Сказка 4. Как Лось Николай шкуры менял или Try walking in my shoes
Неизбежно наступала осень. Листья начали менять цвета в сторону охры, люди стали перебираться в пальто, звери поспешили на распродажи в супермаркетах сети Дубки и корешки за припасами на зиму. Лосю Николая вздумалось грустить. Он, конечно, как всякий порядочный лось, понимал, что грустить по поводу перемены сезона - сущая глупость, но хотелось уважить всевозможных поэтов, которые черпали своё вдохновение во временном умирании природы и прочих сомнительных метафорах бытия. Вот и теперь Николай раскачивался в своём кресле качалке и в который раз считал листочки на заоконной липе: раз, два,.. сорок четыре, а нет, уже сорок три. Всё уходит и все растворяются в реке жизни, - меланхолично нашептывал он себе, входя в образ. Этой осенью, перечитав уйму книг, Николай придумал себе новую игру: он пытался вжиться в чужие шкуры. Сегодня, например, он представлял, что он белка, живущая на раскидистом тополе недалеко от Северного холма. Не такое то простое это дело - уместить целого лося в маленькую белку, но нет ничего невозможного и после 15 минут тренировок дело пошло на лад. Вот уже лось выхаживал по лесу, поглаживая свою мягкую шкурку и размышляя о росте цен на кедровые орешки. Хвост медленно покачивался за спиной и было немного тесновато в локтях, но, в принципе, вполне реалистично. Ещё немного и Николай полез бы на дерево искать незанятое дупло, для открытия нового орехового вклада к зиме, но почувствовал как суетливый беличий разум выгоняет хоть какие-то дельные мысли и наблюдения из его головы. Белка хотела прыгать, рассуждала о новой коллекции щёток для дома и прочее и прочее. Совершенно невозможно было находиться в ней слишком долго, иначе можно было потерять всякий разум.
На следующий день Николай решил побыть дятлом, но уже к полднику у него дико болела голова и немела челюсть, а в голове стоял колокольный перезвон. Нет, это совершенно невозможно пережить, - думал он, попивая облепиховый чай.
Через пару дней лось Николай решился стать медведем, но и тут не обошлось без сюрпризов. Он был так всепоглощающее занят набиванием брюха к холодам, что не смог сосредоточиться на чём-либо ещё. Лось, как мы помним, был упрям, как баран, а потому проводил свои эксперименты ещё неделю. Но постоянные мигрени и какие-то доселе неизведанные ощущения в членах заставили таки его прекратить и прийти к мысли, что своя шкура, насколько бы в ней не было грустно, куда приятнее и роднее, чем любая другая, как бы не блестела она при луне, как бы ни манила своей легковесностью.