оста холт, "поваренная книга бедняка или малоземельного хутора летопись", часть 3
/ч.1 http://boho-area.livejournal.com/270662.html/
ч.2 http://boho-area.livejournal.com/271591.html/
/прошу прощения, этот кусочек - вычитка с распознавалки, так что могут быть незамеченные артефакты/
И - домой, поглядеть, коль помочь не в силах. Врач говорит, это сдвиг
Точно, и я сдвиг заприметила. Как-то выкатила отца во двор. Дай наведаюсь к Карменсите с Апрелией, по ровному туда запросто, к самой огороже отца подкатала. Чуть меня заслышала, Апрелия вприпрыжку - тут как тут. За ней Карменсита, степенненько.
- Хороши,- похвалил отец.- Да тебе еше б не одну.
Жизнь вокруг завидел. Ухватило-таки его жизнью!
Помолчал, добавил:
- Лес в дело пусти...
Значит, руби, продавай, на корову деньги собирай. Добро дал.
Поймала нечаянно обрывок материного с отцом разговора. Что-то про банк и материно: пускай же получит - отспорила...
Ну и ну! Все мыслят, я тут на спор осталась, из норова!
Уезжали -отец объявил:
- У меня со счета сними, купи еще корову. Так и так деньги твои!
Прикинула-нет, с коровой обожду. К осени-то можно взяться за
лес. Про черный день он у нас. Туго - выручит. Целик аж в тысячу молов Отец, правда, осторожничал с лесом - крайнее средство.
Отцу, по материным словам, перебраться домой возжелалось. Да боится, мне станет в тягость. В радость, ответила, только б приехал. Не приехал.
Под сенокос появился Бергер, отпуск с июля выхлопотал. Бергер косил, я сгребала - по негоди, иль луговине. Пригорки, где косе уж вовсе недоступ, обминали. Хватит, хватит с тебя сена, приговаривал Бергер. А я-то радёшенька: пригорки - сплошь поповник да колокольчики, ромашка, коростянка, гвоздичка.
Прибавилось забот: прокорми мужчину! Мне бедняцкий харч вдосыть. А Бергер? Не призналась, что кредит открыли в кооперации пока только картошку брать, виду не подала. А ему ведь колбаса на стол, свинина, рыба. Денька два на неделю овощи, каша, а то и блины. Не жаловался.
- Ты в тракторе понимаешь? - пытает раз.
Рот раскрыла.
- На что мне трактор?
- Ну не с косой же по целой непаши? Завтра утром о тягаче договорюсь. Попробую... По такой-то погодке каждому поспеть охота!
Заклокотало во мне. Чуть мужчина объявился - знай заправлять!
- Я тут распоряжаюсь!
- Дыши глубже, злючка!
Усмирить захотел. Приструнила.
-- Спать отправляйся! Заутра в семь подниму.
Любопытствовал, чего это к Педеру заторопилась. За конем, за косилкой на завтра до одиннадцати.
- Нельзя ль утречком с пяти взять?
- Возьми. Обращаться с косилкой умеешь?
Показал, как нож поднимать, опускать. Уж годков пять на косилку не садилась, да тотчас вспомнила.
В семь разбудила Бергера: чтоб вставал сено пряслить. Завтрак уминал- кольев понатаскала, привязала Гнедого. Теперь Бергер pот разинул. Половина Шведовой пустоши выкошена. А Шведова-потому как тут швед один вдавне целину поднимал... Бергер правил волокушей, я за ним подгребала.
Так и положено: с лЮбым траву коси, доколь солнце в небеси. А дождь ливанул- юрк под сено свежеразвешенное. Намиловались вдоволь. Вот оно, счастье: с лЮбым под сеном духмяным лежать, слушать шум теплого дождя летнего.
- С головы до ног только б и целовал,- шептал Бергер.
Ливню этакому час недолог -- снова за работу. К одиннадцати Гнедой -у Педера.
- Скорее бы год дурацкий кончался,- проворчал Бергер,-скорей бы вернулась в город ко мне.
Того дня уж не целовались.
В субботу отел с матерью приехали. Мать - не впервой - прихватила обед «поплотней».
- Устала, моя ты девчурка,- говорит отец.- Вижу, вижу: выдохлась.
- Не выдохлась. Разозлилась. Пап, ты как мыслишь, я в муже не ошиблась?
