джеймс гамильтон финнарт - арранский бастард
Прежде, чем рассказать о Крейгнитене, не могу не молвить пару слов о его создателе.
Собственно, почему в романе появился Джеймс Гамильтон Финнарт, я понятия не имею.
Наверное, я просто споткнулась в тексте на описании «Чистки мостовой» и битвы у Линлитгоу-бридж (и да, это была хроника Линдсея, если что), а дальше Остапа понесло - как и всегда несет - галопом по спин-оффам.
Дело в том, что история по любому сохраняет имена тех, кто был на слуху и на коне. Оттенок этого сохранения, интонация - могут быть разными, далеко не всегда соответствующими действительным событиям (да и что соответствует действительности вообще, если мы имеем дело исключительно с субъективизмом хроникера?).
Про Гамильтона Финнарта было рассказано, что он, вместе с отцом, чудом ушел живым от Дугласов в 1520 году, однако позже они заключили союз - не столько за Дугласов, как против давних соперников Ленноксов - и именно он казнил в тюрьме захваченного в плен после боя графа Леннокса. При этом, Гамильтон также аттестовался, как талантливый архитектор (чуть ли не первый в Шотландии), получивший образование в Европе.
Я понимаю, ренессанс, все дела. Но у меня в голове все это не сочеталось, и характер меня заинтересовал.
Портрета Финнарта, как портрета Белокурого, не существует. Был ли - тоже неизвестно. От него остались легенды кровавых дел и великолепные дворцы Шотландии - Стерлинг, Линлитгоу, Фолкленд, Блекнесс, Крейгнитен… кроме того, от него осталась легенда его судьбы. Дело в том, что у отца его, первого графа Аррана, были проблемы с наследниками в первом браке, зато по своим землям он прошелся щедро и взрастил целую плеяду незаконнорожденных сыновей - только в моем романе их среди действующих героев трое: Финнарт, Клидсдейл и приор Пейсли, один Джеймс и два Джона. Финнарт в этой череде родился старшим, и был любим отцом, и признан им, и даже признан королем - как законный наследник своего отца графа Аррана, на случай, если законного сына графу породить не удастся. А это, на минуточку, не только наследство графа - это еще и вероятная претензия на корону, Арраны - двоюродная ветвь по отношению к Стюартам. Финнарт был правнук короля Джеймса II Стюарта. В общем, Джеймс Гамильтон Финнарт получил прекрасное образование, и его ждало не менее роскошное будущее… однако его отец женился вторично, расторгнув первый бесплодный брак, и законный сын таки родился на свет - двадцатью годами позже Финнарта. Он и стал вторым графом Арраном. А Джеймс Гамильтон Финнарт всю оставшуюся жизнь носил прозвище - Арранский бастард.
Удивительно не это. Удивительно то, что Джеймс Гамильтон Финнарт стал военным вождем Гамильтонов до совершеннолетия брата, фактически, главой клана - потому что отец их умер, когда мальчику было тринадцать - и его стражем, что называется. Удивительно также, что старому Аррану, видимо, удалось создать особенно тесное понятие семьи среди своих сыновей, законных и незаконных - даже отходя друг от друга в сторону в бурях политических, они никогда не враждовали насмерть и не делили наследство. Хотя, казалось бы: вот тебе двадцать, ты взрослый мужчина, и твое наследство отделяет от тебя всего лишь жизнь новорожденного… чем не шекспировский сюжет?
Судя по всему, Арранский бастард знал не понаслышке, что такое долг и честь, а также умел смирять свой нрав и принимать удары судьбы. Он возвысился в итоге до места главного архитектора короля Джеймса V, составил прекрасную придворную карьеру - и на свадьбу его дочери король приезжал в Крейгнитен лично. Однако и напоследок судьба преподнесла Финнарту черный подарок. В 1540 году Джеймс V Стюарт в припадке неврастении обвинил Финнарта в покушении на его королевскую жизнь и обезглавил любимого кузена. После чего, правда, получил серию ночных кошмаров: Арранский бастард являлся Джеймсу во снах, отрубающий ему обе руки, обещающий вернуться однажды и за головой короля… когда умерли принцы, младенцы-сыновья Джеймса от Марии де Гиз, в обществе сон признали вещим и начали перешептываться о грядущей смерти короля…
Я была не ограничена в выборе изобразительных средств - я легко наделяю своих героев телесной красотой, и Финнарту также досталось:
«Кареглазый, темноволосый, изящный и полный достоинства - ровно такой же, как и всегда, независимо от бурь придворной жизни, друг, враг и соперник во власти Арчибальда Дугласа, признанный глава клана Гамильтон - Джеймс Гамильтон Финнарт бросил пажу поводья коня, спешиваясь во внутреннем дворе Босуэлл-Корта…» - таким он приходит к Джону Брихину, чтобы предупредить несчастье. Не из сердечной склонности, вовсе нет, а скорей - дабы сохранить равновесие сил в королевстве, потому что Финнарт, в отличие от регента, разглядел политический потенциал не столько юного Босуэлла, сколько более опытного игрока - Брихина.
