Как я была "куколкой" своей мамы
Оригинал взят у tanja_tank в Как я была "куколкой" своей мамы
Наверно, правильно сказал Лев Толстой: "Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему".
Есть несколько типов дисгармоничного воспитания. Сегодняшняя героиня выросла в атмосфере так называемой доминирующей гиперопеки. Мать вроде как любила и "расшибалась в лепешку" ради детей, но с годами ее контроль и паранойя стали катастрофически удушливыми.
Героиня подробно рассказывает о том, как ломают личность доминирующе гиперопекающие родители. К счастью, в 23 года она все же решилась на бунт. Но восстанавливаться ей придется очень и очень долго...
(фото Анны Радченко)
"Читаю ваш блог буквально несколько дней, и большинство историй от ваших читателей больно во мне отозвались. Во многом узнавала собственную мать, а в чём-то - и себя… Собственно, меня привели к вам именно мои запутанные отношения с матерью, которые я пытаюсь «распутать» уже несколько лет.
Моя история, по сравнению с остальными, возможно, не настолько жуткая. По крайней мере, поначалу. Во многом, что касается моего детства, мне точно не на что жаловаться. И всё же мне очень нужно выговориться, хотя бы для себя проанализировать какие-то аспекты. Я чувствую, что мне жизненно необходимо поделиться с кем-то своими воспоминаниями, чтобы их оценили со стороны, беспристрастно.
Я не хочу считать себя жертвой, и, быть может, в какие-то моменты сама проявляла признаки нарциссизма. В любом случае оценку я оставлю вам и вашим читателям.
Зовут меня Полина. Мне 23 года, на данный момент живу в одной квартире с матерью и старшим братом Сашей. Сколько себя помню, у меня была мечта. Большая такая, можно сказать, «главная» - жить одной. Быть самой себе хозяйкой, собственными силами устраивать свой быт. На первый взгляд, эта мечта ничем не обоснована - ведь мне в раннем возрасте, повторюсь, не на что было жаловаться. Как для ребёнка, моё детство было достаточно беззаботным, и даже больше - практически идеальным. Моя мама очень любила меня - а я любила её.
Идеальное детство
Отца помню плохо - он погиб в автокатастрофе, когда мне было от силы два года. По рассказам мамы, отец души в ней не чаял, считал её чуть ли не королевой, баловал, осыпал подарками, цветами - благо, его заработки позволяли. Конечно, мой отец не был миллионером, но после его смерти мы с матерью и Сашей довольно долго жили на его средства, которые он нам оставил. Этого хватало на то, чтобы «жить красиво» - по меркам того небольшого города, в котором я родилась, - и не считать траты.
Я была окружена игрушками, книгами, журналами, играми, одеждой. Два шкафа, которые стояли в моей комнате, были буквально до отказа набиты всевозможными кофтами, блузками, джинсами, костюмами… Мать со мной по поводу всей этой одежды вроде как советовалась - но процесс прогулок по магазинам я ненавидела и ненавижу до сих пор. Мне было настолько скучно среди всего этого барахла, что я то и дело говорила матери: «Давай уйдём отсюда, у меня и так всего полно», а когда она не унималась, я капитулировала: «Выбирай на свой вкус».
Ребёнком я была заласканным. Мама любила меня обнимать, целовать, гладить, называла всевозможными уменьшительно-ласкательными формами. Мне нравилось класть голову ей на колени, смотреть вместе с ней и Сашей какой-нибудь фильм. Я помню, как она нам обоим читала какую-нибудь книгу, в основном, классику, и потом мы все вместе обсуждали прочитанное.
Любое желание, какое бы я ни высказывала, исполнялось мамой очень быстро. Захотела компьютер - и мне его подарили. Захотела приставку - то же самое. Ткнула пальцем в куклу - и тут же уношу её с кассы, держа обеими руками, счастливая и довольная.
Мама особо не нормировала мои часы - я могла проводить время за игрой, книгой или куклами почти постоянное. «Почти» - потому что время еды, прогулок-встреч с её друзьями и сон - это святое. При этом на любое действие я должна была спросить разрешение. Например: «Можно мне поиграть на компьютере?», «Можно мне пойти поиграть в куклы?». Я воспринимала это как норму и очень радовалась, когда это разрешение получала.
Хозяйкой, надо отметить, моя мама была хорошей. Умела вкусно (и сейчас умеет) готовить, квартиру держала в чистоте и порядке. По хозяйству ей помогал только мой брат - меня же ко всему этому не допускали. Я исполняла роль «принцессы», которую стараются оберегать по максимуму. Я была «куколкой», о которой некоторые мамины друзья говорили: «Какая она у тебя послушная и ласковая».
"Всегда правая" мама
Однако на фоне всей этой идиллии порой возникали моменты, которые не просто меня удивляли, а откровенно пугали. Сейчас я уже не могу сказать, что именно из этого меня «сломало» и из открытой, достаточно общительной девочки превратило в замкнутое, постоянно напряжённое существо, каким я являюсь сейчас.
Когда мне было около шести лет, мама решила меня подготовить к школе. Усадила в кресло, сама стала напротив, и задавала различные вопросы, чтобы проверить мои знания по различным предметам. С математикой у нас не заладилось особенно. Я отвечала неправильно даже на простые вопросы, и в конце концов мама «взорвалась».
