Про ювенальную юстицию, либеральную идеологию и про сложность вообще.
Недавно в разговоре с Лутиэле я сказал, что несмотря на то, что я такой из себя государственник, по ряду вопросов я либеральнее многих записных либералов.
Лутиэле спросила, в чём это выражается. Я стал приводить примеры.
Например это касается вопроса по легализации оружия, наркотиков. Касается некоторых экономических моментов - скажем, я за плоскую шкалу налогообложения.
И вот ещё чего касается. Влезания государства в семью.
Ведь - поправьте меня, если я неправ - либеральная идеология считает правильным вообще как можно меньшее влезание государства в частную жизнь людей. Так вот я двумя руками за минимальное влезание. Несмотря на то, что государство в целом обычно лучше общества, цивилизованннее, умнее, добрее - всё равно за.
Конечно, я понимаю, что бывают случаи, когда влезать всё же надо. Но, кмк, они описываются обычными законами, дополнять их специальной ювенальной ли, семейной ли юстицией не нужно.
Пример (а собственно этот пример меня на написание поста и сподвиг). Прочитал я сегодня одну довольно впечатляющую историю про то, как человек некоторое время провёл в заключении из-за того, что просто отпускал своего ребёнка погулять в парк.
Историю даю полностью, под катом.
"Как я сидел в тюрьме.
Интернет гудит: на московской улице за чтение Шекспира арестован малолетний декламатор! Подумалось, что пора мне рассказать, как подобные вещи могут происходить в демократических странах, благо прошлым летом я столкнулся с этой стороной британской жизни.
В июле, после трех лет в Болгарии, мы наконец вернулись в Ливерпуль. Мы - это я, дочь (тогда 12 лет) и сын (7). Жена всё лето работала в Саутгемптоне, преподавала английский язык китайцам, так что дети были на мне. Дом после жильцов требовал ремонта. Дети с увлечением мне помогали, но в какой-то момент это им приелось. Даньке больше нравилось проводить время в парке, и по болгарской привычке я стал отпускать его туда одного - в Софии это никогда не было проблемой, он сам уходил в парк и сам приходил обратно. Парк у нас и здесь под боком, никаких улиц переходить не надо; там есть закуток под названием “Walled Garden”, где всегда играет множество детей, в то время как взрослые сидят за столиками, пьют чай и закусывают. Исключительно безопасное место. Я наказал Даньке никуда из этого закутка не уходить, а сам предался отдраиванию старых обоев и наклеиванию новых. Дочь Лиза мне эпизодически помогала, но больше смотрела телевизор. В парке ей было неинтересно.
После пары дней такой идиллии Данька вернулся из парка в сопровождении двух полицейских.
- Это ваш ребенок, сэр? Вы отпустили его одного гулять, а он даже не знает адреса!
- Но он знает дорогу!
- Этого недостаточно! Кроме того, вы не снабдили его ни водой, ни карманными деньгами. На такой жаре может произойти обезвоживание! Нам сообщили, что он просит пить у других посетителей.
- А если я дам ему денег и еще дам бумажку с адресом и телефоном, может он играть один?
- Да, сэр, полагаю, в этом случае может.
На следующий день я снабдил Даньку бумажкой, деньгами и бутылкой воды. Строго-настрого запретил попрошайничать. Всё прошло нормально - хотя потом я узнал, что и в этот день какой-то доброхот вызвал полицию, просто я забрал сына раньше, чем она явилась. Третий день обещал быть последним днем ремонта, доклеить оставалось сущую малость. До обеда я трудился, потом послал Лизу в парк за Данькой и начал варить овсянку.
Через полчаса дети не появились. Овсянка остыла. Я забеспокоился и быстрым шагом двинулся в Walled Garden. Там пили чай пожилые леди и джентльмены.
- Мальчик в синей кепке? Да, был тут такой. Забрали в полицию.
Я побежал домой, нагуглил телефон Merseyside Police и с нескольких попыток смог связаться с ближайшим отделением.
- Да, сэр, ваши дети у нас. Нет свободной машины, чтобы привезти их домой. Нужно подождать.
Прошел еще час, никто не появлялся. Я не выдержал, оставил у незапертых дверей записку и двинулся в отделение быстрым шагом, иногда переходя на бег. В отделении пришлось прождать еще полчаса, прежде чем ко мне вышли двое разнополых полицейских и пригласили пройти с ними.
