Бенефис Илзе Лиепа на новой сцене Большого.
Пока есть полчаса до сборов очередного гастрольного чемодана, коротко об этом прекрасном событии.
Про Илзе Лиепа можно сказать только одно: "божественная", "великая". И не сумасшедшая овация влюбленной в нее публики, не море цветов подтверждают это. Это подтверждает прежде всего ее собственный титанический, постоянный труд - над ролями, над спектаклями, над собой. Одного таланта, одной удачи рождения в выыдающейся балетной семье было бы недостаточно для того уровня, которого она теперь достигла.
И абсолютно поражает ее перевоплощение из сверкающей, царственной, ослепительной дивы, которой она предстает в первом отделении, в балете, посвященном памяти Иды Рубинштейн, - в чёрного мага, в жуткое, ужасающее Существо с изломанной пластикой и иногда проскальзываюшими повадками не то ящера, не то уродца вроде Горлума, в "Пиковой даме", которую они станцевали в паре с великолепным Цискаридзе. Для меня был очень важным тот факт, что именно неприкрыто жесткое, безжалостное, пугающее представление она поставила вторым после антракта; могла ведь сначала избавиться от этой непростой ноши, а потом искупаться в цветах и поздравлениях, - публика ушла бы в легком, праздничном настроении, насладившись изящным и многоцветным зрелищем чудесного костюмного ревю, под стать искрящейся "Вдове Клико", которой так сообразно было прослоить антракт. Запоминается последнее - и последним впечатлением этого вечера вполне мог бы стать розовый гипюровый горох воспитанниц школы Илзе Лиепа, рассыпавшийся по сцене под взрыв аплодисментов умиленных зрителей.
Но нет. Строгая и минималистичная сценография, красное, белое, серое, грозная великая музыка, поединок Чёрного Мага и Человека, - от которого не можешь оторваться, несмотря на продирающий по хребту холод, и в какой-то момент осознаешь, что даже позабыл о том, что смотришь именно балет - настолько понятным языком разговаривают на сцене Илзе и Николай, настолько высок уровень их взаимопонимания и настолько безупречна их игра, с каждым ее акцентом, с каждой паузой, где напряжение тем острее, чем дольше она тянется... Это жуткая история о человеческой слабости и беспомощности перед лицом жестокой и равнодушной силы, рассказанная так блистательно, что ты уходишь ошеломленный, притихший, - и долго потом не отпускают эти картины: сумасшествие Германа, изломанная пластика Графини, ее длинные, узкие, беспредельно выразительные кисти, ее гордый профиль, торжество ее силы, перед которым меркнут даже ослепительные образы первого дейстия...
Это был настоящий триумф Илзе, - абсолютно заработанный, заслуженный, выстраданный; не представляю, сколько сил она отдала залу в этот вечер. Этот триумф тем дороже, что эта артистка никогда не опускается до балаганного пиара, не стесняется говорить о высоком, думать о высоком, устремляться к высокому и тем пропагандировать его; мало кто в наше время умеет поступать так и не казаться смешным или скучным. Горжусь знакомством с Илзе и бесконечно ей благодарна за ее творчество и за этот незабываемый вечер.
Про Илзе Лиепа можно сказать только одно: "божественная", "великая". И не сумасшедшая овация влюбленной в нее публики, не море цветов подтверждают это. Это подтверждает прежде всего ее собственный титанический, постоянный труд - над ролями, над спектаклями, над собой. Одного таланта, одной удачи рождения в выыдающейся балетной семье было бы недостаточно для того уровня, которого она теперь достигла.
И абсолютно поражает ее перевоплощение из сверкающей, царственной, ослепительной дивы, которой она предстает в первом отделении, в балете, посвященном памяти Иды Рубинштейн, - в чёрного мага, в жуткое, ужасающее Существо с изломанной пластикой и иногда проскальзываюшими повадками не то ящера, не то уродца вроде Горлума, в "Пиковой даме", которую они станцевали в паре с великолепным Цискаридзе. Для меня был очень важным тот факт, что именно неприкрыто жесткое, безжалостное, пугающее представление она поставила вторым после антракта; могла ведь сначала избавиться от этой непростой ноши, а потом искупаться в цветах и поздравлениях, - публика ушла бы в легком, праздничном настроении, насладившись изящным и многоцветным зрелищем чудесного костюмного ревю, под стать искрящейся "Вдове Клико", которой так сообразно было прослоить антракт. Запоминается последнее - и последним впечатлением этого вечера вполне мог бы стать розовый гипюровый горох воспитанниц школы Илзе Лиепа, рассыпавшийся по сцене под взрыв аплодисментов умиленных зрителей.
Но нет. Строгая и минималистичная сценография, красное, белое, серое, грозная великая музыка, поединок Чёрного Мага и Человека, - от которого не можешь оторваться, несмотря на продирающий по хребту холод, и в какой-то момент осознаешь, что даже позабыл о том, что смотришь именно балет - настолько понятным языком разговаривают на сцене Илзе и Николай, настолько высок уровень их взаимопонимания и настолько безупречна их игра, с каждым ее акцентом, с каждой паузой, где напряжение тем острее, чем дольше она тянется... Это жуткая история о человеческой слабости и беспомощности перед лицом жестокой и равнодушной силы, рассказанная так блистательно, что ты уходишь ошеломленный, притихший, - и долго потом не отпускают эти картины: сумасшествие Германа, изломанная пластика Графини, ее длинные, узкие, беспредельно выразительные кисти, ее гордый профиль, торжество ее силы, перед которым меркнут даже ослепительные образы первого дейстия...
Это был настоящий триумф Илзе, - абсолютно заработанный, заслуженный, выстраданный; не представляю, сколько сил она отдала залу в этот вечер. Этот триумф тем дороже, что эта артистка никогда не опускается до балаганного пиара, не стесняется говорить о высоком, думать о высоком, устремляться к высокому и тем пропагандировать его; мало кто в наше время умеет поступать так и не казаться смешным или скучным. Горжусь знакомством с Илзе и бесконечно ей благодарна за ее творчество и за этот незабываемый вечер.