Сейчас я уже не помню, с какого именно момента она разозлилась, но помню её грозную фигуру, стоявшую передо мной, и как она кричала, чуть ли не брызжа слюной, о том, что «как можно этого не знать, это же элементарно». Помню, как я плакала и не хотела уже ничего - ни этой математики, ни школы, ни вообще что-то отвечать. И она снова задавала вопросы - грозно и раздражённо, а я отвечала, плача и заикаясь, и уже смертельно боялась ответить неправильно. Потому что мама тогда будет в гневе, а когда она в гневе - это ужасно.
Меня растили с установкой «мама - это святое». В целом, в этом ничего плохого нет, только в моём случае мама была права всегда и во всём, и спорить с ней не надо - ведь это мама. Я и не спорила. Потому что тогда действительно считала её правой. Скажу даже больше - я считала её богом, королевой, идеальной всегда и во всём, и это восхищение по отношению к ней постоянно выражала.
Со школой, невзирая на ту сцену с «допросом» у меня сложилось удачно. Меня перевели сразу во второй класс - «потому что первый она уже переросла». У меня появились если не друзья, то хорошие приятели, и с окружающими я общалась на тот момент безо всякого напряга. Единственной помехой был тот факт, что режим дня у нас был странный - ложились мы поздно, в разные часы, мама собиралась долго, и в итоге мы часто опаздывали (а ходила она со мной в школу вместе).
Плюс маму волновало, что у той школы не было охраны - а на теме моей физической безопасности мама всегда была помешана. По её словам, ещё до смерти папы за нами кто-то постоянно следил, потому что в своё время он одолжил крупную сумму на развитие своей фирмы, и к нему приставили людей, дабы он гарантированно не сбежал с этими деньгами. Долг он отдал - но и потом, как рассказывала мать, никто не отстал. А после гибели папы завистники всех мастей слетелись, как стервятники, с явными намёками на тему «надо делиться». Так мама очень боялась, что меня похитят, а то и вовсе убьют.
Отсюда выплывает следующий факт - несмотря на наличие собственной комнаты, я спала с мамой в одной кровати вплоть до своего совершеннолетия. В одной комнате с нами спал и Саша. Она очень боялась, что к нам в квартиру кто-то проникнет и меня (или нас обоих) украдут. Её тревожность я чувствовала постоянно, хоть и об этой причине она тогда ничего не говорила.
Первая изоляция
Вскоре мама перевела меня на домашнее обучение. Аргумент с её стороны был таким: «Я решила, что так для нас будет лучше, школу ты переносишь плохо». Возражать я не стала - потому что искренне верила, что мама правда знает, как лучше.
После того, как я стала учиться на дому, моя уверенность в собственных силах резко упала. Наедине с учителем я тянула с ответом, даже если знала его; постоянно сомневалась, а правильно ли я сейчас отвечу. Оценки у меня были хорошие, но вот этот процесс, когда нужно ответить, а ты постоянно сомневаешься - был мучительным.
Мама меня никогда не била. Даже не замахивалась. Наверное, этого и не требовалось - когда она была сильно рассержена, то настолько громко кричала, что я автоматически сжималась в комок. И очень переживала, когда расстраивала маму. Те моменты, когда она была в гневе или расстроена, я действительно воспринимала как что-то очень страшное. Даже считала дни, которые прошли после того, как мы поругались. Обычно на второй день я всё ещё чувствовала себя плохо - вспоминала детали скандала, винила себя за плохое поведение. Зато после третьего или четвёртого дня можно было точно сказать, что всё сглаживалось.
После того, как моя учёба начала проходить на дому, я росла практически в изоляции. Мне не разрешалось выходить во двор погулять, и уж тем более в магазин неподалёку, боже упаси - за покупками мы ездили только все вместе, и гуляли тоже вместе. Под ручку. Я не общалась со своими сверстниками - только с детьми маминых друзей, строго в то время, когда она сама с этими друзьями встречалась.
Недостаток контактов с другими людьми мне хоть как-то компенсировал интернет - в частности, общение на форумах. Поначалу я делилась с мамой всем - на каких сайтах я бываю, на каких форумах и с какими людьми общаюсь. Мне нравилось, что у нас с ней нет секретов друг от друга, но когда она начала обсасывать чуть ли не каждое слово - моё или чужое, - делиться я перестала.
Тема секса у нас с мамой в разговорах не всплывала - не то, чтобы она была под запретом, просто мать была убеждена, что начинать половую жизнь надо только после свадьбы, и это воспринималась, как что-то естественное и нормальное. Вступать в связь до свадьбы - это грех. Тем не менее, темы околосексуальные наличествовали постоянно. К примеру, после прогулки по улице или магазину мама любила рассказывать, кто и как на меня посмотрел - и подавала это под соусом «ты у меня такая красивая, что на тебя засматриваются и мальчишки, и старики».
- А ты заметила, как сегодня какой-то мужик такие взгляды на тебя кидал, - так обычно начинался почти каждый её рассказ, - самому, небось, уже за сорок, а глазки маслянистые, так и засматривается на мою несовершеннолетнюю девочку, извращенец старый.