- Присаживайтесь, сэр. Тут такое дело, ваши дети гуляют без присмотра, а наши записи показывают, что с вами позавчера уже проводили беседу на эту тему.
- Совершенно верно. Я всё и сделал, как мне позавчера сказали.
- Сожалеем, но мы вынуждены вас арестовать, сэр.
- Позвольте! Я ведь ему дал денег, дал бумажку с адресом...
- С вами сегодня побеседуют, и вы всё это расскажете.
- А дети?
- Не волнуйтесь, о детях позаботятся.
Меня провели к машине и повезли в специальное место, Wirral Custody Suite, успев еще заехать к дому, чтобы его запереть. По дороге мы мило побеседовали; в частности, я решил воспользоваться случаем и наконец узнать, насколько тяжел полицейский бронежилет и каково женщине таскать его на себе целую смену.
- А петь в камере можно?
- Если у вас хороший голос.
- А если плохой?
- Не знаю, сэр. Попробуйте.
Как я потом узнал, детей всё это время активно развлекали в полицейском отделении. С Данькой играли в футбол и подарили мяч. Потом сдали на руки социальным работникам.
По приезду в Custody Suite меня тоже сдали на руки. Я узнал, что мое преступление называется “child neglect”, ответил на несколько вопросов, расписался на нескольких бумажках, сообщил телефоны жены и тещи и сдал на хранение всё, что было в карманах, плюс ремень. Меня обыскали, сфотографировали, взяли отпечатки пальцев и пробу ДНК с внутренней стороны щеки. Зачитали права. Предложили воспользоваться услугами адвоката. Я отказался. Потом надзиратель повел меня в камеру.
- Разуйся, приятель, - сказал он. - В обуви нельзя.
Разуваясь, я заметил, что обуви, кроме моей, в коридоре почти нет.
- Что-то мало у вас сегодня народу.
- Не волнуйся, приятель. К ночи будет битком.
В камере было окно с матовыми стеклами, обитый пластиком топчан с пластиковой же подушкой и унитаз без сидения, с вделанной в стену кнопкой для слива. За два проведенных там часа я собрал мысли в кучу и подготовил оправдательную речь. Осталось еще время подремать.
Наконец камеру отперли и вручили меня двум следователям женского пола. Они еще раз предложили мне адвоката. Я еще раз отказался. Предложили переводчика. Отказался и от него. Меня провели в специальное помещение с продвинутой звукозаписывающей аппаратурой и начали собеседование. Я специально поинтересовался, можно ли называть это допросом.
- Нет, сэр. Это собеседование.
За час собеседования я подробно изложил свое видение ситуации. Передал в деталях позавчерашнюю беседу с полицейскими и их требования. Посетовал на расплывчатость формулировок закона, затемняющих простое дело. Поинтересовался личным мнением следователей о реальных опасностях, подстерегающих детей. Разговор вышел интересным.
- Хотите ли вы что-нибудь добавить, сэр?
- Хочу сказать, что я законопослушный гражданин и не собираюсь делать ничего запрещенного. Но мне нужно знать, что именно запрещено, а что разрешено. Если даже полицейский не может этого нормально объяснить, то как я узнаю?
Они понимающе покивали.
- Что меня может ожидать?
- Три варианта. Первый: дело будет передано в суд. Второй: вам будет вынесено официальное предупреждение, и у вас появится criminal record. Третий вариант: дело будет закрыто и останется без последствий. А пока вас выпустят под залог.
- Понятно. А за границу можно будет выехать?
- Можно.
- Это хорошо. А то ведь у меня на днях сын в России женится. Если я к нему не попаду на свадьбу, получится child neglect еще хуже!
Следовательницы засмеялись.
- Так что, я могу идти?
- Да, сэр, можете идти обратно в вашу камеру.
В камере я мариновался еще час. Потом меня вывели и зачитали условия выхода под залог (bail). Собственно залога никакого не требовалось, в наши дни это чаще бывает фигурой речи. Но главное условие оказалось неожиданно жестким: запрет общаться с детьми без присутствия третьего лица. Более того, оказалось, что речь идет не только о моих собственных детях, но и о детях вообще. Несовершеннолетних как таковых.
