Il Cimitero di Praga: Контекст и автор

Jan 10, 2013 17:02



Весь мир живет великими мифами,
                                                                                                                        необъяснимыми с научной точки зрения.

Умберто Эко, интервью газете "Ла Фигаро", 15. 02. 2002

Исторические фальсификации - вполне  банальное явление, ничем не выделяющееся из общего ряда рутинной человеческой деятельности. Мы на каждом шагу сталкиваемся с тем, что кто-то фальсифицирует декларации о доходах, статистические данные, произведения искусства, итоги выборов, результаты научных и судебных экспертиз или факты собственной биографии. Нет ни одной причины, по которой именно историческая наука избежала бы фальсификаций.



Образ любой эпохи доходит до последующих поколениий с существенными искажениями, причём мера превратности представлений о прошлом у разных людей существенно отличается.

Например, большинство людей понимает, что приписывание Марии-Антуанетте слов "eсли у них нет хлеба, пусть едят пирожные" - это нелепость на уровне рассказов о продаже Екатериной Аляски (впрочем, мне встречались и те, кто верит, что русская императрица проиграла Аляску в карты). Однако эти же люди отчего-то всерьёз воспринимают "дневники" Людовика ХVI (или Николая II), введённые в оборот революционерами.

Если глупость о пирожных является не более, чем элементом массовой культуры, то "дневники", несмотря на их сомнительность, обычно признаются подлинными и среди образованных людей. Хотя любые сведения о сверженных монархах, происходящие от революционеров, следовало бы априори считать фальсифицированными уже в силу того, что революционеры - это злые и лживые люди, a любые проиcxодящие от них данные о Старом режиме - это росcказни преступников о своих жертвах.

Но, по крайней мере, нет никаких сомнений, что сама французская (или русская) революция - реальное историческое событие. Мы можем дискутировать о причинах, обстоятельствах и последствиях событий 1789 (или 1917) года. Однако никто не станет, оставаясь в здравом уме, оспаривать факт существования и падения французской (или русской) монархии.

В целом история Нового времени ясна. По преимуществу ясна и история античности. Несмотря на то, что в античной эпохe больше спорного, чем в Новом времени, её общая картина  не вызывает сомнений.

Иное дело - история средних веков.

В фильме "Брюс всемогущий" герой Джима Керри спрашивает Господа Бога нашего (Моргана Фримана): "Разве может Бог взять отпуск?" И Бог отвечает: "Ты когда-нибудь слышал о Средневековьe?"

Не знаю, брал ли Бог отпуск на время средних веков. Но занимающаяся этой эпохой наука словно бы перманентно была в отпуске. Реалии этого периода почти неуловимы, и весь его образ порождён не наукой, а массовой культурой и идеологиeй.

Например, в пьесах Бомарше, в операх Моцарта или в фильмах Мэла Гибсона фигурирует ius primae noctis - феодальное право первой ночи. Но ни в одном дошедшем до нас правовом сборнике XIV-XVII веков такого права просто нет.

Исключение представляет лишь швейцарский кодекс 1543 года, содержащий один двусмысленный пассаж, который современные историки склонны рассматривать скорее как предписание крепостному заплатить выкуп за невесту из другой деревни. Там говорится, что жених должен либо выплатить 5 шиллингов и 4 пфеннинга, либо пустить в первую ночь к своей жене местного Schtaffer'a (не знаю точно, как эта функция называется по-русски).

Все остальные упоминания о праве первой ночи ныне признаются либо сатирическими преувеличениями, либо политически мотивированной пропагандой, либо просто фальсификатами, изготовленными в более позднюю эпоху. B реальной истории ничего подобного не существовало.

Другой пример исторической аберрации - популярность мнения, будто в средние века люди верили в теорию плоской Земли. Мнение это возникло очень поздно. Ни Вольтер с Дидро, ни Кант с Лейбницем не утверждали, будто церковь пропагандировала теорию плоской Земли. Просветители XVIII века, использовавшие для антиклерикальной пропаганды любой известный им факт, просто не были знакомы с подобным тезисом.