Причём, в таком ключе рассказывалось это отнюдь без злобы. Было видно, что подобные разговоры - кто и какие взгляды на меня кидал - доставляли ей какое-то странное удовольствие.
Эту околосексуальную тему поддерживали и некоторые её друзья - мужского пола, естественно. То один как бы между делом спрашивает: «А какие позы в Камасутре тебе нравятся?», то другой, со слов мамы, интересовался у неё же, какого размера у меня грудь, с непременным добавлением «Я бы за неё подержался», то третий спрашивал, начались ли у меня месячные. В последних двух случаях я просто отвечала матери что-то вроде «Вот извращенец», но ощущение было крайне гадкое.
В первом же случае этот вопрос про Камасутру мне внезапно задали, когда мы были в гостях. Причём, в присутствии мамы. Но она не обратила внимание, о чём-то в это время мило болтая с женой того «друга». Я же просто пожала плечами, ошарашенная неожиданностью такого вопроса. И внимание мамы на этом случае не заострила. Сочла чем-то таким, о чём стоит забыть как можно скорее.
Но характерно, что и после всех этих случаев мама продолжала общаться с этими людьми, как будто и сама сочла это не то недоразумением, не то чем-то неважным. Мне было тогда около 13 лет. После того, как мама столь активно обращала моё внимание на то, какая я красивая и как меня все хотят, я стала очень настороженно относится к мужчинам в принципе. Я долго подозревала всех и каждого в мыслях о том, как меня хотят трахнуть, и сторонилась даже собственного дядю, с которым до этого у меня были очень хорошие, родственные отношения.
Вообще, на внешности моя мать всегда делала особый акцент. Она постоянно меня хвалила - говорила, какая я красивая, а если с кем-то и сравнивала, то исключительно в мою пользу. Мне это почему-то не нравилось. И невзирая на все её похвалы, я никогда не чувствовала себя ни красивой, ни умной, хотя казалось бы - мать постоянно старалась вдолбить мне в голову, какая я уникальная, талантливая, и всё такое прочее, но у меня было множество комплексов, низкая самооценка, полное неумение общаться с людьми в реальной жизни и ясное нежелание это исправить. Мне просто хотелось, чтобы меня оставили в покое.
По гостям к своим друзьям мама часто меня таскала. Отказ не принимался - если я пыталась донести, что мне совершенно не интересно там, и вообще не хочется никуда идти, то всеми правдами и неправдами она меня убеждала в обратном. «Не положено», «Не принято», «Как это ты тут одна останешься» - вот какими были ее главные аргументы. Надо сказать, моя мама умела убеждать - либо я настолько была восприимчива, что мне было легче пойти ей на уступки, ведь я прекрасно знала, что она всё равно возьмёт меня с собой, несмотря на отсутствия или наличия у меня недовольства.
Человек-призрак
Отдельно стоит сказать о моём брате. Это сын мамы от ее первого брака, намного меня старше. Сколько себя помню, я всегда знала, что у Саши «не всё в порядке с психикой». Он был гораздо более тихим, чем я, и вёл себя странно. Например, втайне от нас с матерью что-то смешивал в бутылке, дабы получить раствор, который его «вштырит». У него был нервный тик, и особенно он был заметен, когда мама Сашу за что-то ругала. Во сне он говорил не своим голосом, а иногда и орал. Любил складировать под своей кроватью книги и тетради - все исписанные. Ел чайную заварку. Говорил сам с собой.
Если не считать таких вот вспышек странного поведения, то я могу назвать его призраком - человеком, который был тише воды, ниже травы. Он никогда не вступал в разговоры, только слушал, а если и вступал, то весьма неуклюже, часами рассказывая о физике или истории, а мать его потом за это порицала. Мол, обычному человеку это неинтересно, будь проще и приземлённее.
В детстве мне казалось, что меня мать любит больше, чем брата. Иногда, когда они ругались (точнее, она его ругала, Саша всегда молчал в такие моменты), мама била его по щекам или по голове журналами. Она кричала ему, чтобы он собирал свои вещи и проваливал. Я же любила и свою маму, и брата, и при таких сценах всегда плакала, просила, чтобы Саша остался. Мама остывала, и начинала нас убеждать, что любит нас, и не собиралась она никого выгонять, просто нервы не выдержали.
Мама рассказывала мне, что проблемы с психикой у Саши возникли из-за того, что в студенческие годы его затянуло «не в ту компанию» - его споили и плюс что-то подмешали. После этого он лежал в психиатрической больнице. Но я склонна предполагать, что проблемы эти возникли гораздо раньше, когда она была замужем за его отцом. Игорь - отец моего брата - тоже был весьма своеобразным, любил выпить, а пьяным мог кинуться на мать с ножом.
Скандалили они часто, столь же часто дрались. К примеру, мать по сей день любит мне периодически рассказывать, как однажды Игорь сильно её оттолкнул, а она так разозлилась, что кидалась в него всем, что попадалось под руку, крыла трёхэтажным матом, а по итогу разорвала на нём рубашку и разодрала кожу до крови. Все эти детали она всегда рассказывала с нескрываемым удовольствием. Развелась она с ним только после того, как встретила моего отца - Саше было тогда 14 лет. Не разводилась мама до этого, потому что, цитирую: «не к кому было идти».