- Да что вы мне тут написали? - возмутился я. - Что я, педофил, что ли?
- Нет, сэр, что вы! - поспешил успокоить меня констебль. - Мы не имеем этого в виду. Это просто такой порядок. Так принято!
12-го октября мне надлежало явиться в полицию и предать себя в руки правосудия. Таким образом, два с лишним месяца предстояло жить, выполняя непростые требования. Хорошо еще, что первый месяц я в любом случае собирался провести в России, оставив детей в Кардиффе с родителями жены.
По описи мне вернули всё отнятое. Надзиратель проводил к выходу.
- Сюда везли, - сказал я. - А обратно пешком?
- Да, приятель. На своих двоих. Старый добрый способ передвижения.
С улицы я позвонил теще, которая уже была в курсе и обещала приехать на следующий день. К счастью, она сама много лет проработала социальным работником и успокоила меня тем, что полиция обычно старается не загружать суды такой ерундой. В ближайшем пабе я выдул две пинты Гиннеса, доехал до дома и лег спать. Утром даже смог доклеить оставшиеся обои. К двенадцати приехала теща, и мы вместе двинулись вызволять детей из лап социальной службы.
Оказалось, что дети переночевали в специальной гостинице. Перед сном их сводили в супермаркет, где они сами выбрали себе пижамы. А утром отвезли в школу, на базе которой было организовано что-то вроде летнего лагеря. Веселая компания, подвижные игры, бассейн... Когда Данька увидел отца и бабушку, он заголосил:
- А-а-а-а! Я не хочу домой! Я хочу еще здесь!
Хорошо хоть, голосил по-русски. А то кто знает, что подумала бы социальная работница.
Через месяц, находясь в России, я получил известие о том, что решение по моему делу принято: дело закрыто и оставлено без последствий. Предавать себя в руки правосудия было уже не нужно. Не нужно было и продолжать выполнять условия выхода под залог. Как говорится, «разобрались, отпустили». Когда вся семья опять была в сборе, нас еще дважды посетила социальная работница. Убедилась, что всё в порядке, дети накормлены, обеспечены кроватями и одеждой. Поставила галочку. На этом эпопея закончилась.
Когда я рассказываю эту историю соотечественникам, они то и дело прерывают мой рассказ возгласами «Ужас!» Со своей стороны должен заметить, что особенного ужаса здесь не нахожу. За годы жизни в Англии я наблюдал немало непутевых мамаш и папаш, даже соседствовал с очень проблемными семьями - и согласен, что права детей в таких семьях должны быть защищены. Посему ювенальная юстиция - институт необходимый. Конечно, любые огрехи в ее работе должны становиться достоянием гласности, обсуждаться и по возможности исправляться - но, сколь могу судить, именно так здесь всё и происходит.
Полиция в моем случае сработала профессионально, четко и корректно. Всё, что со мной происходило с момента ареста и до принятия окончательного решения, напоминало работу хорошо отлаженного механизма. Разве что огорчило рассогласование, когда один полицейский говорит одно (дать воды и пусть гуляет, лишь бы адрес знал), а другой ровно за это арестовывает. Плюс, конечно же, совершенно дурацкими и антигуманными выглядят условия выхода под залог, никак не учитывающие конкретного случая. За вычетом же этих двух моментов у меня нет претензий ни к полиции, ни к социальной службе.
И какой получен драгоценный опыт! В тюрьме сидел!"
Первоисточник тут: http://smolensky.livejournal.com/73062.html
За наводку спасибо messala.
И ведь смотрите какое дело - некоторое обоснование у действий полиции есть. Да в данном конкретном случае они выглядят бредовыми. Но это в данном конкретном - а в другом уже это отпускание без воды и без денег не будет выглядеть чепухой. А как прописать разницу? случаев же разных совершенно колоссальное количество, каждый не формализуешь - ну, это совершенно очевидно.
Поэтому формализация получается грубой и дающей такие вот примеры как приведённый выше.
И выход по-моему ровно такой - признать, что в каждом конкретном случае виднее не государству и полиции, а родителям конкретного ребёнка.
У них есть важные преимущества перед государством
- они хорошо знают конкретную ситуацию. Например, насколько опасен или безопасен их район.
- они знают своего ребёнка лучше чем кто бы то ни было.
