(no subject)
Как известно психоаналитиков хлебом не корми - дай им растолковать то или иное явление с точки зрения психоанализа. И тут тебе будет все что хочешь - и скрытые сексуальные порывы и тяжелое детство и загнанная в глубины подсознания гомосексуальность.
Так два наиболее влиятельных психоаналитика Эрих Бромм и Бруно Беттельгейм принялись толковать всем нам хорошо известные с детства сказки.
Вот, например, препарированная ими всеми нами любимая «Красная Шапочка». Сюжет сказки все хорошо известен - пересказывать не буду.
По версии Фрома Красная Шапочка повествует ни о чем ином как о столкновении подростка со взрослой сексуальностью. Красная шапочка это символ первой менструации. Бутылка с молоком, которую несет девочка ( и которую по наказу матери надо донести в целости и сохранности) ни что иное как символ девственности. Волк, естесственно, обуреваемый преступной похотью насильник-самец. Причем сама сценка где волк лежит в кровати бабушки и заманивает к себе несмышленную девочку - ничто иное как показатель инцеста, так как волк это образ отца, задумавшего преступное деяние против собственного дитяти. Охотник это тоже образ отца - но уже отца-защитника и освободителя.
Но чего не знали уважаемые психоаналитики ( или не потрудились узнать), так это то, что они пытались толковать вариант сказки, который отличался от оригинала так же сильно как лубочные картинки с избушками от реальной крестьянской жизни. Вариант этот был «облагорожен» и «напомажен» придворным сказочником Шарлем Перро, когда в 17 веке в аристократических кругах Франции неожиданно проснулся интерес к народному устному творчеству.
Реальный вариант сказки был настолько страшен и прямолинеен, что любой психоанализ просто отдыхает.
Впрочем вот он.
Однажды мать велела своей маленькой дочке отнести бабушке хлеба с молоком. В лесу к девочке подошел волк и спросил, куда она идет.
- К бабушке, - ответила та.
- А по какой тропинке ты пойдешь - по той, что с иголками, или той, что с колючками?
- По той, что с иголками.
И тогда волк побежал по тропе с колючками и первым добрался до бабушкиного дома. Он убил бабушку, сцедил её кровь в бутыль, а тело разрезал на куски и разложил их на блюде. Потом он надел бабушкину ночную рубашку и залез ждать в кровать.
Тук-тук.
- Заходи, милая.
- Здравствуйте, бабушка. Я вам принесла хлеба с молоком.
- Поешь и сама, милая. В кладовке стоит мясо и вино.
Пока девочка ела предложенное угощение, кошка сказала:
-Вот негодяйка! Ест плоть своей бабушки и пьет её кровь!
Тогда волк сказал :
- Раздевайся и ложись рядом со мной.
- А куда мне деть фартук?
-Брось его в огонь, он тебе больше не понадобится.
Девочка задавала тот же вопрос обо всех своих одежках - о юбке, кофте, нижней юбке и чулках, - волк каждый раз отвечал:
- Брось в огонь, они тебе больше не понадобятся.
Когда девочка залезла в постель, она сказала:
- Ой, бабушка, какая вы волосатая!
- Это чтоб мне было теплее, дитя мое.
- Ой, бабушка, какие у вас широкие плечи»
- Это чтобы было легче носить хворост, дитя мое!
- Ой, бабушка, какие у вас длинные ногти!
- Это чтобы было удобнее чесаться дитя мое!!
- Ой бабушка, какие у вас больше зубы!
- Это чтобы поскорее сьесть тебя, дитя мое!
И он взял и съел её.
Как следует из данной сказки - крестьяне в скрытых символах не нуждались и называли вещи своими именами. Таким образом психоаналитики возвели громадное сооружение, базирующееся на .... пустоте.
Фромм видимо пытался интерпритировать вариант Красной Шапочки из сборника известных немецких сказочников братьев Гримм, которые в свою очередь получили его от Жаннетты Хассенпфлуг, чьи родственники были гугенотами, сбежавшими из Франции и принесшими в Германию свой собственный сказочный репертуар. Однако и к ним сказки попали не от народных сказителей, а из книг Шарля Перо, который, как уже было сказано выше, «облагородил» реальный вариант, дабы не оскорблять страшными подробностями изысканный вкус светских красавиц.