После гибели отца моя мать также начала пить. Не сказать, что она была алкоголичкой - сейчас она пьёт редко, но почти каждую неделю в тех самых гостях она напивалась порой до такой степени, что мне приходилось тащить её на себе. Если с ней напивался и Саша, то для меня это был ад - потому что тащила я уже обоих.
Нередко она ходила в рестораны и ночные клубы со своими подругами - а я по ней скучала и чувствовала себя очень одинокой в те моменты, когда она отсутствовала. Однажды (мне было тогда, наверное, лет 9-10), когда мама в очередной раз собиралась в ночной клуб, у меня случилась истерика - я ведь прекрасно знала, что после этого она снова вернётся пьяной, а когда я видела маму в таком состоянии, то очень переживала и каждый раз плакала. В тот вечер я загородила ей проход, зарыдала, но она лишь ласково улыбнулась, отодвинула меня в сторону и сказала, что будет звонить. И ушла.
Конечно, она звонила - но из-за того, что язык у неё к тому моменту уже заплетался, говорить с ней было невозможно. Я спросила её, когда она вернётся. «Через час» - отвечала она, но через час её не было. Я звонила ей снова - она отвечала, что приедет через 10, 20, 30 минут… Свои обещания вернуться к такому-то часу она редко выполняла, всегда её что-то задерживало, и она возвращалась уже глубокой ночью, удивляясь, что это я не сплю. Каждый раз она возвращалась с подарком - куклой, книгой или шоколадкой, а то и всем вместе, и мне это, с одной стороны, было приятно, ведь это свидетельствовало о том, что мама думает обо мне и хочет порадовать. Но с другой - она никогда не прислушивалась к моим просьбам.
Также нередко её подруги приходили и к нам. В этом случае они сидели до утра, и тоже мать напивалась до невменяемого состояния. Причину этому всему она объясняла просто - ей нужно было забыться. Мама так сильно горевала о моём отце, что ей нужен был алкоголь, чтобы не мириться с ужасающей правдой.
Бабушка
С нами жила и бабушка Мария. Её разбил инсульт незадолго до того, как умер папа, и после выписки из больницы она жила с нами в отдельной комнате. Мама за ней ухаживала вместе с Сашей и на тот момент принципиально не желала нанимать сиделку. Поэтому ссоры случались и между ними. Мама никак не хотела смириться, что бабушка - больной человек, и ей нужен соответствующий, профессиональный уход, всё хотела её смотивировать на то, чтобы бабушка начала ходить без трости, вести активный образ жизни.
По словам матери, в эмоциональном плане они с бабушкой всегда были очень близки. Мария точно так же контролировала каждый шаг моей матери, с прогулок требовала звонить каждые полчаса, а если мама звонила позже - бабушка выговаривала ей, как она переживает и уже пьёт валокордин. Мама считала это нормой, но после бабушкиного инсульта бразды правления между ними однозначно перешли ей в руки - теперь уже мама контролировала бабушку во всех аспектах.
Наша семья всегда была очень религиозной. В Бога верили и бабушка, и мама, и брат. Отмечали все церковные праздники, ходили на службы. Когда я была маленькой, мать читала мне Библию. В нашей с матерью спальне стояло очень много икон - напротив кровати, так что их видишь каждый раз, и когда ложишься спать, и когда просыпаешься. Может быть, такое количество икон уменьшало тревожность мамы, дарило ей хоть какое-то ощущение безопасности.
Наши ритуалы
У нас было много ритуалов, связанных с религией - с матерью и братом я читала молитвы каждое утро, молились мы и перед сном. Ночью, после молитвы, никому не разрешалось вставать с кровати - даже в туалет или попить воды, «чтобы молитвенная защита не спала», как объясняла мать. Если кому-то ночью всё же приходилось вставать с кровати, мама молилась по-новой.
Некоторые ритуалы возникли и у меня. Сейчас я уже не могу сказать, что это было - психическая болезнь или какая-то защита от того изолированного, полностью контролируемого матерью образа жизни. Один из таких ритуалов заключался в том, что я не могла спокойно переступить порог - мне обязательно надо было повозить ногой позади себя, или пройти строго по какому-нибудь узору на полу, с мыслью, что если я этого не сделаю, то мама умрёт.
Я подолгу ощупывала дверные ручки, когда выходила из комнаты, словно если буду прикасаться к ним строго определённым образом, то всё будет хорошо. У меня появился постоянный страх потерять маму - если я просыпалась утром раньше неё, то тревожно вглядывалась, дышит ли она. И испытывала громадное облегчение, когда видела, что дышит. Каждый день я молилась со словами «Господи, защити мою мать» и меня в буквальном смысле трясло от мыслей, что она может умереть через неделю, месяц, год… А преследовали меня подобные мысли в тот период постоянно.
Когда мама застала меня за выполнением одного из моих «ритуалов» (я проводила ногой по полу позади себя), то очень испугалась и рассказала мне историю, что среди её друзей была такая девочка с похожими симптомами. Ей диагностировали психическую болезнь. С того момента во мне поселилось чёткое ощущение, что со мной что-то не так. Мама не могла понять, почему я это делаю (а я уж тем более) и списывала это на переутомление, и долгое сидение за компьютером. Со временем эти ритуалы сами собой сошли на нет.