- они любят его.
Поэтому наиболее разумным для государства будет доверять решениям родителей. Если они считают, что можно отпускать ребёнка в парк - значит можно. А если что-то случилось? А не бывает, в принципе не бывает стопроцентной безопасности. Если что-то случилось - значит нужно по мере сил помогать пострадавшим. Т. е. если ребёнка в парке покусала белка, то сделать ему прививку, обработать укус и т. п. Но не кидаться судить родителей за то, что они посмели отпустить ребёнка в парк одного, и тем самым подвергли его опасности укушения белкой.
Shit happens. Вообще, одна из примет нашего времени, кмк, в том, что оная максима всё больше подвергается сомнению - если не в теории, то на практике точно.
Да, ясно, что от правила из трёх пунктов описанных выше могут быть отклонения. Родители могут оказаться и безответственными, и глупыми, и даже злонамеренными. Но так никто и не призывает отменить полицию вовсе. Если ребёнка избили или он третий день ничего не ел - это подпадёт и под обычные законы, не написанные специально под то, чтобы государство в семью влезало.
Причём, интересный момент. Я признаю все эти вопросы сложными. То есть - у меня есть свои на них ответы, но я не считаю их очевидно правильными, признаю за теми, у кого ответы иные, весьма многочисленные и весомые резоны. (Это, кмк, вообще беда любых разговоров на сколько-нибудь отвлечённые темы - политика, религия, философия - почти всем всё ясно и очевидно - даже по вопросам сложным и неоднозначным.)
И ещё один любопытный нюанс. Вот, возможно кто-то помнит мои взгляды на государство как на бандита, наделённого доброй волей?
По-моему многим эти мои воззрения казались довольно дикими, однако, я имею наглость на них настаивать.
Так вот - вся эта история с ювенальной юстицией отлично эту мою концепцию подтверждает. Оная юстиция это как раз своего рода болезнь, извращение, но проистекающее именно из наличия доброй воли. Из желания сделать как лучше. Нет, я понимаю, что какой-нибудь Герман Стерлигов считает, что придумали ЮЮ жидорептилоиды, чтобы русские люди не размножались и так далее. Но если этим ценным мнением пренебречь, то что остаётся?
Дефект доброй воли государства остаётся, кмк.
Лутиэле спросила, в чём это выражается. Я стал приводить примеры.
Например это касается вопроса по легализации оружия, наркотиков. Касается некоторых экономических моментов - скажем, я за плоскую шкалу налогообложения.
И вот ещё чего касается. Влезания государства в семью.
Ведь - поправьте меня, если я неправ - либеральная идеология считает правильным вообще как можно меньшее влезание государства в частную жизнь людей. Так вот я двумя руками за минимальное влезание. Несмотря на то, что государство в целом обычно лучше общества, цивилизованннее, умнее, добрее - всё равно за.
Конечно, я понимаю, что бывают случаи, когда влезать всё же надо. Но, кмк, они описываются обычными законами, дополнять их специальной ювенальной ли, семейной ли юстицией не нужно.
Пример (а собственно этот пример меня на написание поста и сподвиг). Прочитал я сегодня одну довольно впечатляющую историю про то, как человек некоторое время провёл в заключении из-за того, что просто отпускал своего ребёнка погулять в парк.
Историю даю полностью, под катом.
"Как я сидел в тюрьме.
Интернет гудит: на московской улице за чтение Шекспира арестован малолетний декламатор! Подумалось, что пора мне рассказать, как подобные вещи могут происходить в демократических странах, благо прошлым летом я столкнулся с этой стороной британской жизни.
В июле, после трех лет в Болгарии, мы наконец вернулись в Ливерпуль. Мы - это я, дочь (тогда 12 лет) и сын (7). Жена всё лето работала в Саутгемптоне, преподавала английский язык китайцам, так что дети были на мне. Дом после жильцов требовал ремонта. Дети с увлечением мне помогали, но в какой-то момент это им приелось. Даньке больше нравилось проводить время в парке, и по болгарской привычке я стал отпускать его туда одного - в Софии это никогда не было проблемой, он сам уходил в парк и сам приходил обратно. Парк у нас и здесь под боком, никаких улиц переходить не надо; там есть закуток под названием “Walled Garden”, где всегда играет множество детей, в то время как взрослые сидят за столиками, пьют чай и закусывают. Исключительно безопасное место. Я наказал Даньке никуда из этого закутка не уходить, а сам предался отдраиванию старых обоев и наклеиванию новых. Дочь Лиза мне эпизодически помогала, но больше смотрела телевизор. В парке ей было неинтересно.