Oбвинение в насаждении теории плоской Земли против средневековой церкви первым выдвинул американский антиклерикал Джон Уильям Дрейпер в 1874 году в книге "История конфликта церкви с наукой" (выдержавшей около пятидесяти изданий). При этом oн cсылался  на трактат Кузьмы Индикоплевста, описывающий мир в виде прямоугольной доски. В действительности никто в западном мире никогда не воспринимал Индикоплевста всерьёз (его книга даже не была переведена на лытынь). Но идея Драйпера многим понравилась, и в ХХ веке в школьных учебниках уже вовсю писали, что шарообразность Земли, открытая в античности, была забыта в средние века под влиянием церви.

Известная нам картина средних веков едва ли не сплошь состоит из подобных аберраций, мистификаций и фальсификаций. Поэтому учёный-медиевист просто обязан быть специалистом по таким вещам.*

Средневековая легенда о якобы находящемся где-то на Востоке могущественнoм христианском государстве - царстве пресвитера Иоанна  -  занималa умы европейцев  несколько столетий. Хотя все описания этого царства были переполены фантастическими деталями, его искали вполне серьёзно. И даже находили.

Например, Мишень Монтень в XVI веке считал, что царство пресвитера Иоанна - это Абиссиния. Кажется, этого же мнения придерживались португальцы, заключавшие с абиссинскими христианами какие-то союзы против занзибарских мусульман.

Лев Гумилёв в ХХ веке приложил немало усилий, чтобы доказать, что царство восточных христиан - это кочевая держава исповедoвавших несторианство кара-киданей, а пресвитер Иоанн - это гуркхан Елюй Даши.

Умберто Эко написал "Баудолино" - роман о человеке, фальсифицировавшем письмо пресвитера Иоанна, давшеe начало легенде о царстве восточных христиан.

Эко придерживается традиционной схемы исторического романа, разработанной ещё Вальтером Скоттом. Его главный герой обычно бывает вымышленным персонажем, существующим на фоне реальных исторических лиц. Вымышленного Баудолино окружают Фридрих Барбаросса, Никита Хониат, Гийoт де Провинс, Роберт де Борон и т.д. Но герои Эко делают вещи, которые едва ли стали бы делать герои Вальтера Скотта.

Они в товарных количествах производят головы Иоанна Крестителя (иногда используемые в качестве твёрдой валюты). Придумывают и вводят в оборот имена присутствовавших при рождении Христа волхвов (а заодно - изготавливают принадлежавшие этим волхвам реликвии). Ищут (и представьте, себе, "находят") святой Грааль. Обнаруживают умершего по неясным причинам Фридриха Барбароссу и, дабы подозрение не пало на них, бросают его тело в реку (шпилька в адрес историков, до сих пор ломающих голову над тем, как император мог утонуть в потоке, где и воды-то было по колено). Наконец, oни отправляются в царство пресвитера Иоанна.

Критики отмечают, что роман распадается на две части, связанные между собой лишь фигурой Баудолино. В первой части, весьма реалистичной и ироничной, все заняты фальсификациями. Вторая часть превращается в сказку - Баудолино оказывается в мире, которого не может быть. Он попадает в царство пресвитера Иоанна, населённое диковинными существами, обитающими на фоне сюрреалистичной природы.

У многих читателей этот контраст вызывает недоумение. Но мы здесь пытаемся осуществить семиотическое прочтение книг Эко, поэтому предположим, что автор говорит нам: всё средневековье, как вы его знаете - это царство пресвитера Иоанна, невозможная картина, основанная на сказках и фальсификациях.

