Адольф Гитлер Вторая Книга русский перевод глава 7 часть 2
начало здесь
Zweites Buch (Секретная книга)
Глава 7
ПОЛИТИКА ВТОРОГО РЕЙХА
Дело осложнялось еще дальше и третьим члена альянса, Италией. Как уже было
отмечено, в отношение Италии к Австрии не было и вопроса о сердечности, и вряд ли как одна из причин, но на самом деле только результат и следствие подавляющей необходимости. Итальянский Народ в первую очередь, и Итальянская интеллигенция, всегда могли сплотиться в симпатии к Германии. На рубеже веков все основания уже существовали для союза Италии с Германией в одиночку. Мнение, что Италия как таковая, была бы неверным союзником, так глупо и тупо, что креслельные политики могут предложить его только для нашей аполитичной так называемой национальной буржуазии. Самую потрясающую противоположность показывает история нашего Народа, а именно то время, когда Италия была когда-то в союзе с Германией против Австрии, конечно же. Надо отметить, что Германия в это время была Пруссией во главе с гением Бисмарка, а не той, что привела к политической недееспособности позднейших сапожников неправильно управляемого Рейха.
Конечно, Италия того времени терпела поражения в сражениях на суше и на море, но она достойно выполняла союзные обязательства, как Австрия не поступала в Мировой Войне, в которую она втолкнула Германию. За то время, когда Италии был предложен сепаратный мир, который дал бы ей все, чего бы ей удалось добиться лишь позже, она с гордостью и с негодованием отвергла его, несмотря на военные поражения, которые ей пришлось пережить, тогда как Австрийские государственные руководители не только желали такого сепаратного мира, но были готовы отказаться от Германии полностью. Если этого не случилось, причина лежит не в силе характера Австрийского государства, а в характере требований, которые противник предъявлял ей, и что на практике означало ее распад. Тот факт, что Италия потерпела военные поражения в 1866 году, нельзя реально рассматривать как признак измены альянсу. Безусловно,
она предпочла бы победы поражениям, но Италия того времени не могла действительно быть
сравнима с Германией, но и даже еще позже, потому что ей не хватало высшей мощи военной
кристаллизации, которая у Германии была в Пруссии. Немецкий союз без основы Прусской военной мощи точно так же поддался бы нападению такой старой, но еще не расчлененной национально военной мощи, такой как обладала Австрия, как это имело место в отношении Италии. Но главное заложено в том, что Италия в то время сделала возможным решение в Чехии в пользу позднего немецкого Рейха, путем блокирования значительной и большей части Австрийской армии. Ибо тот, кто помнит критическую ситуацию на день битвы у Кениггреца, не может утверждать, что это было дело безразличия к судьбе Германии, быть ли Австрии на поле боя с дополнительными 140000 людей, как она могла бы сделать в силу Итальянского обязательства.
Естественно, Италия того времени не заключала этот союз, с тем чтобы сделать возможным национальное единство Немецкого Народа, а, скорее, Итальянского, это понятно. Это действительно требует пресловутой политической наивности патриотического легионера, чтобы иметь возможность видеть причину упреков или клеветы в этом. Идея получения союза, который с самого начала имеет лишь перспективы успеха или усиления - детская глупость. Поскольку Итальянцы имеют точно такое же право делать тот же упрек Пруссии того времени и самому Бисмарку, а именно, что они заключили союз не из любви к Италии, но из-за преследования ими своих собственных интересов. К сожалению, я склонен сказать, что это унизительно, что такая глупость совершается только к северу от Альп, а не также к югу от них.
Такая глупость становится понятной только тогда, когда мы считаем Тройственный Союза, или, еще лучше, альянс между Германией и Австрией, который действительно редок, когда одно Государство, Австрия, получает от союза все, и другое, Германия, вообще ничего. Союз, в котором одна сторона рискует своими интересами, а другая - в блестящих доспехах. Одна имеет холодную целеустремленность, а другая - лояльность Нибелунгов. По крайней мере, это произошло только однажды в истории в такой степени, и, таким образом, и Германия получила самые страшные результаты для такого рода политического руководства Государства и союзной политики.
Таким образом, если союз с Италией, поскольку он касается отношения Австрии с Италией, имел самую сомнительную ценность с самого начала, это было не потому что с Италией, например, речь могла идти о неправильном в корне партнере, а потому, что для Италии этот самый союз с Австрией не обещал ни одной взаимовыгодной величины.
Италия была национальным Государством. Ее будущее неизбежно должно было лежать на берегах Средиземного моря. Таким образом все соседние Государства более или менее являются препятствием для развития этого национального Государства. Если кроме того, мы учитывали, что Австрия сама по себе имеет 800000 итальянцев в рамках ее границ, и далее, что эти же Габсбурги - те, кто, с одной стороны сдал Немцев в Славянизацию, то с другой стороны очень хорошо понял, как натравить Славян и Немцев на Итальянцев - были все интересы в медленной денационализации этих 800000 итальянцев, то будущая задача внешней политики Италии едва ли ставится под сомнение. Она должна быть анти-Австрийской, и про-Германской насколько возможно. И эта политика также нашла оживленную поддержку, действительно светящийся энтузиазм, среди Итальянского Народа. Потому что обиды, что Габсбурги - и Австрия была их политическим оружием для этого - совершили в отношении Италии на протяжении веков, глядя с Итальянской точки зрения, вопиют небу об отмщении. Веками Австрия была препятствием на пути объединения Италии, снова и снова Габсбурги поддержали коррумпированные Итальянские
династии, да еще на рубеже веков съезд партии духовной и Христианской общественной направленности закрылся не с чем-нибудь, но с требованием, чтобы Рим был предоставлен Папе Римскому. Никто не сомневался, что это рассматривалось как задача Австрийской политики, но с другой стороны, они имели наглость полагать, что люди волей-неволей в Италии увлеченно продемонстрируют энтузиазм по поводу союза с Австрией. Таким образом Австрийская политика по отношению к Италии в ходе веков не всегда делалась в лайковых перчатках. Чем Франция была на протяжении веков для Германии, Австрия в течение многих столетий была для Италии. Низменности северной Италии всегда были полем деятельности, на котором Австрийское Государство показывало свою политику дружбы с Италией. Хорватские полки и Пандуры были носителями культуры и Австрийской цивилизации, и это жаль, что все это, в частности, связывается с Немецким именем. Если сегодня мы часто слышим высокомерное неодобрение, действительно презрительное оскорбление Немецкой культуры из Итальянских уст, то за это Немецкий Народ должен благодарить Государство, которое, замаскированное как Немецкое снаружи, но которые разоблачало характер своего внутреннего существа перед Итальянцами через грубых солдат, которые в своем собственном Австрийском Государстве рассматривались его гражданами, как истинный бич божий. Боевая слава Австрийской армии была частично построена на успехах, которые неизбежно вызывали неумирающую ненависть Итальянцев на все времена.