После пары дней такой идиллии Данька вернулся из парка в сопровождении двух полицейских.
- Это ваш ребенок, сэр? Вы отпустили его одного гулять, а он даже не знает адреса!
- Но он знает дорогу!
- Этого недостаточно! Кроме того, вы не снабдили его ни водой, ни карманными деньгами. На такой жаре может произойти обезвоживание! Нам сообщили, что он просит пить у других посетителей.
- А если я дам ему денег и еще дам бумажку с адресом и телефоном, может он играть один?
- Да, сэр, полагаю, в этом случае может.
На следующий день я снабдил Даньку бумажкой, деньгами и бутылкой воды. Строго-настрого запретил попрошайничать. Всё прошло нормально - хотя потом я узнал, что и в этот день какой-то доброхот вызвал полицию, просто я забрал сына раньше, чем она явилась. Третий день обещал быть последним днем ремонта, доклеить оставалось сущую малость. До обеда я трудился, потом послал Лизу в парк за Данькой и начал варить овсянку.
Через полчаса дети не появились. Овсянка остыла. Я забеспокоился и быстрым шагом двинулся в Walled Garden. Там пили чай пожилые леди и джентльмены.
- Мальчик в синей кепке? Да, был тут такой. Забрали в полицию.
Я побежал домой, нагуглил телефон Merseyside Police и с нескольких попыток смог связаться с ближайшим отделением.
- Да, сэр, ваши дети у нас. Нет свободной машины, чтобы привезти их домой. Нужно подождать.
Прошел еще час, никто не появлялся. Я не выдержал, оставил у незапертых дверей записку и двинулся в отделение быстрым шагом, иногда переходя на бег. В отделении пришлось прождать еще полчаса, прежде чем ко мне вышли двое разнополых полицейских и пригласили пройти с ними.
- Присаживайтесь, сэр. Тут такое дело, ваши дети гуляют без присмотра, а наши записи показывают, что с вами позавчера уже проводили беседу на эту тему.
- Совершенно верно. Я всё и сделал, как мне позавчера сказали.
- Сожалеем, но мы вынуждены вас арестовать, сэр.
- Позвольте! Я ведь ему дал денег, дал бумажку с адресом...
- С вами сегодня побеседуют, и вы всё это расскажете.
- А дети?
- Не волнуйтесь, о детях позаботятся.
Меня провели к машине и повезли в специальное место, Wirral Custody Suite, успев еще заехать к дому, чтобы его запереть. По дороге мы мило побеседовали; в частности, я решил воспользоваться случаем и наконец узнать, насколько тяжел полицейский бронежилет и каково женщине таскать его на себе целую смену.
- А петь в камере можно?
- Если у вас хороший голос.
- А если плохой?
- Не знаю, сэр. Попробуйте.
Как я потом узнал, детей всё это время активно развлекали в полицейском отделении. С Данькой играли в футбол и подарили мяч. Потом сдали на руки социальным работникам.
По приезду в Custody Suite меня тоже сдали на руки. Я узнал, что мое преступление называется “child neglect”, ответил на несколько вопросов, расписался на нескольких бумажках, сообщил телефоны жены и тещи и сдал на хранение всё, что было в карманах, плюс ремень. Меня обыскали, сфотографировали, взяли отпечатки пальцев и пробу ДНК с внутренней стороны щеки. Зачитали права. Предложили воспользоваться услугами адвоката. Я отказался. Потом надзиратель повел меня в камеру.
- Разуйся, приятель, - сказал он. - В обуви нельзя.
Разуваясь, я заметил, что обуви, кроме моей, в коридоре почти нет.
- Что-то мало у вас сегодня народу.
- Не волнуйся, приятель. К ночи будет битком.
В камере было окно с матовыми стеклами, обитый пластиком топчан с пластиковой же подушкой и унитаз без сидения, с вделанной в стену кнопкой для слива. За два проведенных там часа я собрал мысли в кучу и подготовил оправдательную речь. Осталось еще время подремать.
