судьями Кулешовым и Райковой после недолгого совещания хладнокровно выносят приговор о максимальном продлении срока неисцелимо больному человеку, который вот-вот может уйти из жизни.
Было бы любопытно подсчитать, сколько нарушений закона - и принципов судопроизводства, и статей УПК - допускает суд в деле Алексаняна. Страшно, когда суд, обязанный стоять на страже законности, сам грубо нарушает закон. Но гораздо страшнее, что мы уже воспринимаем это как нечто само собой разумеющееся.
Я не думаю, что прокурор убивает Алексаняна из склонности к садизму. Скорее всего он просто хладнокровно исполняет указания своего начальства. Я не думаю, что судьи - звери, хоть я уже неоднократно наблюдала этих молодых женщин-судей с ледяными глазами и каменными лицами, способных бестрепетно вынести заведомо неправосудный и немилосердный приговор, - дикое порождение сегодняшнего дня, уродливое извращение сути женской натуры. Нет, я понимаю, что это просто страх за себя, за свое положение. Карьера и личное благополучие неизменно выше для этих потерявших себя людей, чем честь и совесть, правда и милосердие, долг и добросовестность.
И это болезнь не только прокуроров и судей. Это болезнь всего нашего общества. Страх и равнодушие - вот то, на что мы с каждым годом все больше и больше обречены.
Удивительно, что и адвокаты, безупречно осуществляющие юридическую защиту Алексаняна, вовсе не готовы ставить себя под удар ради своего подзащитного, пойти даже на ничтожный риск ради оказания моральной поддержки этому человеку - тоже адвокату, не побоявшемуся и жизнью пожертвовать ради совести.
Я хотела спросить у них - каким образом могут донести до Алексаняна слова поддержки сочувствующие ему люди? Доставят ли ему в больницу письма, если выслать их на адрес тюрьмы? Есть ли у него сейчас возможность хоть как-то скрашивать одиночество - слушать радио, аудиокниги? Пускают ли к нему родственников? И в конце концов - как можем мы сегодня помочь ему, как можем оказать ту моральную поддержку, без которой очень трудно человеку бороться в таких условиях с такими болезнями?
Адвокат Георг Долгян, красноречивый на процессе, разговаривать с кем-либо об Алексаняне просто отказывается. Приветливый, открытый адвокат Юрий Терехин разводит руками и говорит, что не знает ничего кроме чисто юридической стороны дела. Адвокат Елена Львова, которая регулярно посещает Алексаняна, отвечает кратко и холодно: "Я боюсь, что разговоры на эти темы могут мне навредить". И врачи, бесспорно добросовестные в исполнении своего профессионального долга, обдают сочувствующих людей тем же ледяным дыханием неприветливости и страха. Единственное, что удалось мне узнать от адвокатов на кассационном процессе в сентябре, - это что родственников допустили к Алексаняну в больницу всего один раз.
Некогда, во времена СССР, нам твердили непрестанно, что "советское общество - самое гуманное в мире". С этим соседствовал тезис о непримиримости и беспощадности к идеологическому врагу. Диалектика, ничего не поделаешь. Однако видимость гуманности власти все же стремились соблюсти.
Тогда государство беспощадно обрушивалось на тех, кто покушался на советскую идеологию, кто осмеливался сказать правду о положении с правами человека в советском обществе. Сегодня государство столь же неумолимо к фигурантам дела "ЮКОСа", хоть подозреваю, что здесь дело только в задетых личных амбициях высших должностных лиц государства.
Да, в Советском Союзе система немилосердна к политзаключенным. Мне вспоминается Юрий Романович Шухевич, который после тридцати лет заключения ослеп в Чистопольской тюрьме - но ни днем раньше срока не был выпущен из-под стражи и не был избавлен от тягостного довеска к тюремному сроку - пяти лет ссылки. Вспоминается гибель украинского политзаключенного Валерия Марченко, к которому до последнего дыхания не пускали родственников в тюремную больницу в Ленинграде, где он умирал от гломерулонефрита. Олекса Тихий умер от рака в тюремной больнице на Урале - и речи не было о том, чтобы выпустить его по состоянию здоровья.