Это было несчастьем для Германии, никогда не понимать этого, несчастьем, напротив,
покрывающим это косвенно, если не прямо. Ибо так же Германия потеряла Государство, которое, как дела потом показали, могло бы стать нашим самым верным союзником, как когда-то было очень надежным союзником Пруссии.
Таким образом, отношение широкого общественного мнения в Австрии по поводу войны в Триполи имело особенно решающее значение для внутренней связи Италии с Австрией. То, что Вена косо смотрела на Итальянские попытки поставить ногу в Албании, еще понятно в связи с положением дел. Австрия считала, что ее собственные интересы находятся под угрозой там. Но общее и решительно искусственное подстрекательство против Италии, когда та отправилась завоевывать Триполи, было непонятно. Итальянский шаг, однако, самоочевиден. Никто не может обвинить правительство Италии, если оно пыталось принести Итальянский флаг в районы, которые по самому своему местоположению должны были быть признаны колониальными областями Италии. Не только потому, что молодые Итальянские колонисты шли по следам древних римлян, но Итальянские действия должны были бы быть отрадными именно для Германии и Австрии по еще одной причине. Чем Италия больше занята в Северной Африке, тем больше природных противоречий между Италией и Францией будет поневоле однажды развиваться. Начальнику Немецкого Государства, по крайней мере, следовало бы попытаться всеми средствами создать
трудности для угрожающего распространения Французской гегемонии в Северной Африке, и в целом Французскому открытию Черного континента, даже с учетом возможного военного укрепления Франции также на европейских полях сражений. Для французского правительства, и особенно ее военных лидеров, не оставалось ни одного сомнения в том, что для них в Африканских колониях действительно была другая важность, чем просто демонстрация Французской цивилизации. Долгое время они уже видели в них резервуар солдат для следующего Европейского конкурса оружия. То, что это могло произойти только с Германией, тоже понятно. Что было бы более естественным, с точки зрения Немцев, чем всякое вмешательство другой державы, особенно если эта другая держава была ее союзником. Кроме того, Французская нация стерильна и не нуждается в расширении своего жизненного пространства, в то время как Итальянский Народ, так же, как Немецкие, должен был найти какой-то выход. Пусть никто не скажет, что это повлекло бы за собой кражу, совершенную у Турции. Ибо тогда все колонии действительно украденные области. Только без них Европейцы жить не могут. У нас не было интереса, и не должно быть, в отчуждении с Италией из совершенно нереальных симпатических чувств к Турции. Если когда-либо было внешнеполитическое действие, в котором Австрия и Германия могли бы полностью стоять позади Италии, это было именно оно. Это было просто скандально, как Австрийская пресса того времени, по сути, все общественное мнение, вели себя по отношению к Итальянским действиям, чьей конечной целью было не что иное, как аннексия Боснии и Герцеговины самой Австрией. Ненависть внезапно вспыхнула в то время, которое показывало реальный внутренний смысл этой Австрийско-Итальянской связи все более четко, поскольку не было никаких фактических оснований для этого вообще. Я был в Вене в то время и имел в душе отвращение к глупым, а также бесстыдным методам, каким образом союзник был тогда ранен ножом в спину. Таким образом, при таких условиях требовать от этого самого союзника верности, которая в действительности была бы самоубийством Италии, по крайней мере, так же непонятно, как и наивно.
Кроме того, дело в следующем: природное военно-географическое положение Италии всегда вынуждает это Государство вырабатывать политику, которая не принесет ей конфликт с превосходящей военно-морской мощью, которой Итальянский флот и флоты союзных с ней стран не будут в состоянии, насколько человек может предвидеть, сопротивляться. До тех пор, пока Англия обладает неоспоримым господством на море, и до тех пор, пока эта гегемония еще может быть укреплена посредством Средиземноморского Французского флота, без способности Италии и ее союзников оказать перспективное сопротивление, Италия никогда не может занять анти-Английскую позицию. Мы не должны требовать от руководителей Государства, что из идиотской симпатии к другому Государству, чья взаимная любовь была четко показана именно во время войны в Триполи, они выдадут свой Народ на верную гибель. Тот, кто подвергнет прибрежные условия Итальянского государства самому беглому изучению, должен немедленно прийти к убеждению, что борьба против Англии со стороны Италии в сложившихся обстоятельствах не только безнадежна, но и абсурдна. Так Италия оказалась в точности такой же ситуации, как и Германия тоже попала, а именно, так же как и Бисмарк, когда риск войны с Россией, вызванный Австрией, оказался настолько чудовищным, что в этом случае он взял на себя обязательства, через знаменитый Перестраховочный Договор, игнорировать вопросы иных существующих союзов, также как для Италии союз с Австрией стал несостоятельным в момент, когда она получила в качестве врага Англию, как результат. Любой, кто не хочет понять или принять это, не в состоянии политически мыслить, и, следовательно, в лучшем случае, не способен к разработке политики в Германии. Но Немецкий Народ видит результат политики такого рода людей до того, и должен нести ответственность за последствия.
Все эти аспекты - именно те, которым пришлось снизить стоимость союза с Австрией до минимума. Для этого было ясно, что Германия, из-за ее союза с Австрией, будет также предположительно делать врагов, кроме России, Румынии, Сербии и Италии. Ибо, как уже было сказано, нет союза, который может быть построен на основе идеальной симпатии или идеальной верности или идеальной благодарности. Альянсы будут тем сильнее, чем больше отдельных договаривающихся сторон смогут надеяться получить частные преимущества от них. Фантастично хотеть вступить в союз по любым другим признакам. Я никогда бы не ожидал от Италии заключения союза с Германией из симпатии к Германии, из любви к Германии, с целью
создать преимущество для Германии. Подобно тому, как мало я сам когда-либо хотел вступить в договорные отношения из любви к другому Государству, из симпатии к нему, или из желания служить ему. Если я сегодня адвокат союза между Италией и Германией, я делаю это только потому, что я считаю, что оба Государства могут тем самым получить полезные преимущества. Оба Государства будут процветать в результате.