Наконец камеру отперли и вручили меня двум следователям женского пола. Они еще раз предложили мне адвоката. Я еще раз отказался. Предложили переводчика. Отказался и от него. Меня провели в специальное помещение с продвинутой звукозаписывающей аппаратурой и начали собеседование. Я специально поинтересовался, можно ли называть это допросом.
- Нет, сэр. Это собеседование.
За час собеседования я подробно изложил свое видение ситуации. Передал в деталях позавчерашнюю беседу с полицейскими и их требования. Посетовал на расплывчатость формулировок закона, затемняющих простое дело. Поинтересовался личным мнением следователей о реальных опасностях, подстерегающих детей. Разговор вышел интересным.
- Хотите ли вы что-нибудь добавить, сэр?
- Хочу сказать, что я законопослушный гражданин и не собираюсь делать ничего запрещенного. Но мне нужно знать, что именно запрещено, а что разрешено. Если даже полицейский не может этого нормально объяснить, то как я узнаю?
Они понимающе покивали.
- Что меня может ожидать?
- Три варианта. Первый: дело будет передано в суд. Второй: вам будет вынесено официальное предупреждение, и у вас появится criminal record. Третий вариант: дело будет закрыто и останется без последствий. А пока вас выпустят под залог.
- Понятно. А за границу можно будет выехать?
- Можно.
- Это хорошо. А то ведь у меня на днях сын в России женится. Если я к нему не попаду на свадьбу, получится child neglect еще хуже!
Следовательницы засмеялись.
- Так что, я могу идти?
- Да, сэр, можете идти обратно в вашу камеру.
В камере я мариновался еще час. Потом меня вывели и зачитали условия выхода под залог (bail). Собственно залога никакого не требовалось, в наши дни это чаще бывает фигурой речи. Но главное условие оказалось неожиданно жестким: запрет общаться с детьми без присутствия третьего лица. Более того, оказалось, что речь идет не только о моих собственных детях, но и о детях вообще. Несовершеннолетних как таковых.
- Да что вы мне тут написали? - возмутился я. - Что я, педофил, что ли?
- Нет, сэр, что вы! - поспешил успокоить меня констебль. - Мы не имеем этого в виду. Это просто такой порядок. Так принято!
12-го октября мне надлежало явиться в полицию и предать себя в руки правосудия. Таким образом, два с лишним месяца предстояло жить, выполняя непростые требования. Хорошо еще, что первый месяц я в любом случае собирался провести в России, оставив детей в Кардиффе с родителями жены.
По описи мне вернули всё отнятое. Надзиратель проводил к выходу.
- Сюда везли, - сказал я. - А обратно пешком?
- Да, приятель. На своих двоих. Старый добрый способ передвижения.
С улицы я позвонил теще, которая уже была в курсе и обещала приехать на следующий день. К счастью, она сама много лет проработала социальным работником и успокоила меня тем, что полиция обычно старается не загружать суды такой ерундой. В ближайшем пабе я выдул две пинты Гиннеса, доехал до дома и лег спать. Утром даже смог доклеить оставшиеся обои. К двенадцати приехала теща, и мы вместе двинулись вызволять детей из лап социальной службы.
Оказалось, что дети переночевали в специальной гостинице. Перед сном их сводили в супермаркет, где они сами выбрали себе пижамы. А утром отвезли в школу, на базе которой было организовано что-то вроде летнего лагеря. Веселая компания, подвижные игры, бассейн... Когда Данька увидел отца и бабушку, он заголосил:
- А-а-а-а! Я не хочу домой! Я хочу еще здесь!
Хорошо хоть, голосил по-русски. А то кто знает, что подумала бы социальная работница.
Через месяц, находясь в России, я получил известие о том, что решение по моему делу принято: дело закрыто и оставлено без последствий. Предавать себя в руки правосудия было уже не нужно. Не нужно было и продолжать выполнять условия выхода под залог. Как говорится, «разобрались, отпустили». Когда вся семья опять была в сборе, нас еще дважды посетила социальная работница. Убедилась, что всё в порядке, дети накормлены, обеспечены кроватями и одеждой. Поставила галочку. На этом эпопея закончилась.