- Нетта!
- Все перечит! И все б ему указывать! Будто сама не соображу когда что делать.
Разогорчился отец, глаза долу. Засмотрелся на ноги свои беспомощные, замолчал. Села, голову - к нему на колени.
- Не уезжай, пап. Как хорошо б.
Молча взъерошил мне волосы. Уж не желтые, гусеночьи, пепельные теперь.
Уехал. А в понедельник уехал Бергер, отпуску конец.
Рук не покладая работала. Педер коня даст, другой раз сам подмогнет - свезти сено на сеновал. Не целиком убрано с луговины. В копнах стоит. Я с дождем наперегонки: то перетряхиваю, чтоб не запарилось, запревшее раскидываю, то опять в копны сгребаю.
А мир кругом переменился-то. Молчит бекас, чудная птица, что бабушка звала «козлом болотным». И впрямь блеет козлом, везде, бывало, по болотнику слыхать, хоть нигде не видать. Иль большой луговой кузнечик - скоком, бывало, луг мерит, сек-сек-сек - голосит окрест. Пропал. Пропал жук-навозник. Стрекозы пропали, вот уж глупо; повторять не повторяла - прозывали их стрекучими. Будто глаза кому колют. Они ж глаз тешат -золотисты, зелены, голубы. А,вальдшнеп дюж: посвистывает, посапывает проторенной своей тропкой меж болота - Стурмиром и Ломтьеннсмиром - уж добрую тысячу лет.
На последках июля в субботу появились мать с отцом. Остался отец. Поначалу отнекивался - мне работы прибавит. Ну на недельку, просила-упрашивала.
- Чего не попробовать, Ивар? - присоединилась мать- Поддержать тебя чуток, как с кровати в коляску перебираешься иль обратно - дел-то... В халате сиди -с одеваньем никаких хлопот.
- Попробую денька на два,-- сдался отец-- У меня ж процедуры по средам и пятницам, забыла?
Из виду выпустили. Побыл воскресенье и понедельник, во вторник приехала больничная машина, увезла к матери и ее старичкам. У матери служебная квартирка в доме престарелых, oтца при себе поселила. Кормятся со всеми. Нерадостная у отца житуха, уж. мне-то вдогад.
А на другую субботу Бергер пожаловал, автомобиль с прицепом и он купил, коляска, отец - при нем..
- Дашь знать, когда отца отвезти обратно, Аннетта. Хоть бы чем помочь я способен.
Заставила болтуна .снять в доме.все до единого ;порожки. Сам взялся, смастерил надежные рельсы на ступеньки к веранде! Чтоб коляску вверх, вниз толкать. А мать условилась в больнице поблизости: физиотерапевта к отцу будут присылать на неделю дважды, и по пятницам санитара - мыть. Исхитрился: с постели встает сам, да кому-то, мне, кому еще - надобно, как ложится, поднять, на кровать его ноги.
- Никогда уж на них не стоять, - вздохнул
- А я б попробовала!
И он бы, может. Не сидень же параличный. Боится.
Томился без дела. Тут в артели .заприметила я чудные коврики вязаные. Говорю: обучиться охота. Обучили мигом, И материал бери задаром, только готовую вещь верни.
Ну-ка, ну-ка. Вечером сидим, я вяжу, он смотрит. Наконец не выдержал: дай попробую.
Сразу смекнул. Коврик я довязал.
- Цвета, узоры сам теперь выберу! - заявил.
Дал денег на спицы, подкладку, пряжу. По образчикам отобрал цвета на свой вкус и - вязать, как душа просила.
- Пап, и не ведала, ты - художник!
Улыбнулся. Впервой, как беда с ним стряслась.
- Времени-то прорва, ну и дивлюсь на мир, на цвет. Что ни день, то открытье. Вот зеленый: теперь их - зеленых - много, смотря что задумал.
Я от радости чуть не в слезы.
- Сколько за такой коврик денег дают? - пытает, объявившись, Бергер. Стукнула б. Вовек не домозгует: отцу не деньги наградой.
- Хозяева в округе осушают болота. Им нужда - к Стурмиру никого не подпущу. Ломтьеннсмир тоже не тронуть бы, да разве меня спрашивают. Как там мои головастики, наследство мое? Ввечеру раз отправилась- присматривать след. Квакуш издали слыхать. Хоть квакуши целы. Ни одной не видала, домой воротясь. И жабы у хлева в сумерках не копошатся. Что делается-то? Под конец жизнь идет? И скоро свой срок довладеет? Миллионы лет сотворялась жизнь, миллионы ль надобны, чтоб вновь «тьма над бездною»?