Преимущество Тройственного Союза лежало исключительно на стороне Австрии. Конечно, в результате определенных факторов в политике отдельных Государств, только Австрия могла получать выгоду от этого альянса. По всей своей природе Тройственный Союз не имел агрессивных тенденций. Это был оборонительный союз, который в ответ на все, в соответствии с его положениями, только должен обеспечить сохранение STATVS QVO. Германия и Италия, в результате невозможности прокормления населения, вынуждены были проводить агрессивную политику. Только Австрия была рада сохранить, по крайней мере труп Государства, которое само по себе было уже невозможно. Поскольку собственной оборонной мощи Австрии никогда бы не хватило для этого, через Тройственный Союз, наступательные силы Германии и Италии были использованы в интересах сохранения Австрийского Государства. Германия осталась по-прежнему в упряжке и, таким образом погибла, Италия выскочил из нее и сохранила себя. Только человек, для которого политика - это не обязанность сохранения жизни Народной всеми средствами и в соответствии со всеми возможностями, может хотеть осуждать такие действия.
Даже если Старая Германия в качестве официального Национального Государства поставила себе лишь дальнейшее объединение Немецкой Нации в качестве цели, Тройственный Союз должен волей-неволей был быть отменен мгновенно, соответственно отношения с Австрией изменены. Она, таким образом, были бы избавлена от столкновения с врагами, число которых никоим образом не могло быть компенсировано использованием Австрийских сил.
Таким образом, даже довоенная Германия не должна была позволять своей внешней политике определяться исключительно официальной национальной точкой зрения, если она не ведет к необходимым Народу целям.
Уже в довоенный период, будущее Немецкого Народа было вопросом решения проблемы
средств к существованию. Немецкий Народ не мог найти свой хлеб насущный в рамках существующей территории. Вся промышленность и квалификация, а также все научные методы обработки почвы, могли в лучшем случае несколько облегчить бедствия, но в конечном итоге они не смогли помешать этому. Даже в годы исключительно хороших урожаев они уже не могли полностью покрыть свои потребности в продовольствии. В случае среднего или плохого
урожая они уже зависели от импорта в значительной степени. Даже поставки сырья
во многих отраслях промышленности столкнулись с серьезными трудностями, и могли быть обеспечены только за счет закупок за границей.
Существовали различные способы преодоления этого бедствия. Эмиграция и контроль над рождаемостью должны были быть категорически отклонены даже с точки зрения Национального Государства того времени. В этом случае знание биологических последствий менее определяющее, чем страх численного истребления. Таким образом, для Германии в то время, только две возможности существовали для обеспечения сохранения нации на будущее время без
того, чтобы ограничить само население. Либо усилия должны быть предприняты для решения потребности в пространстве, то есть, приобретения новых земель, или Рейх должен был быть преобразован в большую экспортную фирму. Это означает, что производство определенных товаров должна была быть увеличено сверх внутренних потребностей, с тем чтобы иметь возможность обменять их на продовольствие и сырье путем экспорта.
Знания о необходимости расширения Немецкого жизненного пространства существовали, хотя и по крайней мере частично в то время. Считалось, что лучший способ действовать в этом смысле должен был привести Германию в ряды великих колониальных Народов. В действительности, однако, недостаток внутренней логики уже присутствовал в форме осуществления этой идеи. Смысл твердой территориальной политики заключается в том, что жизненное пространство Народа расширяется за счет выделения новых областей для урегулирования избытка населения, которые, затем, если это не принимает характер эмиграции, должны быть в тесной политической и государственной связи с метрополией. Это уже не применимо к колониям, которые были доступны в конце девятнадцатого века. Их отдаленность в пространстве, а также, особенно климатические условия этих областей сами по себе предотвращают поселение, такое как Англия ранее была в состоянии выполнить в Американских колониях, Голландцы в Южной Африке, и опять Англия в Австралии. Вдобавок к этому был весь характер внутреннего основания Немецкой колониальной политики. Тем самым проблема урегулирования полностью отступила на задний план, с тем чтобы поставить на ее место бизнес интересы, которые были идентичны с общими интересами Немецкого Народа только в малой мере. Таким образом, с самого начала значение Немецких колоний заключалось скорее в возможности получения определенных рынков, которые
путем предоставления различных колониальных продуктов и отчасти сырья, делали Немецкую
экономику не зависящей от зарубежных стран.
Это бы, несомненно, удалось до некоторой степени в будущем, но это ни в коей мере не решало проблему перенаселенности в Германии, если бы не было принято решение гарантировать жизнеобеспечение Немецкого Народа принципиально за счет увеличения экспортной экономики. Тогда, естественно, Немецкие колонии, за счет более благоприятных поставок сырья, смогут в один прекрасный день дать различным отраслям промышленности больше возможностей, чтобы конкурировать на международных рынках. Таким образом Немецкая колониальная политика в глубоким смысле на самом деле не территориальная политика, а стала инструментом Немецкой экономической политики. На самом деле, даже численно прямое облегчение Немецкого внутреннего перенаселения путем образования колоний совершенно незначительно.
Если к тому же хотят перейти к реальной территориальной политике, то колониальная политика, проводимая перед Войной, была все более бессмысленной, так как она не могла привести к облегчению Немецкого перенаселения. И наоборот, в один день, как все человеческие предсказания указывают, само ее исполнение потребовало рисковать кровью, как было бы необходимо в худшем случае реально полезной территориальной политики. Поскольку
такой род Немецкой колониальной политики в наиболее благоприятной ситуации могло вызвать только укрепление Немецкой экономики, в один прекрасный день оно должно было стать причиной физического конфликта с Англией. Поскольку для Немецкой мировой экономической политики невозможно избежать решительной борьбы с Англией.
Экспортная индустрия, мировая торговля, колонии и торговый флот затем должны были быть защищены с помощью меча от державы, которая, с той же точки зрения самосохранения, как и Германия, давно уже видела себя вынужденной вступить на этот путь. Таким образом, эта мирная экономическая борьба за завоевание места под солнцем может иметь место только до тех пор, пока Англия может рассчитывать на достижение краха немецкой конкуренции чисто экономическими средствами, потому что тогда мы никогда не выйдет из
тени. Но если Германии удастся вытолкнуть Англию еще из этого мирного экономического способа, само собой разумеется, что призрак этого мирного экономического завоевания мира будет заменен сопротивлением штыков.