Когда я рассказываю эту историю соотечественникам, они то и дело прерывают мой рассказ возгласами «Ужас!» Со своей стороны должен заметить, что особенного ужаса здесь не нахожу. За годы жизни в Англии я наблюдал немало непутевых мамаш и папаш, даже соседствовал с очень проблемными семьями - и согласен, что права детей в таких семьях должны быть защищены. Посему ювенальная юстиция - институт необходимый. Конечно, любые огрехи в ее работе должны становиться достоянием гласности, обсуждаться и по возможности исправляться - но, сколь могу судить, именно так здесь всё и происходит.
Полиция в моем случае сработала профессионально, четко и корректно. Всё, что со мной происходило с момента ареста и до принятия окончательного решения, напоминало работу хорошо отлаженного механизма. Разве что огорчило рассогласование, когда один полицейский говорит одно (дать воды и пусть гуляет, лишь бы адрес знал), а другой ровно за это арестовывает. Плюс, конечно же, совершенно дурацкими и антигуманными выглядят условия выхода под залог, никак не учитывающие конкретного случая. За вычетом же этих двух моментов у меня нет претензий ни к полиции, ни к социальной службе.
И какой получен драгоценный опыт! В тюрьме сидел!"
Первоисточник тут: http://smolensky.livejournal.com/73062.html
За наводку спасибо messala.
И ведь смотрите какое дело - некоторое обоснование у действий полиции есть. Да в данном конкретном случае они выглядят бредовыми. Но это в данном конкретном - а в другом уже это отпускание без воды и без денег не будет выглядеть чепухой. А как прописать разницу? случаев же разных совершенно колоссальное количество, каждый не формализуешь - ну, это совершенно очевидно.
Поэтому формализация получается грубой и дающей такие вот примеры как приведённый выше.
И выход по-моему ровно такой - признать, что в каждом конкретном случае виднее не государству и полиции, а родителям конкретного ребёнка.
У них есть важные преимущества перед государством
- они хорошо знают конкретную ситуацию. Например, насколько опасен или безопасен их район.
- они знают своего ребёнка лучше чем кто бы то ни было.
- они любят его.
Поэтому наиболее разумным для государства будет доверять решениям родителей. Если они считают, что можно отпускать ребёнка в парк - значит можно. А если что-то случилось? А не бывает, в принципе не бывает стопроцентной безопасности. Если что-то случилось - значит нужно по мере сил помогать пострадавшим. Т. е. если ребёнка в парке покусала белка, то сделать ему прививку, обработать укус и т. п. Но не кидаться судить родителей за то, что они посмели отпустить ребёнка в парк одного, и тем самым подвергли его опасности укушения белкой.
Shit happens. Вообще, одна из примет нашего времени, кмк, в том, что оная максима всё больше подвергается сомнению - если не в теории, то на практике точно.
Да, ясно, что от правила из трёх пунктов описанных выше могут быть отклонения. Родители могут оказаться и безответственными, и глупыми, и даже злонамеренными. Но так никто и не призывает отменить полицию вовсе. Если ребёнка избили или он третий день ничего не ел - это подпадёт и под обычные законы, не написанные специально под то, чтобы государство в семью влезало.
Причём, интересный момент. Я признаю все эти вопросы сложными. То есть - у меня есть свои на них ответы, но я не считаю их очевидно правильными, признаю за теми, у кого ответы иные, весьма многочисленные и весомые резоны. (Это, кмк, вообще беда любых разговоров на сколько-нибудь отвлечённые темы - политика, религия, философия - почти всем всё ясно и очевидно - даже по вопросам сложным и неоднозначным.)
И ещё один любопытный нюанс. Вот, возможно кто-то помнит мои взгляды на государство как на бандита, наделённого доброй волей?
По-моему многим эти мои воззрения казались довольно дикими, однако, я имею наглость на них настаивать.
Так вот - вся эта история с ювенальной юстицией отлично эту мою концепцию подтверждает. Оная юстиция это как раз своего рода болезнь, извращение, но проистекающее именно из наличия доброй воли. Из желания сделать как лучше. Нет, я понимаю, что какой-нибудь Герман Стерлигов считает, что придумали ЮЮ жидорептилоиды, чтобы русские люди не размножались и так далее. Но если этим ценным мнением пренебречь, то что остаётся?
Дефект доброй воли государства остаётся, кмк.