Две недели - и головастиков моих наследных сушь извела. Опечалилась я не в шутку. И разозлилась. На соседей. Оставили б Господу Богу перемены творить. Осушают, опрыскивают - беду накликают. Грунтовые воды низятся. Колодцы - пустыми и не припомню - почти без воды, хоть лето и не больно жаркое. А Бергеру еще и Стурмир осуши.
Отец намекает: пора в город, к матери.
- Плох из меня помощник...
Нынче вовсе без сил я, без настрою, без денег. Тянет его к матери,. а как же, разумею. Да нынче я разуметь ничего не хочу.
- Одна слажу,- вырвалось.- И уж позабочусь собственность на себя выправить!
Вздрогнул отец.
- Чего ж это?
- А и того, чтоб он тут не командовал. Стурмир примется осушать, другое что надумает - мне наперекор...
- Стурмир осушить - худо ль? Пахоту удвоишь. Иль тебе лес, или поле.
И отец ничего не смыслит. Вскипела:
- Уезжай! Без вас обойдусь! И сделаю все по-своему!
Глянул на меня с укором, заулыбался вдруг.
- Ни дать ни взять - пяти годков как куклу свою об стенку стукнула, памятуешь?
Ещё бы! Из обид, что ребенку привычно чинят родители. От матери получила семена: репы, цветочные. И завела махонький сад-огород, посеяла семена ровненькими рядками, ямки пальцем понатыкав. Вкруг сада-огорода камней понаставила - порядок. Матери сказала, чтоб назавтра кур держала под сеткой - не греблись бы в моем огороде. Куры по воле не ходили, как мы весной сеяли. Да мать кур выпустила, а они прямиком на мои грядки- разгребли. Я в крик и с хворостиной на них, кудах-тах-тах - врассыпную. Тут мать вышла, хвать меня пребольно за руку - в дом, грозит: буду живность мучить, порки отведаю, какой и не снилось. А я куклу за ноги и - об стенку, голова вдребезги.
ч.2 http://boho-area.livejournal.com/271591.html/
/прошу прощения, этот кусочек - вычитка с распознавалки, так что могут быть незамеченные артефакты/
И - домой, поглядеть, коль помочь не в силах. Врач говорит, это сдвиг
Точно, и я сдвиг заприметила. Как-то выкатила отца во двор. Дай наведаюсь к Карменсите с Апрелией, по ровному туда запросто, к самой огороже отца подкатала. Чуть меня заслышала, Апрелия вприпрыжку - тут как тут. За ней Карменсита, степенненько.
- Хороши,- похвалил отец.- Да тебе еше б не одну.
Жизнь вокруг завидел. Ухватило-таки его жизнью!
Помолчал, добавил:
- Лес в дело пусти...
Значит, руби, продавай, на корову деньги собирай. Добро дал.
Поймала нечаянно обрывок материного с отцом разговора. Что-то про банк и материно: пускай же получит - отспорила...
Ну и ну! Все мыслят, я тут на спор осталась, из норова!
Уезжали -отец объявил:
- У меня со счета сними, купи еще корову. Так и так деньги твои!
Прикинула-нет, с коровой обожду. К осени-то можно взяться за
лес. Про черный день он у нас. Туго - выручит. Целик аж в тысячу молов Отец, правда, осторожничал с лесом - крайнее средство.
Отцу, по материным словам, перебраться домой возжелалось. Да боится, мне станет в тягость. В радость, ответила, только б приехал. Не приехал.
Под сенокос появился Бергер, отпуск с июля выхлопотал. Бергер косил, я сгребала - по негоди, иль луговине. Пригорки, где косе уж вовсе недоступ, обминали. Хватит, хватит с тебя сена, приговаривал Бергер. А я-то радёшенька: пригорки - сплошь поповник да колокольчики, ромашка, коростянка, гвоздичка.
Прибавилось забот: прокорми мужчину! Мне бедняцкий харч вдосыть. А Бергер? Не призналась, что кредит открыли в кооперации пока только картошку брать, виду не подала. А ему ведь колбаса на стол, свинина, рыба. Денька два на неделю овощи, каша, а то и блины. Не жаловался.
