Челябинск. День четвёртый
Четвёртый день (это после дня города, когда вечерние газоны усеяны человеческими телами, прохожие общаются на одном языке, используя минимальный запас слов, а постояльцы гостиницы сначала не могут поделить душ, а потом по ошибке настойчиво стучат в мою дверь с требованием пустить их и не наглеть) начался с Алого поля и органного зала. Орган, хоралы Баха с игрой Владимира Хомякова - знакомство только начинается, и нужно расти до осознания происходящего. Пока же бытовые мелочи отвлекают, разглядываю интерьер монастыря, в котором разместился орган и из которого он скоро уедет, сержусь на шуршащих и пишуших СМСки слушательниц, думаю о чём-то своём и не могу погрузиться в музыку. Одно могу сказать: было красиво.
Прогуливаемся до парка Пушкина, из которого вынесли самого Пушкина (т.е. скульптуру, унесли в сторону Кировки) и в котором по-прежнему множество желающих отдохнуть. Погода стоит прекрасная, и мы присоединяемся к отдыхающим.
А ещё ходим по книжным магазинам, так и не находим толковых открыток с видами города, изучаем ассортимент сувенирного магазина, который, впрочем, мало чем отличается от любого другого сувенирного в любой точке страны (на том же Арбате полно тех же самых матрёшек, соломенных оберегов, картин из дерева, поделок из камня и прочего барахла. Где, спрашивается, индивидуальность и региональная идентичность? Неужто в Челябинске полно иностранных туристов, охотящихся на шапки-ушанки с лаптями?).
Смотрим "Татарина маленького" по пьесе Алексея Пояркова в режиссуре Леонида Чигина, а перед этим встречаем в драмовском буфете Наталью Гаранину и Ксению Тишкову, которые живо интересуются и даже приехали посмотреть-поддержать знакомых. Приятно.
Спектакль атмосферный, настроенческий, сильно "на любителя", как кажется поначалу, в первом действии, которое тянется, как кисель. Да и действием это назвать сложно: одни явления, разговоры, зацепки, намёки. Здесь нет лидера, персонажи вязнут в истории, вспоминая или воссоздавая заново прошедшую реальность, и ни один актёр не может завладеть зрительским вниманием полностью. Зритель наблюдает обстановку (быт здесь гораздо более подробный, и каждая мелочь говорит и работает: и несуразный шерстяной колпак-носки-халат на обабившемся Коляе Коляиче, и полуразвалившееся жильё, и сладости на закуску) и поддаётся этим вялым уговорам. Так же, как герой Льва Харламова готов согласиться с несуществующим (возможно, более привлекательным) прошлым и позволяет себя обмануть, заранее зная исход, так и зритель позволяет себе быть втянутым в этот вялотекущий спектакль, не нагружая мозг работой.
Во втором действии Коляй Коляич возвращается в свой дом к "жене" и "соседу", по факту - поверженным, по самоощущению - победителем, и от этого становится хозяином положения. Когда инициатива переходит к человеку, которого не ждали и который застал мошенников врасплох, и зритель оживает: тут-то и возикает экстремальная ситуация, как-то они из неё выкрутятся?
Второй акт начинается с уже изменёнными персонажами: уверенный в себе Семён Петрович (Олег Шапков) без дела становится потерянным, Елизавета Капитоновна (Татьяна Ягунова) без надобности теряет свои краски - ей уже не нужно приманивать и завлекать. Эта парочка на своём месте, пока она кочует, перебиваясь шулерскими заработками; оседлость, последовавшая за первым действительно крупным обманом, не их конёк - герои сдуваются. Теперь измотавшийся, повидавший жизнь Коляй Коляич выглядит свежее, моложе, сильнее - и своих оппонентов, и себя прежнего. Плывущий раньше по течению, теперь он чувствует в себе силы для изменений. Пусть франтоватость кажущаяся, шляпа дырявая; перелом уже произошёл.