«Я стою сам за себя и за Гамильтонов», отвечает он Брихину на прямой вопрос.
Собственно, если говорить именно о персонаже, я люблю его именно таким - несгибаемо верным долгу перед семьей. Финнарт - воплощенный долг, а также доблесть и талант. И в своей последней сцене в романе он тоже остается таким - успевшим обеспечить безопасность брата. Сейчас, когда мне уже понятней ход моей истории вообще, мне становится понятней также, как нужно переписывать первую часть романа, созданную два года назад с гусарской лихостью и почти целиком на интуиции и вдохновении. Так вот, ясно, что Дугласов там будет больше, круче и резче, да. Но - и Финнарта там будет больше тоже, как, кстати, и во второй части романа, потому что если Босуэлла на самом деле в Париже с королем не было, то Финнарт-то как раз был ;) и мне чувствительно не хватает его силуэта на заднем плане уже живой истории французского сватовства.
Я заново влюбилась в Финнарта, побывав у него в Крейгнитене - куда, в общем, уже не слишком-то и хотела ехать, умотавшись по замкам Босуэлла, но оно того стоило. Теперь меня опять манит спин-офф, и я хочу больше Финнарта везде, где это не вредит сюжету. Но одной из любимых сцен все равно останется эта, написанная на неофитском энтузиазме, где Джеймсу Гамильтону - навечно тридцать три года, и он прекрасен, хотя и является полным олицетворением смерти, как оно и полагается доблестному ренессансному рыцарю. Без страха и упрека - это про него. Но про него же - без пощады и милости. Отчасти поэтому - в воздаяние своих подвигов - он и гибнет, если говорить об авторской правде и справедливости небес.
«…- Ну, что, - еле отдышавшись, прокричал Джон племяннику, не переставая орудовать палашом, левая рука бравого епископа посверкивала запачканным кровью исподним из распоротого рукава, на щеке, поверх старого, лег свежий разрез. Брихин старался не выпускать графа из виду даже в горячке боя, хотя едва ли сумел бы отвести все сыплющиеся на Босуэлла удары. - Ну, что, пора помолиться! Бездна последняя грехов берет меня, Господи, и исчезает дух мой… но простираешь, Отец небесный, длань… и возносишь грешника из бездны для покаяния! Сей же час не остави, Господи… Иисусе Христе… наши тела и души без милости… и вспомоществования в ратных трудах! И да воссияет слава Твоя… как на небе, так на земле!
Он выкрикивал слова молитвы, чередуя их с наносимыми по наступающим страшными ударами, и даже успел на миг обратить лицо к небу, пот и дождь смывали проступившую по скуле кровь. Замахнувшийся на епископа конник был разрублен через плечо почти до седла, Джон с усилием выдернул палаш из падающего тела. Дугласы бросались на Брихина, разбиваясь о него, словно шторм о волнорез, в полном ожесточении. Но даже силы железного Джона имели предел…
- Да святится Имя Твое, да приидет Царствие Твое… как на небе, так и на земле! - и следующий взлет меча, до рукояти скользкого от крови. - Аминь!
Трудно было предугадать, какая новая напасть валится на них из проулка, до сих пор не было ни кличей, ни клетки, и епископ готовился к худшему. Но тут внезапно раздался громовой залп аркебузиров и за ним - мощный многоголосый вой:
- Гамильтон! Гамильтон! - и на Хепбернов и мигом обратившихся в ту сторону Дугласов выкатилась в пороховом дыму свалка конных, пеших, раненых, воющих, поддеваемых на пики, пластуемых палашами. - Гамильтон!
Это ударил Финнарт.