(Окончание в следующем посте)
Наверно, правильно сказал Лев Толстой: "Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему".
Есть несколько типов дисгармоничного воспитания. Сегодняшняя героиня выросла в атмосфере так называемой доминирующей гиперопеки. Мать вроде как любила и "расшибалась в лепешку" ради детей, но с годами ее контроль и паранойя стали катастрофически удушливыми.
Героиня подробно рассказывает о том, как ломают личность доминирующе гиперопекающие родители. К счастью, в 23 года она все же решилась на бунт. Но восстанавливаться ей придется очень и очень долго...
(фото Анны Радченко)
"Читаю ваш блог буквально несколько дней, и большинство историй от ваших читателей больно во мне отозвались. Во многом узнавала собственную мать, а в чём-то - и себя… Собственно, меня привели к вам именно мои запутанные отношения с матерью, которые я пытаюсь «распутать» уже несколько лет.
Моя история, по сравнению с остальными, возможно, не настолько жуткая. По крайней мере, поначалу. Во многом, что касается моего детства, мне точно не на что жаловаться. И всё же мне очень нужно выговориться, хотя бы для себя проанализировать какие-то аспекты. Я чувствую, что мне жизненно необходимо поделиться с кем-то своими воспоминаниями, чтобы их оценили со стороны, беспристрастно.
Я не хочу считать себя жертвой, и, быть может, в какие-то моменты сама проявляла признаки нарциссизма. В любом случае оценку я оставлю вам и вашим читателям.
Зовут меня Полина. Мне 23 года, на данный момент живу в одной квартире с матерью и старшим братом Сашей. Сколько себя помню, у меня была мечта. Большая такая, можно сказать, «главная» - жить одной. Быть самой себе хозяйкой, собственными силами устраивать свой быт. На первый взгляд, эта мечта ничем не обоснована - ведь мне в раннем возрасте, повторюсь, не на что было жаловаться. Как для ребёнка, моё детство было достаточно беззаботным, и даже больше - практически идеальным. Моя мама очень любила меня - а я любила её.
Идеальное детство
Отца помню плохо - он погиб в автокатастрофе, когда мне было от силы два года. По рассказам мамы, отец души в ней не чаял, считал её чуть ли не королевой, баловал, осыпал подарками, цветами - благо, его заработки позволяли. Конечно, мой отец не был миллионером, но после его смерти мы с матерью и Сашей довольно долго жили на его средства, которые он нам оставил. Этого хватало на то, чтобы «жить красиво» - по меркам того небольшого города, в котором я родилась, - и не считать траты.
Я была окружена игрушками, книгами, журналами, играми, одеждой. Два шкафа, которые стояли в моей комнате, были буквально до отказа набиты всевозможными кофтами, блузками, джинсами, костюмами… Мать со мной по поводу всей этой одежды вроде как советовалась - но процесс прогулок по магазинам я ненавидела и ненавижу до сих пор. Мне было настолько скучно среди всего этого барахла, что я то и дело говорила матери: «Давай уйдём отсюда, у меня и так всего полно», а когда она не унималась, я капитулировала: «Выбирай на свой вкус».
Ребёнком я была заласканным. Мама любила меня обнимать, целовать, гладить, называла всевозможными уменьшительно-ласкательными формами. Мне нравилось класть голову ей на колени, смотреть вместе с ней и Сашей какой-нибудь фильм. Я помню, как она нам обоим читала какую-нибудь книгу, в основном, классику, и потом мы все вместе обсуждали прочитанное.
Любое желание, какое бы я ни высказывала, исполнялось мамой очень быстро. Захотела компьютер - и мне его подарили. Захотела приставку - то же самое. Ткнула пальцем в куклу - и тут же уношу её с кассы, держа обеими руками, счастливая и довольная.
Мама особо не нормировала мои часы - я могла проводить время за игрой, книгой или куклами почти постоянное. «Почти» - потому что время еды, прогулок-встреч с её друзьями и сон - это святое. При этом на любое действие я должна была спросить разрешение. Например: «Можно мне поиграть на компьютере?», «Можно мне пойти поиграть в куклы?». Я воспринимала это как норму и очень радовалась, когда это разрешение получала.
Хозяйкой, надо отметить, моя мама была хорошей. Умела вкусно (и сейчас умеет) готовить, квартиру держала в чистоте и порядке. По хозяйству ей помогал только мой брат - меня же ко всему этому не допускали. Я исполняла роль «принцессы», которую стараются оберегать по максимуму. Я была «куколкой», о которой некоторые мамины друзья говорили: «Какая она у тебя послушная и ласковая».
"Всегда правая" мама
Однако на фоне всей этой идиллии порой возникали моменты, которые не просто меня удивляли, а откровенно пугали. Сейчас я уже не могу сказать, что именно из этого меня «сломало» и из открытой, достаточно общительной девочки превратило в замкнутое, постоянно напряжённое существо, каким я являюсь сейчас.
Когда мне было около шести лет, мама решила меня подготовить к школе. Усадила в кресло, сама стала напротив, и задавала различные вопросы, чтобы проверить мои знания по различным предметам. С математикой у нас не заладилось особенно. Я отвечала неправильно даже на простые вопросы, и в конце концов мама «взорвалась».