Любопытно, что в почти достоверную картину эпохи режиссёр вкрапляет иные культурные коды, которые не вызывают отторжения. Отголоски дня сегодняшнего мимолётны: дискотечные движения на фразе "Не бойся!"; пошлые трусы на Коляй Коляиче, пришедшем в сон Елизаветы Капитоновны, "примеривание" к столу и деревянной лошадке как предмету опоры для акта любви; игра в "клуб анонимных алкоголиков". Инородные элементы в спектакле очевидны, но не акцентированы; они опосредованно пародируют явление, не провозглашая его.
В общем, много всего и разного, на любого зрителя, ибо слоисто. Харламов прекрасен.
Прогуливаемся до парка Пушкина, из которого вынесли самого Пушкина (т.е. скульптуру, унесли в сторону Кировки) и в котором по-прежнему множество желающих отдохнуть. Погода стоит прекрасная, и мы присоединяемся к отдыхающим.
А ещё ходим по книжным магазинам, так и не находим толковых открыток с видами города, изучаем ассортимент сувенирного магазина, который, впрочем, мало чем отличается от любого другого сувенирного в любой точке страны (на том же Арбате полно тех же самых матрёшек, соломенных оберегов, картин из дерева, поделок из камня и прочего барахла. Где, спрашивается, индивидуальность и региональная идентичность? Неужто в Челябинске полно иностранных туристов, охотящихся на шапки-ушанки с лаптями?).
Смотрим "Татарина маленького" по пьесе Алексея Пояркова в режиссуре Леонида Чигина, а перед этим встречаем в драмовском буфете Наталью Гаранину и Ксению Тишкову, которые живо интересуются и даже приехали посмотреть-поддержать знакомых. Приятно.
Спектакль атмосферный, настроенческий, сильно "на любителя", как кажется поначалу, в первом действии, которое тянется, как кисель. Да и действием это назвать сложно: одни явления, разговоры, зацепки, намёки. Здесь нет лидера, персонажи вязнут в истории, вспоминая или воссоздавая заново прошедшую реальность, и ни один актёр не может завладеть зрительским вниманием полностью. Зритель наблюдает обстановку (быт здесь гораздо более подробный, и каждая мелочь говорит и работает: и несуразный шерстяной колпак-носки-халат на обабившемся Коляе Коляиче, и полуразвалившееся жильё, и сладости на закуску) и поддаётся этим вялым уговорам. Так же, как герой Льва Харламова готов согласиться с несуществующим (возможно, более привлекательным) прошлым и позволяет себя обмануть, заранее зная исход, так и зритель позволяет себе быть втянутым в этот вялотекущий спектакль, не нагружая мозг работой.
Во втором действии Коляй Коляич возвращается в свой дом к "жене" и "соседу", по факту - поверженным, по самоощущению - победителем, и от этого становится хозяином положения. Когда инициатива переходит к человеку, которого не ждали и который застал мошенников врасплох, и зритель оживает: тут-то и возикает экстремальная ситуация, как-то они из неё выкрутятся?
Второй акт начинается с уже изменёнными персонажами: уверенный в себе Семён Петрович (Олег Шапков) без дела становится потерянным, Елизавета Капитоновна (Татьяна Ягунова) без надобности теряет свои краски - ей уже не нужно приманивать и завлекать. Эта парочка на своём месте, пока она кочует, перебиваясь шулерскими заработками; оседлость, последовавшая за первым действительно крупным обманом, не их конёк - герои сдуваются. Теперь измотавшийся, повидавший жизнь Коляй Коляич выглядит свежее, моложе, сильнее - и своих оппонентов, и себя прежнего. Плывущий раньше по течению, теперь он чувствует в себе силы для изменений. Пусть франтоватость кажущаяся, шляпа дырявая; перелом уже произошёл.
Любопытно, что в почти достоверную картину эпохи режиссёр вкрапляет иные культурные коды, которые не вызывают отторжения. Отголоски дня сегодняшнего мимолётны: дискотечные движения на фразе "Не бойся!"; пошлые трусы на Коляй Коляиче, пришедшем в сон Елизаветы Капитоновны, "примеривание" к столу и деревянной лошадке как предмету опоры для акта любви; игра в "клуб анонимных алкоголиков". Инородные элементы в спектакле очевидны, но не акцентированы; они опосредованно пародируют явление, не провозглашая его.
В общем, много всего и разного, на любого зрителя, ибо слоисто. Харламов прекрасен.