Дедушка Ульсен
Дедушка Ульсен с Системой по жизни почти не боролся: все руки не доходили. То учился, то на заводе алюминиевом работал, то в клубе танцы, то рыбалка. По итогу вышло так, что Система расслабилась, и решила бросить дедушке Ульсену вызов. Приятным (несмотря на дождь и лютый ветер) субботним утром, на гору к дедушке Ульсену с некоторой натугой взобрался красный почтовый электромобиль на батарейках от часов “Cassio”, и доставил ему ультиматум.
Ультиматум был оформлен в виде письма из банка. В письме предлагалось сдаться, и заодно вернуть пенсию за три месяца - поскольку, согласно имеющимся в распоряжении банка разведданным, дедушка Ульсен помер в конце мая, в то время как на дворе август. Дальше там желали успехов в личной жизни, и предлагали взять потребительский кредит под умеренный процент - но Ульсен до того места не дочитал, потому что нужно было гнать с крыши соседского барана (на присыпанных землей норвежских крышах очень хорошо растет трава, а по вопросам типа прыжков в высоту норвежские бараны дают значительную фору республиканским джедаям).
На самом деле, бараны этой хоботни набрались у котов. Обществом котов управляет жесткий формализм: так например кошка, спрятавшая морду под полиэтиленовый пакет, считается формально укрытой несмотря на торчащий хвостатый зад - а вода из большой емкости формально вкуснее, чем вода из маленькой. Примерно так же дела обстоят у баранов в контексте новых ворот и травы на крыше.
Таким образом письмо оказалось незаслуженно забытым. Настал сентябрь, а Ульсен все не торопился возвращать пенсию за три месяца - за что был Системой зачислен в злостные неплательщики, с соответствующей записью в соответствующем списке, попасть в который страшнее чем в норвежскую тюрьму. К тому времени, как дедушка не досчитался сентябрьской пенсии, достал свои лучшие лыжи для езды по асфальту, и с диким завыванием спустился со своей горы (триста метров, но зато с соснами) в город (пятнадцать домов, зато все покрашены в красный) с банковским филиалом (ларек с наклеенным поверх надписи “пресса” цветным логотипом банка Terra), Система уже давно засчитала себе техническую победу в этом раунде, и пошла портить жизнь совсем другим людям.
Тем не менее, в филиале банка все еще сидел болгарский иммигрант Андрей, который по документам уже числился как Георг Крог, но на норвежском говорить еще пока не умел.
- Во… во… - начал было Ульсен, но забыл правильное слово.
- Воды? - Вежливо спросил иммигрант Андрей.
- Вот’а фак?! - Вспомнил дедушка Ульсен, и на всякий случай огрел иммигранта Андрея лыжной палкой для доходчивости.
Считается, будто Система сильно зависит от людей на верхах: толстяков в цилиндрах, с перстнями на толстых пальцах, овеянных благовонием сизого дыма дорогих сигар. На практике, Система в радиусе двухсот километров от дедушки Ульсена целиком и полностью зависела от иммигранта Андрея и еще двух таких же козлов, просто местных. Удар палкой вывел сознание болгарского иммигранта Андрея на более высокий уровень сознания, где ему приснился сон следующего содержания.
Он ехал в пустом вагоне экспресса национальной железной дороги. Рядом с окном висела доска, на которой был прибит аварийный молоток, аварийная пила и аварийная табличка с заплеванной надписью “не плевать”. За стеклом, синеватым на манер хрусталя с тоникой свинца, в свете вагонных ламп мягко поблескивал иней. Просветленное сознание Андрея позволило ему без труда понять, что иней все-таки является фракталом; таким образом он смог быстро и совершенно точно рассчитать его длину - а дальше уж дело техники; так что после пары несложных преобразований он понял, что поезд едет из Осло в Берген, как раз проходя станцию Мирдаль.
В этот момент дверь вагона хлопнула, и вошел дедушка Ульсен с огромным джутовым мешком, раза эдак в два больше его самого. В мешке что-то ворочалось, то и дело издавая тихое рычание в очень низком диапазоне, наводя ассоциации с далекими раскатами грома. Дедушка Ульсен подходил все ближе, пока не остановился в шаге от Андрея.
- Что это у вас в мешке? - Осмелился спросить Андрей после затянувшейся паузы.
- У меня там Вигеланд, - ответил дедушка Ульсен, и видя недоуменный взгляд Андрея, пояснил: - Это такой норвежский удав.
- Так ведь в Норвегии не бывает удавов, - робея, выдавил из себя Андрей.
- Ну так ведь и Вигеландов не бывает! - Заорал дедушка Ульсен. В этот момент вагон тряхнуло; пружины амортизаторов жалобно скрипнули, по джутовой ткани пробежала быстрая рябь, послышался треск рвущейся мешковины, свет погас - и в кромешной темноте Андрей увидел, что глаза дедушки Ульсена светятся таким же мертвенно-желтым светом как и те, что неторопливо раскрывались у него за спиной в количестве, по беглым подсчетам, в районе двадцати пяти штук.
На этом сон закончился, оставив Андрея сидеть с чувством небывалого прилива сил и всего остального. Он моментально сделал все необходимые выводы, вернул дедушке Ульсену всю недостачу, исправил бумаги, и таким образом привел Систему к полной и безоговорочной капитуляции перед лицом несокрушимой индивидуальной воли.
Дедушка Ульсен вышел на крыльцо ларька, потянулся, пошарил по окрестностям в поисках своих лыж, и вдруг увидел свечку в окне дома номер пятнадцать. Свечка в окне была знаком, и по древней норвежский традиции передавало послание от одинокой женщины к одинокому мужчине. Послание гласило “Заходи”.
Дедушка Ульсен, который кстати выглядел года на три старше меня - и все благодаря влажному климату, здоровому образу жизни, пробиотикам и наличию в рационе трески - ухмыльнулся, пригладил пышную бороду, поправил вязанную шапочку, и тут увидел внушительных размеров, небрежно прислоненный к другому краю оконной рамы, топор. Топор в окне тоже был знаком, тоже от одинокой женщины к одинокому мужчине, и тоже передавал послание, которое звучало как “ну ты понял”. В малом аркане, такая комбинация толковалась как “заходи, если сильно смелый”.
И дедушка Ульсен зашел. Но это уже совсем другая история.