- Ты в тракторе понимаешь? - пытает раз.
Рот раскрыла.
- На что мне трактор?
- Ну не с косой же по целой непаши? Завтра утром о тягаче договорюсь. Попробую... По такой-то погодке каждому поспеть охота!
Заклокотало во мне. Чуть мужчина объявился - знай заправлять!
- Я тут распоряжаюсь!
- Дыши глубже, злючка!
Усмирить захотел. Приструнила.
-- Спать отправляйся! Заутра в семь подниму.
Любопытствовал, чего это к Педеру заторопилась. За конем, за косилкой на завтра до одиннадцати.
- Нельзя ль утречком с пяти взять?
- Возьми. Обращаться с косилкой умеешь?
Показал, как нож поднимать, опускать. Уж годков пять на косилку не садилась, да тотчас вспомнила.
В семь разбудила Бергера: чтоб вставал сено пряслить. Завтрак уминал- кольев понатаскала, привязала Гнедого. Теперь Бергер pот разинул. Половина Шведовой пустоши выкошена. А Шведова-потому как тут швед один вдавне целину поднимал... Бергер правил волокушей, я за ним подгребала.
Так и положено: с лЮбым траву коси, доколь солнце в небеси. А дождь ливанул- юрк под сено свежеразвешенное. Намиловались вдоволь. Вот оно, счастье: с лЮбым под сеном духмяным лежать, слушать шум теплого дождя летнего.
- С головы до ног только б и целовал,- шептал Бергер.
Ливню этакому час недолог -- снова за работу. К одиннадцати Гнедой -у Педера.
- Скорее бы год дурацкий кончался,- проворчал Бергер,-скорей бы вернулась в город ко мне.
Того дня уж не целовались.
В субботу отел с матерью приехали. Мать - не впервой - прихватила обед «поплотней».
- Устала, моя ты девчурка,- говорит отец.- Вижу, вижу: выдохлась.
- Не выдохлась. Разозлилась. Пап, ты как мыслишь, я в муже не ошиблась?
- Нетта!
- Все перечит! И все б ему указывать! Будто сама не соображу когда что делать.
Разогорчился отец, глаза долу. Засмотрелся на ноги свои беспомощные, замолчал. Села, голову - к нему на колени.
- Не уезжай, пап. Как хорошо б.
Молча взъерошил мне волосы. Уж не желтые, гусеночьи, пепельные теперь.
Уехал. А в понедельник уехал Бергер, отпуску конец.
Рук не покладая работала. Педер коня даст, другой раз сам подмогнет - свезти сено на сеновал. Не целиком убрано с луговины. В копнах стоит. Я с дождем наперегонки: то перетряхиваю, чтоб не запарилось, запревшее раскидываю, то опять в копны сгребаю.
А мир кругом переменился-то. Молчит бекас, чудная птица, что бабушка звала «козлом болотным». И впрямь блеет козлом, везде, бывало, по болотнику слыхать, хоть нигде не видать. Иль большой луговой кузнечик - скоком, бывало, луг мерит, сек-сек-сек - голосит окрест. Пропал. Пропал жук-навозник. Стрекозы пропали, вот уж глупо; повторять не повторяла - прозывали их стрекучими. Будто глаза кому колют. Они ж глаз тешат -золотисты, зелены, голубы. А,вальдшнеп дюж: посвистывает, посапывает проторенной своей тропкой меж болота - Стурмиром и Ломтьеннсмиром - уж добрую тысячу лет.
На последках июля в субботу появились мать с отцом. Остался отец. Поначалу отнекивался - мне работы прибавит. Ну на недельку, просила-упрашивала.
- Чего не попробовать, Ивар? - присоединилась мать- Поддержать тебя чуток, как с кровати в коляску перебираешься иль обратно - дел-то... В халате сиди -с одеваньем никаких хлопот.
- Попробую денька на два,-- сдался отец-- У меня ж процедуры по средам и пятницам, забыла?
Из виду выпустили. Побыл воскресенье и понедельник, во вторник приехала больничная машина, увезла к матери и ее старичкам. У матери служебная квартирка в доме престарелых, oтца при себе поселила. Кормятся со всеми. Нерадостная у отца житуха, уж. мне-то вдогад.