Сейчас я уже не помню, с какого именно момента она разозлилась, но помню её грозную фигуру, стоявшую передо мной, и как она кричала, чуть ли не брызжа слюной, о том, что «как можно этого не знать, это же элементарно». Помню, как я плакала и не хотела уже ничего - ни этой математики, ни школы, ни вообще что-то отвечать. И она снова задавала вопросы - грозно и раздражённо, а я отвечала, плача и заикаясь, и уже смертельно боялась ответить неправильно. Потому что мама тогда будет в гневе, а когда она в гневе - это ужасно.
Меня растили с установкой «мама - это святое». В целом, в этом ничего плохого нет, только в моём случае мама была права всегда и во всём, и спорить с ней не надо - ведь это мама. Я и не спорила. Потому что тогда действительно считала её правой. Скажу даже больше - я считала её богом, королевой, идеальной всегда и во всём, и это восхищение по отношению к ней постоянно выражала.
Со школой, невзирая на ту сцену с «допросом» у меня сложилось удачно. Меня перевели сразу во второй класс - «потому что первый она уже переросла». У меня появились если не друзья, то хорошие приятели, и с окружающими я общалась на тот момент безо всякого напряга. Единственной помехой был тот факт, что режим дня у нас был странный - ложились мы поздно, в разные часы, мама собиралась долго, и в итоге мы часто опаздывали (а ходила она со мной в школу вместе).
Плюс маму волновало, что у той школы не было охраны - а на теме моей физической безопасности мама всегда была помешана. По её словам, ещё до смерти папы за нами кто-то постоянно следил, потому что в своё время он одолжил крупную сумму на развитие своей фирмы, и к нему приставили людей, дабы он гарантированно не сбежал с этими деньгами. Долг он отдал - но и потом, как рассказывала мать, никто не отстал. А после гибели папы завистники всех мастей слетелись, как стервятники, с явными намёками на тему «надо делиться». Так мама очень боялась, что меня похитят, а то и вовсе убьют.
Отсюда выплывает следующий факт - несмотря на наличие собственной комнаты, я спала с мамой в одной кровати вплоть до своего совершеннолетия. В одной комнате с нами спал и Саша. Она очень боялась, что к нам в квартиру кто-то проникнет и меня (или нас обоих) украдут. Её тревожность я чувствовала постоянно, хоть и об этой причине она тогда ничего не говорила.
Первая изоляция
Вскоре мама перевела меня на домашнее обучение. Аргумент с её стороны был таким: «Я решила, что так для нас будет лучше, школу ты переносишь плохо». Возражать я не стала - потому что искренне верила, что мама правда знает, как лучше.
После того, как я стала учиться на дому, моя уверенность в собственных силах резко упала. Наедине с учителем я тянула с ответом, даже если знала его; постоянно сомневалась, а правильно ли я сейчас отвечу. Оценки у меня были хорошие, но вот этот процесс, когда нужно ответить, а ты постоянно сомневаешься - был мучительным.
Мама меня никогда не била. Даже не замахивалась. Наверное, этого и не требовалось - когда она была сильно рассержена, то настолько громко кричала, что я автоматически сжималась в комок. И очень переживала, когда расстраивала маму. Те моменты, когда она была в гневе или расстроена, я действительно воспринимала как что-то очень страшное. Даже считала дни, которые прошли после того, как мы поругались. Обычно на второй день я всё ещё чувствовала себя плохо - вспоминала детали скандала, винила себя за плохое поведение. Зато после третьего или четвёртого дня можно было точно сказать, что всё сглаживалось.
После того, как моя учёба начала проходить на дому, я росла практически в изоляции. Мне не разрешалось выходить во двор погулять, и уж тем более в магазин неподалёку, боже упаси - за покупками мы ездили только все вместе, и гуляли тоже вместе. Под ручку. Я не общалась со своими сверстниками - только с детьми маминых друзей, строго в то время, когда она сама с этими друзьями встречалась.
Недостаток контактов с другими людьми мне хоть как-то компенсировал интернет - в частности, общение на форумах. Поначалу я делилась с мамой всем - на каких сайтах я бываю, на каких форумах и с какими людьми общаюсь. Мне нравилось, что у нас с ней нет секретов друг от друга, но когда она начала обсасывать чуть ли не каждое слово - моё или чужое, - делиться я перестала.
Тема секса у нас с мамой в разговорах не всплывала - не то, чтобы она была под запретом, просто мать была убеждена, что начинать половую жизнь надо только после свадьбы, и это воспринималась, как что-то естественное и нормальное. Вступать в связь до свадьбы - это грех. Тем не менее, темы околосексуальные наличествовали постоянно. К примеру, после прогулки по улице или магазину мама любила рассказывать, кто и как на меня посмотрел - и подавала это под соусом «ты у меня такая красивая, что на тебя засматриваются и мальчишки, и старики».
- А ты заметила, как сегодня какой-то мужик такие взгляды на тебя кидал, - так обычно начинался почти каждый её рассказ, - самому, небось, уже за сорок, а глазки маслянистые, так и засматривается на мою несовершеннолетнюю девочку, извращенец старый.
Причём, в таком ключе рассказывалось это отнюдь без злобы. Было видно, что подобные разговоры - кто и какие взгляды на меня кидал - доставляли ей какое-то странное удовольствие.