Единственный раз в жизни Патрику Хепберну довелось увидеть Арранского бастарда в бою и, потому ли, что в юности все впитывается ярче, или потому, что то было зрелище ужасающее и завораживающее одновременно, на миг граф забыл, что находится в гуще схватки. На своем крупном гнедом Финнарт на голову возвышался над нападающими верховыми и сворой пеших Дугласов, которых он топтал конем и разил сверху наотмашь. Глаза Джеймса Гамильтона горели ровным дьявольским светом, словно у пьяного или одержимого, но рука была немилосердно точна, а гнедой слушался его по одному легкому движению колен. Красавец Финнарт был уже грязен, как черт, в поту и пороховой копоти аркебуз, короткий плащ утратил вид и свисал искромсанными полосами ткани, изорванный колет покрывали свежие кровавые пятна, причем, если среди них пролилась и собственная его кровь, он этого явно не замечал.
- Босуэлл! Иду навстречу! - заорал Джон Хепберн, оповещая Финнарта о своем присутствии.
Тот услыхал и рявкнул в ответ:
- Гамильтон! Благословите, ваше преподобие, и отпустите мне грех человекоубийства!
Оба - посреди боя, крови и смерти - улыбались. Это были понимающие и хищные ухмылки равных по силе вожаков.
- Бог простит вас, Джеймс Гамильтон, за все, что сегодня сделано… и будет сделано во благо нашего короля… Благословляю, сын мой! - отвечал епископ Брихин, валя сплеча нового нападающего. Босуэлл все еще не мог отвести взор от этой судьбоносной встречи, когда...
- Что глазеешь? Атака сзади! - проорал ему Арранский бастард, и, Патрик, пригнувшись, услыхал только, как за его спиной отвел удар недремлющий Йан МакГиллан. Это помогло графу прийти в себя.
Финнарт растворился в свалке за изгородью пик, словно некий бог войны, явившийся внезапно в решающий момент, как его себе представляли древние, и штормовая волна Дугласов пошла за ним, оставляя, словно выброшенных на берег рыб, за собою Босуэлла и Брихина. Епископ на мгновение лег лицом в гриву коня, белый от острого приступа усталости, потом встряхнулся и выбросил палаш вперед:
- Чудны дела Твои, Господи, на Тебя, Единого, уповаю… Гоните всех на Гамильтонов, ребятки, лежачих не добивать, некогда!»
Они увидятся еще не раз, станут друзьями и союзниками по неосуществленному заговору, его гибель послужит в романе для Патрика Хепберна поводом бежать от правосудия короля - но запомнит его Белокурый (да и я, если честно) именно таким: это ударил Финнарт…
Что ж, судя по тому, как меня встретили к Крейгнитене - думаю, Джеймс Гамильтон тоже остался доволен этим своим отражением.
Собственно, почему в романе появился Джеймс Гамильтон Финнарт, я понятия не имею.
Наверное, я просто споткнулась в тексте на описании «Чистки мостовой» и битвы у Линлитгоу-бридж (и да, это была хроника Линдсея, если что), а дальше Остапа понесло - как и всегда несет - галопом по спин-оффам.
Дело в том, что история по любому сохраняет имена тех, кто был на слуху и на коне. Оттенок этого сохранения, интонация - могут быть разными, далеко не всегда соответствующими действительным событиям (да и что соответствует действительности вообще, если мы имеем дело исключительно с субъективизмом хроникера?).
Про Гамильтона Финнарта было рассказано, что он, вместе с отцом, чудом ушел живым от Дугласов в 1520 году, однако позже они заключили союз - не столько за Дугласов, как против давних соперников Ленноксов - и именно он казнил в тюрьме захваченного в плен после боя графа Леннокса. При этом, Гамильтон также аттестовался, как талантливый архитектор (чуть ли не первый в Шотландии), получивший образование в Европе.
Я понимаю, ренессанс, все дела. Но у меня в голове все это не сочеталось, и характер меня заинтересовал.
Портрета Финнарта, как портрета Белокурого, не существует. Был ли - тоже неизвестно. От него остались легенды кровавых дел и великолепные дворцы Шотландии - Стерлинг, Линлитгоу, Фолкленд, Блекнесс, Крейгнитен… кроме того, от него осталась легенда его судьбы. Дело в том, что у отца его, первого графа Аррана, были проблемы с наследниками в первом браке, зато по своим землям он прошелся щедро и взрастил целую плеяду незаконнорожденных сыновей - только в моем романе их среди действующих героев трое: Финнарт, Клидсдейл и приор Пейсли, один Джеймс и два Джона. Финнарт в этой череде родился старшим, и был любим отцом, и признан им, и даже признан королем - как законный наследник своего отца графа Аррана, на случай, если законного сына графу породить не удастся. А это, на минуточку, не только наследство графа - это еще и вероятная претензия на корону, Арраны - двоюродная ветвь по отношению к Стюартам. Финнарт был правнук короля Джеймса II Стюарта. В общем, Джеймс Гамильтон Финнарт получил прекрасное образование, и его ждало не менее роскошное будущее… однако его отец женился вторично, расторгнув первый бесплодный брак, и законный сын таки родился на свет - двадцатью годами позже Финнарта. Он и стал вторым графом Арраном. А Джеймс Гамильтон Финнарт всю оставшуюся жизнь носил прозвище - Арранский бастард.