Не менее ужасен и первоначальный вариант «Спящей красавицы». Вкратце - спящая красавица вовсе не просыпается от поцелуя прекрасного принца. Принц ( который в оригинальном варианте оказывается уже женатым) просто-напросто насилует её и она не просыпаясь рожает ему детей. Просыпается же она в конце-концов от того, что младенцы кусают её за грудь. Далее сюжетная линия сказки уходит к борьбе между принцессой и великаншей (тещей принца) которая пытается съесть его незаконных отпрысков.
В «Золушке» героиня сказки нанимается в служанки дабы спрятаться от собственного отца, пытающегося принудить её к сожительству, а обуреваемая жаждой мести мачеха пытается сжечь её в печи, но по ошибке сжигает собственную дочь.
В «Мальчике-спальчике» отец сам договаривается с людоедом чтобы тот съел его детей.
Без значительных изменений дошла до нас пожалуй только сказка О Синей Бороде.
Кроме того существует громадное количество сказок, которые Перро обошел своим вниманием и они не вошла в его сборник.
Среди них есть совершенно ужасающие сказки, где одно название говорит само за себя - « Моя матушка меня убила, а батюшка съел». В этой милой сказочке мать приготавливает из своего сына мясо по-лионски, а дочь скармливает его отцу.
Не прибегая ни к какому психоанализу можно с уверенностью сказать, что в сказках крестьяне изображали свою сосбтвенную жизнь - полную неприкрытой жестокости и насилия. Почему? Потому что никакой другой жизни и способа существования они просто не знали.
Прежде всего несколько слов о том, каким образом до нас дошли первоначальные варианты народных сказок.
Большинство сказок было записано французскими фольклористами в период с 1870 по 1914 год, который называют «золотым веком изучения народной сказки во Франции». Записаны они были со слов крестьян, которые услышали их ещё в детстве, задолго до распространения грамотности в сельской местности. Так к примеру было записано 367 вариантов Красной шапочки и 80 вариантов «Мальчика - спальчика», которые хоть и были записаны в разных частях страны, отличались друг от друга лишь незначительными деталями.
Как выяснилось, к устному народному творчеству прибегали даже средневековые пасторы, когда им требовалось подкрепить свои рассуждения о нравственности поучительным примером. В дошедшем до нашего времени церковном сборнике «Exampla» есть ссылки на те же истории, которые позже собирали по крестьянским избам фольклоритсы. Более того, следы народных сказок всплывают и в средневековых рыцарских романах. Так в XIV веке «Сказка о спящей красавице» проступила в строках романов Артуровского цикла. А «Золушка» вдруг всплыла в 1547 году в книге Ноэля дю Фая «Сельские беседы».
Исследование народных сказок как нельзя более подтверждают постулат о зависимости сознания от бытия. И если о сознании крестьян, не считающих чем-то особенным, убаюкать своего младенца такой вот «сказочкой» мы уже немного поговрили, то было бы наверно не справедливо не рассказать немного о «бытие», определившем подобное сознание.
А бытие французского крестьянина средних веков было вот каким.
Мужчины трудились от зари до зари, вспахивая разбросанные там и сям клочки земли плугом, который был ничем не лучше тех, что использовали ещё при римской империи. Женщины выходили замуж сравнительно поздно в 27 - 29 лет. Вызвано столь позднее замужество было только одним фактором - сократить период в течении которого в браке могли появиться дети. Каждый новый ребенок мог поставить семью на порог нищеты. Рожали обычно по 5-6 детей из которых до периода «взрослости» доживали двое или трое. Мертвых детей и младенцев хоронили как бы между прочим в общих могилах - никаки мособенным событием смерть ребенка в крестьянской семье не являлась. Более того иногда матери сами выставляли своих младенцев на мороз, дабы те заболели и умерли. Принимая во внимание данное обстоятельство - сюжет сказки «Мальчик-спальчк», когда родители отвели своих семерых детей в лес и оставили там на съедение диким зверям, уже не удивляет.