Без сомнения, была, однако, политическая идея, позволить Немецкому Народу увеличивать свою численность за счет увеличения промышленного производства и продаж на международных рынках. Эта идея была не Народная, но она соответствует господствующим представлениям буржуазного национального мира того времени. Этот путь мог быть пройден, во всяком случае, только он затем поставил полностью определенные и очень четко определенные обязанности перед Немецкой внешней политикой: конец Немецкой мировой торговой политики может быть только войной с Англией. Но тогда задачей Немецкой внешней политики было вооружаться, через дальновидные союзные меры для конфликта с Государством, которое на основе опыта более чем 100 лет само по себе не забывает объявить всеобщую мобилизацию союзных Государств. Если Германия хочет защитить ее промышленную и экономическую политику против Англии, то она сперва должна попытаться прикрыть тыл Россией. Затем Россия была единственным Государством, которое может рассматриваться в качестве ценного союзника, потому что она одна не имеет нужды быть по существу против Германии, по крайней мере на данный момент. Надо отметить, что отпускная цена для Русского альянса, так обстоят дела, может находиться только в отказе от союза с Австрией. Ибо тогда двойной союз с Австрией был безумием, действительно сумасшествием. Только тогда, когда тыл Германии был бы полностью прикрыт Россией, могла бы она перейти к морской политике, которая сознательно направлена на день расчета. Только тогда
Германия может также тратить огромные средства, необходимые для достройки флота, который, не будучи современным в деталях, отставал на пять лет, особенно в скорости, и тем самым в перемещении.
Но запутанность в Австрийском союзе была настолько велика, что решение уже не могло быть найдено, и Россия, которая начала ориентировать себя заново после русско-японской войны, должна была быть отражена к лучшему. Но тем самым вся Немецкая экономическая и колониальная политика стала более чем опасной игрой. Дело в том, что Германия действительно также избегала окончательного урегулирования с Англией, и, соответственно с годами отношение ее было определено по принципу - не восстанавливать против себя противника. Это определяло все Немецкие решения, которые были бы необходимы для защиты Немецкой экономики и колониальной политики, пока 4 августа 1914 года Английское объявление войны не положило конец этому печальному периоду Немецкой слепоты. Если бы Германией в то время правили менее буржуазные националисты, чем Народные точки зрения, то другой путь к решению немецкого бедствия был бы рассмотрен, а именно, крупномасштабная территориальная политика в самой Европе.
Таким образом, Немецкая колониальная политика, которая неизбежно должна была привести нас в конфликт с Англией, в котором Францию всегда можно рассматривать как перешедшую на сторону врага, особенно неразумна для Германии, потому что наша Европейская база была слабее, чем у любого другого колониального Народа мирового политического значения. Ведь
в конечном счете судьба колоний, очевидно, решается в Европе. В результате каждая Немецкая
внешняя политика была направлена прежде всего на укрепление и сохранение военных позиций Германии в Европе. Таким образом, мы могли рассчитывать только на маленькую решительную помощь от наших колоний. С другой стороны, каждое расширение нашей Европейской территориальной базы автоматически привело бы к укреплению нашего положения. Это не одно и то же, если Народ имеет замкнутую область расселения 560000, или, скажем, 1000000
квадратных километров. Полностью помимо трудностей, в случае войны, средства к существованию, которые должны оставаться независимыми насколько возможно от последствий действий противника, военная защита уже располагается на размере территории, и в этом смысле проводить наши операции, которые заставляют нас вести войну на нашей собственной земле, будет значительно легче.
В общем-то, определенная защита от внезапных атак заключается в размере территории Государства.
Прежде всего, однако, только через территориальную политику в Европе могут человеческие ресурсы перемещаться для сохранения нашего Народа, в том числе военного использования. Дополнительные 500000 квадратных километров в Европе могут предложить новые дворы миллионам Немецких крестьян, и сделать доступными миллионы солдат державе Немецкого Народа на момент принятия решения.
Единственной областью в Европе, которая может быть рассмотрена для такой территориальной политики, была Россия. Тонко установленные западные приграничные регионы, которые уже когда-то принимали Немецких колонистов как носителей культуры, также могли бы быть рассмотрены на предмет новой территориальной политики Немецкой Нации. Таким образом,
цель Немецкой внешней политики безоговорочно должна быть освободить свой тыл против Англии и, наоборот, изолировать Россию как можно больше. Затем, с бесстрашной логикой, мы должны будем отказаться от своей экономической и мировой торговой политики, и, если необходимо, полностью отказаться от флота, с тем чтобы сосредоточить все силы нации снова на Сухопутной Армии, как когда-то раньше. Затем, более чем когда-либо, от союза с Австрией придется отказаться, потому что ничего еще будет стоять на пути к изоляции России, чем Государство, чья
защита гарантируется Германией, чей раздел приветствуется в целом ряде Европейских держав, но что они в состоянии выполнять только в союзе с Россией. Поскольку эти Государства признали в Германии величайшую защитницу сохранения Австрии, тем более они вынуждены быть против изоляции России, так как Царская Империя более чем когда-либо может предстать перед ними в качестве единственно возможного силового фактора для окончательного уничтожения Австрии.
Было очевидно, однако, что все эти Государства особенно не могли желать укрепления
единственной защиты Австрии за счет сильнейшего врага Государства Габсбургов.
Ибо в этом случае, тоже, Франция будет всегда на стороне врагов Германии, возможность формирования анти-Немецкой коалиции всегда будет присутствовать, если мы не примем решение о ликвидации союза с Австрией до конца века, и бросим Австрийское Государство на произвол судьбы, а тем самым сохраним Немецкие области для Рейха.
Что-то произошло другое. Германия хочет мира. Поэтому она избегала территориальной политики, которая, как таковая могла проводиться только агрессивно, и в конечном итоге превратилась в безграничную экономическую и торговую политику. Мы думали завоевать мир мирными экономическими средствами, а также тем самым мы не поддержали сами ни одну, ни другую державы, но вместо этого держались тем более упорно умирающего Государства Габсбургов, чем к более общей политической изоляции это приводило. Широкие круги в Германии приветствовали это отчасти из-за реальной политической некомпетентности, а также частично за счет
неправильно понятых патриотических легитимистских идей и, наконец, отчасти в надежде, по-прежнему питаемой, что ненавистная Империя Гогенцоллернов однажды может быть тем самым придет к краху.
Когда Мировая Война брызнула кровью 2 августа 1914, довоенная политика альянсов, на самом деле, уже потерпела фактическое поражение. В целях оказания помощи Австрии, Германия была втянута в войну, которая тогда заставила вращаться только вокруг своего существования. Ее враги были противниками ее мировой торговли, а также ее общего величия вообще, и те, кто ожидает падения Австрии. Ее друзья, невозможная Австро-Венгерская Государственная структура, с одной стороны, и постоянно больная и слабая Турция, с другой. Италия, однако, сделал шаг, который Германия поневоле должна была принять и выполняться сама, если бы ее судьба направлялась гением Бисмарка вместо слабых философов и бахвалящихся ура-патриотов. Тот факт, что позднее Италия, наконец, предприняла наступление против бывшего союзника, опять-таки лишь соответствует пророческому предвидению Бисмарка, а именно, что только два условия могут существовать вообще между Италией и Австрией: союз или война.
