"Отелло", "Глобус"
Зацепила постановка Уилсона Милама через экран.
Первый Отелло на моей памяти (и редкий темнокожий театральный актёр), который не рвёт с разбега страсти в клочья. Имонн Уолкер читал пьесу и знает (и всё время помнит), что его герой вообще-то благородных кровей, высокого положения, с хорошей репутацией, который с честью прошёл разные невзгоды (и научился смиряться), сдержан, умерен и не ревнив. Осознанно наконец услышала, что мавр не только генерал, но и хирург, что предполагает а) интеллект, б) гуманизм (не может человек, привыкший спасать жизни, так запросто убивать невинных гражданских).
С того момента как Яго начинает высказывать свои сомнения этому человеку, полному собственного достоинства, становится страшно за Отелло, чью историю сумасшествия наблюдаем. На паузах, на нюансах, на полутонах играется: как постепенно переходит он от полного отрицания к сомнениям, как начинает что-то припоминать, сопоставлять факты, оценивать, как крутятся шестерёнки в голове, всё ускоряясь и разжигая кровь. Но даже и разгорячённый, не существует только на крике: крик прерывается, голос срывается, потому что душат слёзы. Потому что догадки, сомнения, полнейшая неуверенность и выбита почва из-под ног.
И убийство совсем не бытовое, совсем не про то, что жена - собственность мужа и "не доставайся же ты никому". От отчаяния, от того, что разрушена святыня, и если Дездемона не чиста, то что же тогда вообще может быть чисто и свято? И не порыв это, и видно, каких трудов это преодоление любви стоит, и жутко представить, как должна была терзаться и через что пройти душа решившегося убить своё божество. После этой смерти не может быть ни очищения, ни свободы, ни покоя, ни смысла - страшная пустота и никчёмность.
И Яго Тима МакИннерни нестандартный, не типичный злодей. Добрая половина комических эффектов спектакля держится на нём - и словесных, и за счёт неожиданных переходов от "сострадания" к саморазоблачающим словам "в сторону". И моменты сострадания (Отелло ли, Кассио, Родриго) играются без фиги в кармане, так что без знания о других частях сюжета спокойно можно поверить в его искренность, заслушаться хмельными песнями, довериться, как и герои, его натуральному обаянию.
Первый Отелло на моей памяти (и редкий темнокожий театральный актёр), который не рвёт с разбега страсти в клочья. Имонн Уолкер читал пьесу и знает (и всё время помнит), что его герой вообще-то благородных кровей, высокого положения, с хорошей репутацией, который с честью прошёл разные невзгоды (и научился смиряться), сдержан, умерен и не ревнив. Осознанно наконец услышала, что мавр не только генерал, но и хирург, что предполагает а) интеллект, б) гуманизм (не может человек, привыкший спасать жизни, так запросто убивать невинных гражданских).
С того момента как Яго начинает высказывать свои сомнения этому человеку, полному собственного достоинства, становится страшно за Отелло, чью историю сумасшествия наблюдаем. На паузах, на нюансах, на полутонах играется: как постепенно переходит он от полного отрицания к сомнениям, как начинает что-то припоминать, сопоставлять факты, оценивать, как крутятся шестерёнки в голове, всё ускоряясь и разжигая кровь. Но даже и разгорячённый, не существует только на крике: крик прерывается, голос срывается, потому что душат слёзы. Потому что догадки, сомнения, полнейшая неуверенность и выбита почва из-под ног.
И убийство совсем не бытовое, совсем не про то, что жена - собственность мужа и "не доставайся же ты никому". От отчаяния, от того, что разрушена святыня, и если Дездемона не чиста, то что же тогда вообще может быть чисто и свято? И не порыв это, и видно, каких трудов это преодоление любви стоит, и жутко представить, как должна была терзаться и через что пройти душа решившегося убить своё божество. После этой смерти не может быть ни очищения, ни свободы, ни покоя, ни смысла - страшная пустота и никчёмность.
И Яго Тима МакИннерни нестандартный, не типичный злодей. Добрая половина комических эффектов спектакля держится на нём - и словесных, и за счёт неожиданных переходов от "сострадания" к саморазоблачающим словам "в сторону". И моменты сострадания (Отелло ли, Кассио, Родриго) играются без фиги в кармане, так что без знания о других частях сюжета спокойно можно поверить в его искренность, заслушаться хмельными песнями, довериться, как и герои, его натуральному обаянию.