Огромные массы населения хронически недоедали. Обычной крестьянской едой было варево из хлеба и воды в которое изредка добавлялись овощи со своего огорода. Мясо ели несколько раз в год. В основном если из-за недостатка корма приходилось пускать на убой собственный скот.
В момент когда Перро создавал свой сборник , голод в стране был настолько сильным, что крестьяне поедали отходы кожевенных производств, выбрасываемых на улицу дубильщиками. Отсюда и этот постоянный сюжет в сказках - широко накрытые столы. Возможность наесться до отвала
Стоит только крестьянскому герою обзавестись волшебной палочкой, кольцом или помощником как его первая мысль бывает о еде.
Причем еда, описываемая в сказках частенько самая простая - каша, хлеб, вино, колбаса. . Дальше этого фантазия крестьянина распространиться просто не могла.
Иногда правда, желая придать трапезе «особенный шик» , рассказчик мог добавить, что на том пиру «даже были салфетки».
Задавленные непомерными налогами крестьяне брались за любую работу, нанимались в батраки, занимались прядением и ткачеством дома или бродили в поисках работы от деревни к деревне. И, возможно, от того-то образ дороги проходит через все народные сказки.
Кочевая жизнь, в свою очередь,была бесконечным поиском пропитания. Скитальцы совершали налеты на курятники , доили оставленных без присмотра коров, терзали и уродовали свои тела, дабы сойти за инвалидов и пробивались подаянием. В конце концов большая часть из бродяг становилась бандитами или проституками. Измученные и обессиленные они заканчивали свою жизнь в отвратительных приютах для бедноты.
Впрочем и те, кто оставался в деревнях не могли похвастать лучшей жизнью. В XVIII веке 45% французов не доживало до совершеннолетия. Браки прерванные не разводом, а смертью продолжались в среднем до 15 лет. Вдовые отцы женились заново в значительно большем количестве случаев чем вдовые жены. А отсюда такое громадное количество злых мачех во многих сказках.
Обычная крестьянская семья распологалась на ночь на одной двух постелях, окружив себя скотом ( чтобы не замерзнуть). Дети имели возможность наблюдать за сексуальной жизнью родителей с младенчества. Никто не считал их «невинными созданиями». Детство никогда не воспринималось крестьянами как особый период жизни, который мог бы отличаться от остальных периодов жизни одеждой или поведением или же особым отношением со стороны окружающих. Человек начинал работать в буквальном смысле слова как только научался стоять на ногах. В 12 лет ребенок считался уже взрослой трудовой единиицей, которую продавали в батраки или отдавали в ученики к ремесленникам. Вот такие жизненные реалии перекочевывали в народные сказки.
В своем романе «Сельские беседы», созданном в 1547 году , дю Фай описал такую важную реалию из жизни крестьян как вечерние посиделки у очага. Когда мужчины после долгого трудового дня чинили орудия труда. Женщины занимались рукоделием. А рассказчик - нет не рассказывал, а « представлял» сказку. Это был спектакль. «Театр одного актера» если хотите. Рассказ сопровождался красочной мимикой, изменением голоса для разных персонажей, постукиванием, пуканьем, рифмованными прибаутками.
Без всех этих элементов народная сказка представляет собой мясное блюдо лишенное всех приправ.
А крестьяне, слушающие рассказчика не имели ни малейшего понятия, что все эти сказки уже существовали на протяжении столетий и что они продолжат свое сущетсвование и станут обьектом серьезного исcледования ученых и дадут им такую редкую возможность соприкоснуться с жизнью обычных крестьян, бесчиссленные поколения которых сгинули без следа.
Данная статья является "вольным пересказом" книги профессора Пристонского университета Роберта Дарнтона "Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры"
vanqver.com/mbtravel.asp?infoID=203
thnx to Andrew Solo