( продолжение здесь)
Zweites Buch (Секретная книга)
Глава 7
ПОЛИТИКА ВТОРОГО РЕЙХА
Дело осложнялось еще дальше и третьим члена альянса, Италией. Как уже было
отмечено, в отношение Италии к Австрии не было и вопроса о сердечности, и вряд ли как одна из причин, но на самом деле только результат и следствие подавляющей необходимости. Итальянский Народ в первую очередь, и Итальянская интеллигенция, всегда могли сплотиться в симпатии к Германии. На рубеже веков все основания уже существовали для союза Италии с Германией в одиночку. Мнение, что Италия как таковая, была бы неверным союзником, так глупо и тупо, что креслельные политики могут предложить его только для нашей аполитичной так называемой национальной буржуазии. Самую потрясающую противоположность показывает история нашего Народа, а именно то время, когда Италия была когда-то в союзе с Германией против Австрии, конечно же. Надо отметить, что Германия в это время была Пруссией во главе с гением Бисмарка, а не той, что привела к политической недееспособности позднейших сапожников неправильно управляемого Рейха.
Конечно, Италия того времени терпела поражения в сражениях на суше и на море, но она достойно выполняла союзные обязательства, как Австрия не поступала в Мировой Войне, в которую она втолкнула Германию. За то время, когда Италии был предложен сепаратный мир, который дал бы ей все, чего бы ей удалось добиться лишь позже, она с гордостью и с негодованием отвергла его, несмотря на военные поражения, которые ей пришлось пережить, тогда как Австрийские государственные руководители не только желали такого сепаратного мира, но были готовы отказаться от Германии полностью. Если этого не случилось, причина лежит не в силе характера Австрийского государства, а в характере требований, которые противник предъявлял ей, и что на практике означало ее распад. Тот факт, что Италия потерпела военные поражения в 1866 году, нельзя реально рассматривать как признак измены альянсу. Безусловно,
она предпочла бы победы поражениям, но Италия того времени не могла действительно быть
сравнима с Германией, но и даже еще позже, потому что ей не хватало высшей мощи военной
кристаллизации, которая у Германии была в Пруссии. Немецкий союз без основы Прусской военной мощи точно так же поддался бы нападению такой старой, но еще не расчлененной национально военной мощи, такой как обладала Австрия, как это имело место в отношении Италии. Но главное заложено в том, что Италия в то время сделала возможным решение в Чехии в пользу позднего немецкого Рейха, путем блокирования значительной и большей части Австрийской армии. Ибо тот, кто помнит критическую ситуацию на день битвы у Кениггреца, не может утверждать, что это было дело безразличия к судьбе Германии, быть ли Австрии на поле боя с дополнительными 140000 людей, как она могла бы сделать в силу Итальянского обязательства.
Естественно, Италия того времени не заключала этот союз, с тем чтобы сделать возможным национальное единство Немецкого Народа, а, скорее, Итальянского, это понятно. Это действительно требует пресловутой политической наивности патриотического легионера, чтобы иметь возможность видеть причину упреков или клеветы в этом. Идея получения союза, который с самого начала имеет лишь перспективы успеха или усиления - детская глупость. Поскольку Итальянцы имеют точно такое же право делать тот же упрек Пруссии того времени и самому Бисмарку, а именно, что они заключили союз не из любви к Италии, но из-за преследования ими своих собственных интересов. К сожалению, я склонен сказать, что это унизительно, что такая глупость совершается только к северу от Альп, а не также к югу от них.
Такая глупость становится понятной только тогда, когда мы считаем Тройственный Союза, или, еще лучше, альянс между Германией и Австрией, который действительно редок, когда одно Государство, Австрия, получает от союза все, и другое, Германия, вообще ничего. Союз, в котором одна сторона рискует своими интересами, а другая - в блестящих доспехах. Одна имеет холодную целеустремленность, а другая - лояльность Нибелунгов. По крайней мере, это произошло только однажды в истории в такой степени, и, таким образом, и Германия получила самые страшные результаты для такого рода политического руководства Государства и союзной политики.
Таким образом, если союз с Италией, поскольку он касается отношения Австрии с Италией, имел самую сомнительную ценность с самого начала, это было не потому что с Италией, например, речь могла идти о неправильном в корне партнере, а потому, что для Италии этот самый союз с Австрией не обещал ни одной взаимовыгодной величины.
Италия была национальным Государством. Ее будущее неизбежно должно было лежать на берегах Средиземного моря. Таким образом все соседние Государства более или менее являются препятствием для развития этого национального Государства. Если кроме того, мы учитывали, что Австрия сама по себе имеет 800000 итальянцев в рамках ее границ, и далее, что эти же Габсбурги - те, кто, с одной стороны сдал Немцев в Славянизацию, то с другой стороны очень хорошо понял, как натравить Славян и Немцев на Итальянцев - были все интересы в медленной денационализации этих 800000 итальянцев, то будущая задача внешней политики Италии едва ли ставится под сомнение. Она должна быть анти-Австрийской, и про-Германской насколько возможно. И эта политика также нашла оживленную поддержку, действительно светящийся энтузиазм, среди Итальянского Народа. Потому что обиды, что Габсбурги - и Австрия была их политическим оружием для этого - совершили в отношении Италии на протяжении веков, глядя с Итальянской точки зрения, вопиют небу об отмщении. Веками Австрия была препятствием на пути объединения Италии, снова и снова Габсбурги поддержали коррумпированные Итальянские
династии, да еще на рубеже веков съезд партии духовной и Христианской общественной направленности закрылся не с чем-нибудь, но с требованием, чтобы Рим был предоставлен Папе Римскому. Никто не сомневался, что это рассматривалось как задача Австрийской политики, но с другой стороны, они имели наглость полагать, что люди волей-неволей в Италии увлеченно продемонстрируют энтузиазм по поводу союза с Австрией. Таким образом Австрийская политика по отношению к Италии в ходе веков не всегда делалась в лайковых перчатках. Чем Франция была на протяжении веков для Германии, Австрия в течение многих столетий была для Италии. Низменности северной Италии всегда были полем деятельности, на котором Австрийское Государство показывало свою политику дружбы с Италией. Хорватские полки и Пандуры были носителями культуры и Австрийской цивилизации, и это жаль, что все это, в частности, связывается с Немецким именем. Если сегодня мы часто слышим высокомерное неодобрение, действительно презрительное оскорбление Немецкой культуры из Итальянских уст, то за это Немецкий Народ должен благодарить Государство, которое, замаскированное как Немецкое снаружи, но которые разоблачало характер своего внутреннего существа перед Итальянцами через грубых солдат, которые в своем собственном Австрийском Государстве рассматривались его гражданами, как истинный бич божий. Боевая слава Австрийской армии была частично построена на успехах, которые неизбежно вызывали неумирающую ненависть Итальянцев на все времена.