Эту околосексуальную тему поддерживали и некоторые её друзья - мужского пола, естественно. То один как бы между делом спрашивает: «А какие позы в Камасутре тебе нравятся?», то другой, со слов мамы, интересовался у неё же, какого размера у меня грудь, с непременным добавлением «Я бы за неё подержался», то третий спрашивал, начались ли у меня месячные. В последних двух случаях я просто отвечала матери что-то вроде «Вот извращенец», но ощущение было крайне гадкое.
В первом же случае этот вопрос про Камасутру мне внезапно задали, когда мы были в гостях. Причём, в присутствии мамы. Но она не обратила внимание, о чём-то в это время мило болтая с женой того «друга». Я же просто пожала плечами, ошарашенная неожиданностью такого вопроса. И внимание мамы на этом случае не заострила. Сочла чем-то таким, о чём стоит забыть как можно скорее.
Но характерно, что и после всех этих случаев мама продолжала общаться с этими людьми, как будто и сама сочла это не то недоразумением, не то чем-то неважным. Мне было тогда около 13 лет. После того, как мама столь активно обращала моё внимание на то, какая я красивая и как меня все хотят, я стала очень настороженно относится к мужчинам в принципе. Я долго подозревала всех и каждого в мыслях о том, как меня хотят трахнуть, и сторонилась даже собственного дядю, с которым до этого у меня были очень хорошие, родственные отношения.
Вообще, на внешности моя мать всегда делала особый акцент. Она постоянно меня хвалила - говорила, какая я красивая, а если с кем-то и сравнивала, то исключительно в мою пользу. Мне это почему-то не нравилось. И невзирая на все её похвалы, я никогда не чувствовала себя ни красивой, ни умной, хотя казалось бы - мать постоянно старалась вдолбить мне в голову, какая я уникальная, талантливая, и всё такое прочее, но у меня было множество комплексов, низкая самооценка, полное неумение общаться с людьми в реальной жизни и ясное нежелание это исправить. Мне просто хотелось, чтобы меня оставили в покое.
По гостям к своим друзьям мама часто меня таскала. Отказ не принимался - если я пыталась донести, что мне совершенно не интересно там, и вообще не хочется никуда идти, то всеми правдами и неправдами она меня убеждала в обратном. «Не положено», «Не принято», «Как это ты тут одна останешься» - вот какими были ее главные аргументы. Надо сказать, моя мама умела убеждать - либо я настолько была восприимчива, что мне было легче пойти ей на уступки, ведь я прекрасно знала, что она всё равно возьмёт меня с собой, несмотря на отсутствия или наличия у меня недовольства.
Человек-призрак
Отдельно стоит сказать о моём брате. Это сын мамы от ее первого брака, намного меня старше. Сколько себя помню, я всегда знала, что у Саши «не всё в порядке с психикой». Он был гораздо более тихим, чем я, и вёл себя странно. Например, втайне от нас с матерью что-то смешивал в бутылке, дабы получить раствор, который его «вштырит». У него был нервный тик, и особенно он был заметен, когда мама Сашу за что-то ругала. Во сне он говорил не своим голосом, а иногда и орал. Любил складировать под своей кроватью книги и тетради - все исписанные. Ел чайную заварку. Говорил сам с собой.
Если не считать таких вот вспышек странного поведения, то я могу назвать его призраком - человеком, который был тише воды, ниже травы. Он никогда не вступал в разговоры, только слушал, а если и вступал, то весьма неуклюже, часами рассказывая о физике или истории, а мать его потом за это порицала. Мол, обычному человеку это неинтересно, будь проще и приземлённее.
В детстве мне казалось, что меня мать любит больше, чем брата. Иногда, когда они ругались (точнее, она его ругала, Саша всегда молчал в такие моменты), мама била его по щекам или по голове журналами. Она кричала ему, чтобы он собирал свои вещи и проваливал. Я же любила и свою маму, и брата, и при таких сценах всегда плакала, просила, чтобы Саша остался. Мама остывала, и начинала нас убеждать, что любит нас, и не собиралась она никого выгонять, просто нервы не выдержали.
Мама рассказывала мне, что проблемы с психикой у Саши возникли из-за того, что в студенческие годы его затянуло «не в ту компанию» - его споили и плюс что-то подмешали. После этого он лежал в психиатрической больнице. Но я склонна предполагать, что проблемы эти возникли гораздо раньше, когда она была замужем за его отцом. Игорь - отец моего брата - тоже был весьма своеобразным, любил выпить, а пьяным мог кинуться на мать с ножом.
Скандалили они часто, столь же часто дрались. К примеру, мать по сей день любит мне периодически рассказывать, как однажды Игорь сильно её оттолкнул, а она так разозлилась, что кидалась в него всем, что попадалось под руку, крыла трёхэтажным матом, а по итогу разорвала на нём рубашку и разодрала кожу до крови. Все эти детали она всегда рассказывала с нескрываемым удовольствием. Развелась она с ним только после того, как встретила моего отца - Саше было тогда 14 лет. Не разводилась мама до этого, потому что, цитирую: «не к кому было идти».