Удивительно не это. Удивительно то, что Джеймс Гамильтон Финнарт стал военным вождем Гамильтонов до совершеннолетия брата, фактически, главой клана - потому что отец их умер, когда мальчику было тринадцать - и его стражем, что называется. Удивительно также, что старому Аррану, видимо, удалось создать особенно тесное понятие семьи среди своих сыновей, законных и незаконных - даже отходя друг от друга в сторону в бурях политических, они никогда не враждовали насмерть и не делили наследство. Хотя, казалось бы: вот тебе двадцать, ты взрослый мужчина, и твое наследство отделяет от тебя всего лишь жизнь новорожденного… чем не шекспировский сюжет?
Судя по всему, Арранский бастард знал не понаслышке, что такое долг и честь, а также умел смирять свой нрав и принимать удары судьбы. Он возвысился в итоге до места главного архитектора короля Джеймса V, составил прекрасную придворную карьеру - и на свадьбу его дочери король приезжал в Крейгнитен лично. Однако и напоследок судьба преподнесла Финнарту черный подарок. В 1540 году Джеймс V Стюарт в припадке неврастении обвинил Финнарта в покушении на его королевскую жизнь и обезглавил любимого кузена. После чего, правда, получил серию ночных кошмаров: Арранский бастард являлся Джеймсу во снах, отрубающий ему обе руки, обещающий вернуться однажды и за головой короля… когда умерли принцы, младенцы-сыновья Джеймса от Марии де Гиз, в обществе сон признали вещим и начали перешептываться о грядущей смерти короля…
Я была не ограничена в выборе изобразительных средств - я легко наделяю своих героев телесной красотой, и Финнарту также досталось:
«Кареглазый, темноволосый, изящный и полный достоинства - ровно такой же, как и всегда, независимо от бурь придворной жизни, друг, враг и соперник во власти Арчибальда Дугласа, признанный глава клана Гамильтон - Джеймс Гамильтон Финнарт бросил пажу поводья коня, спешиваясь во внутреннем дворе Босуэлл-Корта…» - таким он приходит к Джону Брихину, чтобы предупредить несчастье. Не из сердечной склонности, вовсе нет, а скорей - дабы сохранить равновесие сил в королевстве, потому что Финнарт, в отличие от регента, разглядел политический потенциал не столько юного Босуэлла, сколько более опытного игрока - Брихина.
«Я стою сам за себя и за Гамильтонов», отвечает он Брихину на прямой вопрос.
Собственно, если говорить именно о персонаже, я люблю его именно таким - несгибаемо верным долгу перед семьей. Финнарт - воплощенный долг, а также доблесть и талант. И в своей последней сцене в романе он тоже остается таким - успевшим обеспечить безопасность брата. Сейчас, когда мне уже понятней ход моей истории вообще, мне становится понятней также, как нужно переписывать первую часть романа, созданную два года назад с гусарской лихостью и почти целиком на интуиции и вдохновении. Так вот, ясно, что Дугласов там будет больше, круче и резче, да. Но - и Финнарта там будет больше тоже, как, кстати, и во второй части романа, потому что если Босуэлла на самом деле в Париже с королем не было, то Финнарт-то как раз был ;) и мне чувствительно не хватает его силуэта на заднем плане уже живой истории французского сватовства.
Я заново влюбилась в Финнарта, побывав у него в Крейгнитене - куда, в общем, уже не слишком-то и хотела ехать, умотавшись по замкам Босуэлла, но оно того стоило. Теперь меня опять манит спин-офф, и я хочу больше Финнарта везде, где это не вредит сюжету. Но одной из любимых сцен все равно останется эта, написанная на неофитском энтузиазме, где Джеймсу Гамильтону - навечно тридцать три года, и он прекрасен, хотя и является полным олицетворением смерти, как оно и полагается доблестному ренессансному рыцарю. Без страха и упрека - это про него. Но про него же - без пощады и милости. Отчасти поэтому - в воздаяние своих подвигов - он и гибнет, если говорить об авторской правде и справедливости небес.