Это было несчастьем для Германии, никогда не понимать этого, несчастьем, напротив,
покрывающим это косвенно, если не прямо. Ибо так же Германия потеряла Государство, которое, как дела потом показали, могло бы стать нашим самым верным союзником, как когда-то было очень надежным союзником Пруссии.
Таким образом, отношение широкого общественного мнения в Австрии по поводу войны в Триполи имело особенно решающее значение для внутренней связи Италии с Австрией. То, что Вена косо смотрела на Итальянские попытки поставить ногу в Албании, еще понятно в связи с положением дел. Австрия считала, что ее собственные интересы находятся под угрозой там. Но общее и решительно искусственное подстрекательство против Италии, когда та отправилась завоевывать Триполи, было непонятно. Итальянский шаг, однако, самоочевиден. Никто не может обвинить правительство Италии, если оно пыталось принести Итальянский флаг в районы, которые по самому своему местоположению должны были быть признаны колониальными областями Италии. Не только потому, что молодые Итальянские колонисты шли по следам древних римлян, но Итальянские действия должны были бы быть отрадными именно для Германии и Австрии по еще одной причине. Чем Италия больше занята в Северной Африке, тем больше природных противоречий между Италией и Францией будет поневоле однажды развиваться. Начальнику Немецкого Государства, по крайней мере, следовало бы попытаться всеми средствами создать
трудности для угрожающего распространения Французской гегемонии в Северной Африке, и в целом Французскому открытию Черного континента, даже с учетом возможного военного укрепления Франции также на европейских полях сражений. Для французского правительства, и особенно ее военных лидеров, не оставалось ни одного сомнения в том, что для них в Африканских колониях действительно была другая важность, чем просто демонстрация Французской цивилизации. Долгое время они уже видели в них резервуар солдат для следующего Европейского конкурса оружия. То, что это могло произойти только с Германией, тоже понятно. Что было бы более естественным, с точки зрения Немцев, чем всякое вмешательство другой державы, особенно если эта другая держава была ее союзником. Кроме того, Французская нация стерильна и не нуждается в расширении своего жизненного пространства, в то время как Итальянский Народ, так же, как Немецкие, должен был найти какой-то выход. Пусть никто не скажет, что это повлекло бы за собой кражу, совершенную у Турции. Ибо тогда все колонии действительно украденные области. Только без них Европейцы жить не могут. У нас не было интереса, и не должно быть, в отчуждении с Италией из совершенно нереальных симпатических чувств к Турции. Если когда-либо было внешнеполитическое действие, в котором Австрия и Германия могли бы полностью стоять позади Италии, это было именно оно. Это было просто скандально, как Австрийская пресса того времени, по сути, все общественное мнение, вели себя по отношению к Итальянским действиям, чьей конечной целью было не что иное, как аннексия Боснии и Герцеговины самой Австрией. Ненависть внезапно вспыхнула в то время, которое показывало реальный внутренний смысл этой Австрийско-Итальянской связи все более четко, поскольку не было никаких фактических оснований для этого вообще. Я был в Вене в то время и имел в душе отвращение к глупым, а также бесстыдным методам, каким образом союзник был тогда ранен ножом в спину. Таким образом, при таких условиях требовать от этого самого союзника верности, которая в действительности была бы самоубийством Италии, по крайней мере, так же непонятно, как и наивно.
Кроме того, дело в следующем: природное военно-географическое положение Италии всегда вынуждает это Государство вырабатывать политику, которая не принесет ей конфликт с превосходящей военно-морской мощью, которой Итальянский флот и флоты союзных с ней стран не будут в состоянии, насколько человек может предвидеть, сопротивляться. До тех пор, пока Англия обладает неоспоримым господством на море, и до тех пор, пока эта гегемония еще может быть укреплена посредством Средиземноморского Французского флота, без способности Италии и ее союзников оказать перспективное сопротивление, Италия никогда не может занять анти-Английскую позицию. Мы не должны требовать от руководителей Государства, что из идиотской симпатии к другому Государству, чья взаимная любовь была четко показана именно во время войны в Триполи, они выдадут свой Народ на верную гибель. Тот, кто подвергнет прибрежные условия Итальянского государства самому беглому изучению, должен немедленно прийти к убеждению, что борьба против Англии со стороны Италии в сложившихся обстоятельствах не только безнадежна, но и абсурдна. Так Италия оказалась в точности такой же ситуации, как и Германия тоже попала, а именно, так же как и Бисмарк, когда риск войны с Россией, вызванный Австрией, оказался настолько чудовищным, что в этом случае он взял на себя обязательства, через знаменитый Перестраховочный Договор, игнорировать вопросы иных существующих союзов, также как для Италии союз с Австрией стал несостоятельным в момент, когда она получила в качестве врага Англию, как результат. Любой, кто не хочет понять или принять это, не в состоянии политически мыслить, и, следовательно, в лучшем случае, не способен к разработке политики в Германии. Но Немецкий Народ видит результат политики такого рода людей до того, и должен нести ответственность за последствия.
Все эти аспекты - именно те, которым пришлось снизить стоимость союза с Австрией до минимума. Для этого было ясно, что Германия, из-за ее союза с Австрией, будет также предположительно делать врагов, кроме России, Румынии, Сербии и Италии. Ибо, как уже было сказано, нет союза, который может быть построен на основе идеальной симпатии или идеальной верности или идеальной благодарности. Альянсы будут тем сильнее, чем больше отдельных договаривающихся сторон смогут надеяться получить частные преимущества от них. Фантастично хотеть вступить в союз по любым другим признакам. Я никогда бы не ожидал от Италии заключения союза с Германией из симпатии к Германии, из любви к Германии, с целью
создать преимущество для Германии. Подобно тому, как мало я сам когда-либо хотел вступить в договорные отношения из любви к другому Государству, из симпатии к нему, или из желания служить ему. Если я сегодня адвокат союза между Италией и Германией, я делаю это только потому, что я считаю, что оба Государства могут тем самым получить полезные преимущества. Оба Государства будут процветать в результате.