А на другую субботу Бергер пожаловал, автомобиль с прицепом и он купил, коляска, отец - при нем..
- Дашь знать, когда отца отвезти обратно, Аннетта. Хоть бы чем помочь я способен.
Заставила болтуна .снять в доме.все до единого ;порожки. Сам взялся, смастерил надежные рельсы на ступеньки к веранде! Чтоб коляску вверх, вниз толкать. А мать условилась в больнице поблизости: физиотерапевта к отцу будут присылать на неделю дважды, и по пятницам санитара - мыть. Исхитрился: с постели встает сам, да кому-то, мне, кому еще - надобно, как ложится, поднять, на кровать его ноги.
- Никогда уж на них не стоять, - вздохнул
- А я б попробовала!
И он бы, может. Не сидень же параличный. Боится.
Томился без дела. Тут в артели .заприметила я чудные коврики вязаные. Говорю: обучиться охота. Обучили мигом, И материал бери задаром, только готовую вещь верни.
Ну-ка, ну-ка. Вечером сидим, я вяжу, он смотрит. Наконец не выдержал: дай попробую.
Сразу смекнул. Коврик я довязал.
- Цвета, узоры сам теперь выберу! - заявил.
Дал денег на спицы, подкладку, пряжу. По образчикам отобрал цвета на свой вкус и - вязать, как душа просила.
- Пап, и не ведала, ты - художник!
Улыбнулся. Впервой, как беда с ним стряслась.
- Времени-то прорва, ну и дивлюсь на мир, на цвет. Что ни день, то открытье. Вот зеленый: теперь их - зеленых - много, смотря что задумал.
Я от радости чуть не в слезы.
- Сколько за такой коврик денег дают? - пытает, объявившись, Бергер. Стукнула б. Вовек не домозгует: отцу не деньги наградой.
- Хозяева в округе осушают болота. Им нужда - к Стурмиру никого не подпущу. Ломтьеннсмир тоже не тронуть бы, да разве меня спрашивают. Как там мои головастики, наследство мое? Ввечеру раз отправилась- присматривать след. Квакуш издали слыхать. Хоть квакуши целы. Ни одной не видала, домой воротясь. И жабы у хлева в сумерках не копошатся. Что делается-то? Под конец жизнь идет? И скоро свой срок довладеет? Миллионы лет сотворялась жизнь, миллионы ль надобны, чтоб вновь «тьма над бездною»?
Две недели - и головастиков моих наследных сушь извела. Опечалилась я не в шутку. И разозлилась. На соседей. Оставили б Господу Богу перемены творить. Осушают, опрыскивают - беду накликают. Грунтовые воды низятся. Колодцы - пустыми и не припомню - почти без воды, хоть лето и не больно жаркое. А Бергеру еще и Стурмир осуши.
Отец намекает: пора в город, к матери.
- Плох из меня помощник...
Нынче вовсе без сил я, без настрою, без денег. Тянет его к матери,. а как же, разумею. Да нынче я разуметь ничего не хочу.
- Одна слажу,- вырвалось.- И уж позабочусь собственность на себя выправить!
Вздрогнул отец.
- Чего ж это?
- А и того, чтоб он тут не командовал. Стурмир примется осушать, другое что надумает - мне наперекор...
- Стурмир осушить - худо ль? Пахоту удвоишь. Иль тебе лес, или поле.
И отец ничего не смыслит. Вскипела:
- Уезжай! Без вас обойдусь! И сделаю все по-своему!
Глянул на меня с укором, заулыбался вдруг.
- Ни дать ни взять - пяти годков как куклу свою об стенку стукнула, памятуешь?
Ещё бы! Из обид, что ребенку привычно чинят родители. От матери получила семена: репы, цветочные. И завела махонький сад-огород, посеяла семена ровненькими рядками, ямки пальцем понатыкав. Вкруг сада-огорода камней понаставила - порядок. Матери сказала, чтоб назавтра кур держала под сеткой - не греблись бы в моем огороде. Куры по воле не ходили, как мы весной сеяли. Да мать кур выпустила, а они прямиком на мои грядки- разгребли. Я в крик и с хворостиной на них, кудах-тах-тах - врассыпную. Тут мать вышла, хвать меня пребольно за руку - в дом, грозит: буду живность мучить, порки отведаю, какой и не снилось. А я куклу за ноги и - об стенку, голова вдребезги.