После гибели отца моя мать также начала пить. Не сказать, что она была алкоголичкой - сейчас она пьёт редко, но почти каждую неделю в тех самых гостях она напивалась порой до такой степени, что мне приходилось тащить её на себе. Если с ней напивался и Саша, то для меня это был ад - потому что тащила я уже обоих.
Нередко она ходила в рестораны и ночные клубы со своими подругами - а я по ней скучала и чувствовала себя очень одинокой в те моменты, когда она отсутствовала. Однажды (мне было тогда, наверное, лет 9-10), когда мама в очередной раз собиралась в ночной клуб, у меня случилась истерика - я ведь прекрасно знала, что после этого она снова вернётся пьяной, а когда я видела маму в таком состоянии, то очень переживала и каждый раз плакала. В тот вечер я загородила ей проход, зарыдала, но она лишь ласково улыбнулась, отодвинула меня в сторону и сказала, что будет звонить. И ушла.
Конечно, она звонила - но из-за того, что язык у неё к тому моменту уже заплетался, говорить с ней было невозможно. Я спросила её, когда она вернётся. «Через час» - отвечала она, но через час её не было. Я звонила ей снова - она отвечала, что приедет через 10, 20, 30 минут… Свои обещания вернуться к такому-то часу она редко выполняла, всегда её что-то задерживало, и она возвращалась уже глубокой ночью, удивляясь, что это я не сплю. Каждый раз она возвращалась с подарком - куклой, книгой или шоколадкой, а то и всем вместе, и мне это, с одной стороны, было приятно, ведь это свидетельствовало о том, что мама думает обо мне и хочет порадовать. Но с другой - она никогда не прислушивалась к моим просьбам.
Также нередко её подруги приходили и к нам. В этом случае они сидели до утра, и тоже мать напивалась до невменяемого состояния. Причину этому всему она объясняла просто - ей нужно было забыться. Мама так сильно горевала о моём отце, что ей нужен был алкоголь, чтобы не мириться с ужасающей правдой.
Бабушка
С нами жила и бабушка Мария. Её разбил инсульт незадолго до того, как умер папа, и после выписки из больницы она жила с нами в отдельной комнате. Мама за ней ухаживала вместе с Сашей и на тот момент принципиально не желала нанимать сиделку. Поэтому ссоры случались и между ними. Мама никак не хотела смириться, что бабушка - больной человек, и ей нужен соответствующий, профессиональный уход, всё хотела её смотивировать на то, чтобы бабушка начала ходить без трости, вести активный образ жизни.
По словам матери, в эмоциональном плане они с бабушкой всегда были очень близки. Мария точно так же контролировала каждый шаг моей матери, с прогулок требовала звонить каждые полчаса, а если мама звонила позже - бабушка выговаривала ей, как она переживает и уже пьёт валокордин. Мама считала это нормой, но после бабушкиного инсульта бразды правления между ними однозначно перешли ей в руки - теперь уже мама контролировала бабушку во всех аспектах.
Наша семья всегда была очень религиозной. В Бога верили и бабушка, и мама, и брат. Отмечали все церковные праздники, ходили на службы. Когда я была маленькой, мать читала мне Библию. В нашей с матерью спальне стояло очень много икон - напротив кровати, так что их видишь каждый раз, и когда ложишься спать, и когда просыпаешься. Может быть, такое количество икон уменьшало тревожность мамы, дарило ей хоть какое-то ощущение безопасности.
Наши ритуалы
У нас было много ритуалов, связанных с религией - с матерью и братом я читала молитвы каждое утро, молились мы и перед сном. Ночью, после молитвы, никому не разрешалось вставать с кровати - даже в туалет или попить воды, «чтобы молитвенная защита не спала», как объясняла мать. Если кому-то ночью всё же приходилось вставать с кровати, мама молилась по-новой.
Некоторые ритуалы возникли и у меня. Сейчас я уже не могу сказать, что это было - психическая болезнь или какая-то защита от того изолированного, полностью контролируемого матерью образа жизни. Один из таких ритуалов заключался в том, что я не могла спокойно переступить порог - мне обязательно надо было повозить ногой позади себя, или пройти строго по какому-нибудь узору на полу, с мыслью, что если я этого не сделаю, то мама умрёт.
Я подолгу ощупывала дверные ручки, когда выходила из комнаты, словно если буду прикасаться к ним строго определённым образом, то всё будет хорошо. У меня появился постоянный страх потерять маму - если я просыпалась утром раньше неё, то тревожно вглядывалась, дышит ли она. И испытывала громадное облегчение, когда видела, что дышит. Каждый день я молилась со словами «Господи, защити мою мать» и меня в буквальном смысле трясло от мыслей, что она может умереть через неделю, месяц, год… А преследовали меня подобные мысли в тот период постоянно.
Когда мама застала меня за выполнением одного из моих «ритуалов» (я проводила ногой по полу позади себя), то очень испугалась и рассказала мне историю, что среди её друзей была такая девочка с похожими симптомами. Ей диагностировали психическую болезнь. С того момента во мне поселилось чёткое ощущение, что со мной что-то не так. Мама не могла понять, почему я это делаю (а я уж тем более) и списывала это на переутомление, и долгое сидение за компьютером. Со временем эти ритуалы сами собой сошли на нет.
(Окончание в следующем посте)