Преимущество Тройственного Союза лежало исключительно на стороне Австрии. Конечно, в результате определенных факторов в политике отдельных Государств, только Австрия могла получать выгоду от этого альянса. По всей своей природе Тройственный Союз не имел агрессивных тенденций. Это был оборонительный союз, который в ответ на все, в соответствии с его положениями, только должен обеспечить сохранение STATVS QVO. Германия и Италия, в результате невозможности прокормления населения, вынуждены были проводить агрессивную политику. Только Австрия была рада сохранить, по крайней мере труп Государства, которое само по себе было уже невозможно. Поскольку собственной оборонной мощи Австрии никогда бы не хватило для этого, через Тройственный Союз, наступательные силы Германии и Италии были использованы в интересах сохранения Австрийского Государства. Германия осталась по-прежнему в упряжке и, таким образом погибла, Италия выскочил из нее и сохранила себя. Только человек, для которого политика - это не обязанность сохранения жизни Народной всеми средствами и в соответствии со всеми возможностями, может хотеть осуждать такие действия.
Даже если Старая Германия в качестве официального Национального Государства поставила себе лишь дальнейшее объединение Немецкой Нации в качестве цели, Тройственный Союз должен волей-неволей был быть отменен мгновенно, соответственно отношения с Австрией изменены. Она, таким образом, были бы избавлена от столкновения с врагами, число которых никоим образом не могло быть компенсировано использованием Австрийских сил.
Таким образом, даже довоенная Германия не должна была позволять своей внешней политике определяться исключительно официальной национальной точкой зрения, если она не ведет к необходимым Народу целям.
Уже в довоенный период, будущее Немецкого Народа было вопросом решения проблемы
средств к существованию. Немецкий Народ не мог найти свой хлеб насущный в рамках существующей территории. Вся промышленность и квалификация, а также все научные методы обработки почвы, могли в лучшем случае несколько облегчить бедствия, но в конечном итоге они не смогли помешать этому. Даже в годы исключительно хороших урожаев они уже не могли полностью покрыть свои потребности в продовольствии. В случае среднего или плохого
урожая они уже зависели от импорта в значительной степени. Даже поставки сырья
во многих отраслях промышленности столкнулись с серьезными трудностями, и могли быть обеспечены только за счет закупок за границей.
Существовали различные способы преодоления этого бедствия. Эмиграция и контроль над рождаемостью должны были быть категорически отклонены даже с точки зрения Национального Государства того времени. В этом случае знание биологических последствий менее определяющее, чем страх численного истребления. Таким образом, для Германии в то время, только две возможности существовали для обеспечения сохранения нации на будущее время без
того, чтобы ограничить само население. Либо усилия должны быть предприняты для решения потребности в пространстве, то есть, приобретения новых земель, или Рейх должен был быть преобразован в большую экспортную фирму. Это означает, что производство определенных товаров должна была быть увеличено сверх внутренних потребностей, с тем чтобы иметь возможность обменять их на продовольствие и сырье путем экспорта.
Знания о необходимости расширения Немецкого жизненного пространства существовали, хотя и по крайней мере частично в то время. Считалось, что лучший способ действовать в этом смысле должен был привести Германию в ряды великих колониальных Народов. В действительности, однако, недостаток внутренней логики уже присутствовал в форме осуществления этой идеи. Смысл твердой территориальной политики заключается в том, что жизненное пространство Народа расширяется за счет выделения новых областей для урегулирования избытка населения, которые, затем, если это не принимает характер эмиграции, должны быть в тесной политической и государственной связи с метрополией. Это уже не применимо к колониям, которые были доступны в конце девятнадцатого века. Их отдаленность в пространстве, а также, особенно климатические условия этих областей сами по себе предотвращают поселение, такое как Англия ранее была в состоянии выполнить в Американских колониях, Голландцы в Южной Африке, и опять Англия в Австралии. Вдобавок к этому был весь характер внутреннего основания Немецкой колониальной политики. Тем самым проблема урегулирования полностью отступила на задний план, с тем чтобы поставить на ее место бизнес интересы, которые были идентичны с общими интересами Немецкого Народа только в малой мере. Таким образом, с самого начала значение Немецких колоний заключалось скорее в возможности получения определенных рынков, которые
путем предоставления различных колониальных продуктов и отчасти сырья, делали Немецкую
экономику не зависящей от зарубежных стран.
Это бы, несомненно, удалось до некоторой степени в будущем, но это ни в коей мере не решало проблему перенаселенности в Германии, если бы не было принято решение гарантировать жизнеобеспечение Немецкого Народа принципиально за счет увеличения экспортной экономики. Тогда, естественно, Немецкие колонии, за счет более благоприятных поставок сырья, смогут в один прекрасный день дать различным отраслям промышленности больше возможностей, чтобы конкурировать на международных рынках. Таким образом Немецкая колониальная политика в глубоким смысле на самом деле не территориальная политика, а стала инструментом Немецкой экономической политики. На самом деле, даже численно прямое облегчение Немецкого внутреннего перенаселения путем образования колоний совершенно незначительно.
Если к тому же хотят перейти к реальной территориальной политике, то колониальная политика, проводимая перед Войной, была все более бессмысленной, так как она не могла привести к облегчению Немецкого перенаселения. И наоборот, в один день, как все человеческие предсказания указывают, само ее исполнение потребовало рисковать кровью, как было бы необходимо в худшем случае реально полезной территориальной политики. Поскольку
такой род Немецкой колониальной политики в наиболее благоприятной ситуации могло вызвать только укрепление Немецкой экономики, в один прекрасный день оно должно было стать причиной физического конфликта с Англией. Поскольку для Немецкой мировой экономической политики невозможно избежать решительной борьбы с Англией.
Экспортная индустрия, мировая торговля, колонии и торговый флот затем должны были быть защищены с помощью меча от державы, которая, с той же точки зрения самосохранения, как и Германия, давно уже видела себя вынужденной вступить на этот путь. Таким образом, эта мирная экономическая борьба за завоевание места под солнцем может иметь место только до тех пор, пока Англия может рассчитывать на достижение краха немецкой конкуренции чисто экономическими средствами, потому что тогда мы никогда не выйдет из
тени. Но если Германии удастся вытолкнуть Англию еще из этого мирного экономического способа, само собой разумеется, что призрак этого мирного экономического завоевания мира будет заменен сопротивлением штыков.