Все эти люди были осуждены к большим срокам заключения по политическим обвинениям. Они не признавали своей вины, не каялись, не просили ни о помиловании, ни об освобождении. Но вообразить, чтобы беременная женщина, у которой на воле еще двое малолетних детей, признала свою вину, раскаялась, попросила о помиловании - и чтобы ее не выпустили? Полагаю, что такое в тоталитарном Советском Союзе было бы невозможно.
И еще одно воспоминание тех лет. Летом 1984 года по обвинению в антисоветской агитации была арестована правозащитница Лина Туманова. Спустя несколько месяцев ее выпустили из Лефортовской тюрьмы под подписку о невыезде. Она была в шоке: почему ее выпустили? Она не признавала вины, не давала показаний, вообще не участвовала в следствии - и вдруг выпустили. Так не бывает! О ней ведь - о ужас! - могут подумать, что она кого-то предала, освободилась позорной ценой. И она с облегчением вздохнула, когда узнала истинную причину своего освобождения. В Лефортовской тюрьме ей диагностировали рак лимфатических узлов - то же самое заболевание, которым страдает сегодня Василий Алексанян. Ее выпустили под подписку о невыезде, пока она еще не чувствовала болезни, не испытывала мучительных болей, которые пришли уже потом, дома.
История с Линой Тумановой была тяжело пережита мною. Я находилась тогда в Лефортове, и мне сказали, что Лина на свободе (видели, как я этому обрадовалась), но скрыли от меня истинную причину ее освобождения (возможно, посмеялись над моей радостью). Я узнала об этом лишь в ссылке, когда жить Лине оставалось уже совсем недолго. Мы регулярно разговаривали с ней по телефону, пока она могла держать трубку. И я проклинала КГБ, который арестовал ее, помешав тем самым вовремя диагностировать рак и вовремя начать лечение. (Чувствуя недомогание, она должна была пойти к врачу как раз в день своего ареста.)
Мне долго казалось, что те времена ушли в прошлое безвозвратно. Но я никогда не думала, что доживу до таких времен, когда следователи московского КГБ по нашим диссидентским делам увидятся мне вдруг милосердными и гуманными в сравнении с сегодняшними исполнителями карательного механизма судебно-прокурорской системы - в сравнении с сегодняшними палачами юриста Василия Алексаняна.
На суде 1 февраля 2008 года Василий Алексанян говорил журналистам:
"Я считаю, что пока это общество терпит такую расправу, каждый из вас может стать жертвой точно так же... Нет у нас суда, понимаете, нет! У нас уголовный процесс заканчивается на стадии предъявления обвинения человеку. Поэтому у нас единственная мера пресечения - сажать в тюрьму и не выпускать... ГУЛАГ жив... Система таким образом сделана, что любой невиновный человек может быть схвачен и обвинен в любом преступлении. Как меня обвинили в преступлении, которого не было в Уголовном кодексе, только чтобы арестовать... Я не виновен! Вы знаете, осознание собственной правоты дает мне большую силу и веру в Бога. Потому что если мы будем жить по заповедям, которые Господь завещал - вот всего этого не будет, понимаете... Я надеюсь, что прозрение придет когда-нибудь. Не должно такого происходить. Невозможно это терпеть. Если уж такая жертва приносится мною - вольно или невольно - она должна пробудить сознание у людей. Помочь увидеть им то, что происходит в стране..."
Придет ли это прозрение? Все будет зависеть только от нас. От нашего неравнодушия. От активности гражданского общества. И в деле Светланы Бахминой. И в деле Василия Алексаняна. И в деле каждого человека, к которому несправедлива, безжалостна, беззаконна эта система.
Елена Санникова (
http://www.grani.ru/Society/Law/m.143523.html)
И еще -
Юлия Латынина в Ежедневном журнале - о Светлане Бахминой