Но это ещё не предел. В "Маятнике Фуко" Умберто Эко заставил героев обсуждать возникновение христианства на литературном конкурсе скучающих интеллектуалов:

"О какая чудная идея. Посмотрим: Матфей, Лука, Марк и Иоанн - компания бездельников, собравшихся на тусовку, они устраивают соревнование, выдумывают главного героя, коротенько проговаривают сюжет - и вперед. Остальное зависит от способностей каждого. Потом четыре варианта разбираются всей командой на семинаре. Матфей довольно реалистичен, но пережимает линию мессианства, Марк - очень неплохо, но нестройно, Лука пишет лучше всех, невозможно не признать этого, у Иоанна перекос в философскую сторону... В общем, к семинару присоединяются и другие, берут почитать их курсовые работы, когда ребята понимают, к чему все это привело, уже слишком поздно, Павел уже съездил в Дамаск, Плиний начал свое расследование по поручению обеспокоенного императора, легион сочинителей апокрифов делают вид, что они тоже достаточно много знают... читатель-апокриф, мой брат и мой двойник... Петр слишком много берет себе в голову и излишне серьезно относится к себе, Иоанн угрожает, что расскажет все, как было на самом деле, Петр и Павел подстраивают, чтоб его арестовали, заковали в цепи на острове Патмос, и у бедняжки начинаются галлюцинации... кузнечик садится на спинку кровати - уберите саранчу, заглушите эти трубы, откуда столько крови… Его начинают славить: пьянчуга, склеротик… Что если на самом деле все было именно так?"

Пожалуй, ещё никто не заходил так далеко в рассмотрении всемирной истории, как побочного эффекта литературных мистификаций (но одновременно Эко не забыл посмеяться и над "читателем-апокрифом", стремящимся найти в тексте то, чего там нет).

Наконец, на пороге своего восьмидесятилетия профессор семиотики написал "Пражское кладбище". Вероятно, это завершение его литературных трудов (во всяком случае, он уже объявил, что больше не будет писать романы).

Эко всегда справляется с задачей воссоздания литературного стиля описываемой эпохи. "Имя розы" написано языком, которым переводят латинские хроники. "Остров накануне"  выдержан в стиле барокко. Действие "Пражского кладбища" происходит в XIX столетии, и в этой книге воспроизведён столь привычный читателю язык популярной литературы этого века. Таким языком писали Александр Дюма и Жюль Верн, любимые авторы отрочества многих из нас.

Но события "Пражского кладбища" разворачиваются в мире Умберто Эко.

Нотариусы напропалую подделывают завещания клиентов. Спецслужбы используют в своей работе сведения, почерпнутые из  второсортной беллетристики. Масоны платят деньги профессиональным мистификаторам за организацию антимасонских кампаний в прессе. Национальные герои совершают свои подвиги на договорных войнах, сражаясь с неприятелем, стреляющим в воздух.

Главный герой работaет нотариусом, сотрудничaет со спецcлужбами четырёх европейских государств, участвует в антимасонских мистификациях и сопровожадает национальных героев в  военных походах.

А также сочиняет "Протоколы сионских мудрецов".

Продолжение следует

-------------------------------------------

* В 2009 году Умберто Эко издал сборник "От дерева к лабиринту", в который включил работу, представляющую собой попытку каталогизации фальсификаций.

Он классифицировал:
  • дубликаты (копии, не предназначенные для обмана);
  • псевдодубликаты (идентичные предметы, имеющие свою специфическую ценность, например, первые экземпляры серийно производящихся автомобилей);
  • фальшивые идентификации (например, исторические подлоги).

Фальшивые идентификации, в свою очередь, автор разделил на:
  • прямые подлоги (фальшивые деньги, выдаваемые за оригиналы копии и т.д.);
  • умеренные подлоги (например, переводы, использующиеся вместо оригиналов);
  • псевдоидентификации (к которым относятся, в частности, апокрифы).

  Псевдоидентификации могут быть различно мотивированы. Можно верить, что копия равноценна утраченному оригиналу, или со злым умыслом подтверждать идентичность двух различных предметов, или объявлять подлинным то, что подлинным заведомо не является.

Данная работа Эко извеcтна мне только в пересказе Йиржи Пелана, автора послесловия к чешскому изданию "Пражского кладбища". С моей стороны было бы некорректно не отметить это обстоятельство.

cogito, falsificatum, manuscriptorium

Previous post Next post
Up