Без сомнения, была, однако, политическая идея, позволить Немецкому Народу увеличивать свою численность за счет увеличения промышленного производства и продаж на международных рынках. Эта идея была не Народная, но она соответствует господствующим представлениям буржуазного национального мира того времени. Этот путь мог быть пройден, во всяком случае, только он затем поставил полностью определенные и очень четко определенные обязанности перед Немецкой внешней политикой: конец Немецкой мировой торговой политики может быть только войной с Англией. Но тогда задачей Немецкой внешней политики было вооружаться, через дальновидные союзные меры для конфликта с Государством, которое на основе опыта более чем 100 лет само по себе не забывает объявить всеобщую мобилизацию союзных Государств. Если Германия хочет защитить ее промышленную и экономическую политику против Англии, то она сперва должна попытаться прикрыть тыл Россией. Затем Россия была единственным Государством, которое может рассматриваться в качестве ценного союзника, потому что она одна не имеет нужды быть по существу против Германии, по крайней мере на данный момент. Надо отметить, что отпускная цена для Русского альянса, так обстоят дела, может находиться только в отказе от союза с Австрией. Ибо тогда двойной союз с Австрией был безумием, действительно сумасшествием. Только тогда, когда тыл Германии был бы полностью прикрыт Россией, могла бы она перейти к морской политике, которая сознательно направлена на день расчета. Только тогда
Германия может также тратить огромные средства, необходимые для достройки флота, который, не будучи современным в деталях, отставал на пять лет, особенно в скорости, и тем самым в перемещении.
Но запутанность в Австрийском союзе была настолько велика, что решение уже не могло быть найдено, и Россия, которая начала ориентировать себя заново после русско-японской войны, должна была быть отражена к лучшему. Но тем самым вся Немецкая экономическая и колониальная политика стала более чем опасной игрой. Дело в том, что Германия действительно также избегала окончательного урегулирования с Англией, и, соответственно с годами отношение ее было определено по принципу - не восстанавливать против себя противника. Это определяло все Немецкие решения, которые были бы необходимы для защиты Немецкой экономики и колониальной политики, пока 4 августа 1914 года Английское объявление войны не положило конец этому печальному периоду Немецкой слепоты. Если бы Германией в то время правили менее буржуазные националисты, чем Народные точки зрения, то другой путь к решению немецкого бедствия был бы рассмотрен, а именно, крупномасштабная территориальная политика в самой Европе.
Таким образом, Немецкая колониальная политика, которая неизбежно должна была привести нас в конфликт с Англией, в котором Францию всегда можно рассматривать как перешедшую на сторону врага, особенно неразумна для Германии, потому что наша Европейская база была слабее, чем у любого другого колониального Народа мирового политического значения. Ведь
в конечном счете судьба колоний, очевидно, решается в Европе. В результате каждая Немецкая
внешняя политика была направлена прежде всего на укрепление и сохранение военных позиций Германии в Европе. Таким образом, мы могли рассчитывать только на маленькую решительную помощь от наших колоний. С другой стороны, каждое расширение нашей Европейской территориальной базы автоматически привело бы к укреплению нашего положения. Это не одно и то же, если Народ имеет замкнутую область расселения 560000, или, скажем, 1000000
квадратных километров. Полностью помимо трудностей, в случае войны, средства к существованию, которые должны оставаться независимыми насколько возможно от последствий действий противника, военная защита уже располагается на размере территории, и в этом смысле проводить наши операции, которые заставляют нас вести войну на нашей собственной земле, будет значительно легче.
В общем-то, определенная защита от внезапных атак заключается в размере территории Государства.
Прежде всего, однако, только через территориальную политику в Европе могут человеческие ресурсы перемещаться для сохранения нашего Народа, в том числе военного использования. Дополнительные 500000 квадратных километров в Европе могут предложить новые дворы миллионам Немецких крестьян, и сделать доступными миллионы солдат державе Немецкого Народа на момент принятия решения.
Единственной областью в Европе, которая может быть рассмотрена для такой территориальной политики, была Россия. Тонко установленные западные приграничные регионы, которые уже когда-то принимали Немецких колонистов как носителей культуры, также могли бы быть рассмотрены на предмет новой территориальной политики Немецкой Нации. Таким образом,
цель Немецкой внешней политики безоговорочно должна быть освободить свой тыл против Англии и, наоборот, изолировать Россию как можно больше. Затем, с бесстрашной логикой, мы должны будем отказаться от своей экономической и мировой торговой политики, и, если необходимо, полностью отказаться от флота, с тем чтобы сосредоточить все силы нации снова на Сухопутной Армии, как когда-то раньше. Затем, более чем когда-либо, от союза с Австрией придется отказаться, потому что ничего еще будет стоять на пути к изоляции России, чем Государство, чья
защита гарантируется Германией, чей раздел приветствуется в целом ряде Европейских держав, но что они в состоянии выполнять только в союзе с Россией. Поскольку эти Государства признали в Германии величайшую защитницу сохранения Австрии, тем более они вынуждены быть против изоляции России, так как Царская Империя более чем когда-либо может предстать перед ними в качестве единственно возможного силового фактора для окончательного уничтожения Австрии.
Было очевидно, однако, что все эти Государства особенно не могли желать укрепления
единственной защиты Австрии за счет сильнейшего врага Государства Габсбургов.
Ибо в этом случае, тоже, Франция будет всегда на стороне врагов Германии, возможность формирования анти-Немецкой коалиции всегда будет присутствовать, если мы не примем решение о ликвидации союза с Австрией до конца века, и бросим Австрийское Государство на произвол судьбы, а тем самым сохраним Немецкие области для Рейха.
Что-то произошло другое. Германия хочет мира. Поэтому она избегала территориальной политики, которая, как таковая могла проводиться только агрессивно, и в конечном итоге превратилась в безграничную экономическую и торговую политику. Мы думали завоевать мир мирными экономическими средствами, а также тем самым мы не поддержали сами ни одну, ни другую державы, но вместо этого держались тем более упорно умирающего Государства Габсбургов, чем к более общей политической изоляции это приводило. Широкие круги в Германии приветствовали это отчасти из-за реальной политической некомпетентности, а также частично за счет
неправильно понятых патриотических легитимистских идей и, наконец, отчасти в надежде, по-прежнему питаемой, что ненавистная Империя Гогенцоллернов однажды может быть тем самым придет к краху.
Когда Мировая Война брызнула кровью 2 августа 1914, довоенная политика альянсов, на самом деле, уже потерпела фактическое поражение. В целях оказания помощи Австрии, Германия была втянута в войну, которая тогда заставила вращаться только вокруг своего существования. Ее враги были противниками ее мировой торговли, а также ее общего величия вообще, и те, кто ожидает падения Австрии. Ее друзья, невозможная Австро-Венгерская Государственная структура, с одной стороны, и постоянно больная и слабая Турция, с другой. Италия, однако, сделал шаг, который Германия поневоле должна была принять и выполняться сама, если бы ее судьба направлялась гением Бисмарка вместо слабых философов и бахвалящихся ура-патриотов. Тот факт, что позднее Италия, наконец, предприняла наступление против бывшего союзника, опять-таки лишь соответствует пророческому предвидению Бисмарка, а именно, что только два условия могут существовать вообще между Италией и Австрией: союз или война.
( продолжение здесь)