«…- Ну, что, - еле отдышавшись, прокричал Джон племяннику, не переставая орудовать палашом, левая рука бравого епископа посверкивала запачканным кровью исподним из распоротого рукава, на щеке, поверх старого, лег свежий разрез. Брихин старался не выпускать графа из виду даже в горячке боя, хотя едва ли сумел бы отвести все сыплющиеся на Босуэлла удары. - Ну, что, пора помолиться! Бездна последняя грехов берет меня, Господи, и исчезает дух мой… но простираешь, Отец небесный, длань… и возносишь грешника из бездны для покаяния! Сей же час не остави, Господи… Иисусе Христе… наши тела и души без милости… и вспомоществования в ратных трудах! И да воссияет слава Твоя… как на небе, так на земле!
Он выкрикивал слова молитвы, чередуя их с наносимыми по наступающим страшными ударами, и даже успел на миг обратить лицо к небу, пот и дождь смывали проступившую по скуле кровь. Замахнувшийся на епископа конник был разрублен через плечо почти до седла, Джон с усилием выдернул палаш из падающего тела. Дугласы бросались на Брихина, разбиваясь о него, словно шторм о волнорез, в полном ожесточении. Но даже силы железного Джона имели предел…
- Да святится Имя Твое, да приидет Царствие Твое… как на небе, так и на земле! - и следующий взлет меча, до рукояти скользкого от крови. - Аминь!
Трудно было предугадать, какая новая напасть валится на них из проулка, до сих пор не было ни кличей, ни клетки, и епископ готовился к худшему. Но тут внезапно раздался громовой залп аркебузиров и за ним - мощный многоголосый вой:
- Гамильтон! Гамильтон! - и на Хепбернов и мигом обратившихся в ту сторону Дугласов выкатилась в пороховом дыму свалка конных, пеших, раненых, воющих, поддеваемых на пики, пластуемых палашами. - Гамильтон!
Это ударил Финнарт.
Единственный раз в жизни Патрику Хепберну довелось увидеть Арранского бастарда в бою и, потому ли, что в юности все впитывается ярче, или потому, что то было зрелище ужасающее и завораживающее одновременно, на миг граф забыл, что находится в гуще схватки. На своем крупном гнедом Финнарт на голову возвышался над нападающими верховыми и сворой пеших Дугласов, которых он топтал конем и разил сверху наотмашь. Глаза Джеймса Гамильтона горели ровным дьявольским светом, словно у пьяного или одержимого, но рука была немилосердно точна, а гнедой слушался его по одному легкому движению колен. Красавец Финнарт был уже грязен, как черт, в поту и пороховой копоти аркебуз, короткий плащ утратил вид и свисал искромсанными полосами ткани, изорванный колет покрывали свежие кровавые пятна, причем, если среди них пролилась и собственная его кровь, он этого явно не замечал.
- Босуэлл! Иду навстречу! - заорал Джон Хепберн, оповещая Финнарта о своем присутствии.
Тот услыхал и рявкнул в ответ:
- Гамильтон! Благословите, ваше преподобие, и отпустите мне грех человекоубийства!
Оба - посреди боя, крови и смерти - улыбались. Это были понимающие и хищные ухмылки равных по силе вожаков.
- Бог простит вас, Джеймс Гамильтон, за все, что сегодня сделано… и будет сделано во благо нашего короля… Благословляю, сын мой! - отвечал епископ Брихин, валя сплеча нового нападающего. Босуэлл все еще не мог отвести взор от этой судьбоносной встречи, когда...
- Что глазеешь? Атака сзади! - проорал ему Арранский бастард, и, Патрик, пригнувшись, услыхал только, как за его спиной отвел удар недремлющий Йан МакГиллан. Это помогло графу прийти в себя.
Финнарт растворился в свалке за изгородью пик, словно некий бог войны, явившийся внезапно в решающий момент, как его себе представляли древние, и штормовая волна Дугласов пошла за ним, оставляя, словно выброшенных на берег рыб, за собою Босуэлла и Брихина. Епископ на мгновение лег лицом в гриву коня, белый от острого приступа усталости, потом встряхнулся и выбросил палаш вперед:
- Чудны дела Твои, Господи, на Тебя, Единого, уповаю… Гоните всех на Гамильтонов, ребятки, лежачих не добивать, некогда!»
Они увидятся еще не раз, станут друзьями и союзниками по неосуществленному заговору, его гибель послужит в романе для Патрика Хепберна поводом бежать от правосудия короля - но запомнит его Белокурый (да и я, если честно) именно таким: это ударил Финнарт…
Что ж, судя по тому, как меня встретили к Крейгнитене - думаю, Джеймс Гамильтон тоже остался доволен этим своим отражением.