Шолохов -- Великий Человечище
Оригинал взят у russian_writer в Шолохов -- Великий Человечище
21 февраля - день Памяти великого русского советского писателя М.А.Шолохова (1905 - 1984) - лауреата Ленинской и Нобелевской премий, дважды Героя Социалистического Труда.
+++
Двадцать восемь лет назад осиротел Тихий Дон, опечалилась Страна Советов, замер и онемел от горя литературный мир: в станице Вешенской на 79 году ушел из жизни Великий Сын России, писатель с мировым именем Михаил Александрович Шолохов.
Столько воды утекло с той поры в Дону, но лично у меня каждый раз в эти февральские дни светлой памяти с особой силой стучит кровь в висках, тревожно ноет сердце и перед глазами невольно встают немеркнущие страницы тех мгновений…. Вот как это было тогда. 11 января 1984 года исполнилось 60 лет супружеской жизни Михаила Александровича и Марии Петровны. Поздравления, к великому сожалению, пришлось принимать в больнице. 18 января В. Осипов и Ю. Берченко привезли в палату на подпись М. А. Шолохову Издательский договор. 18 января М. А. Шолохов пишет из центральной клинической больницы художнику Ю. П. Реброву: "Получил свой портрет - Ваш подарок, работу, которую Вы создали. Большое спасибо, дорогой Юрий Петрович. Хорошо помню, как Вы работали над иллюстрациями "Тихого Дона". М. Шолохов". (Юрий Ребров начал иллюстрировать "Тихий Дон" в 1963 году). 21 января М. А. Шолохов самолетом возвращается из Москвы в станицу Вешенскую. Рак - заболевание страшное. Лечащий врач А. П. Антонова напишет позже: "Оперировать нельзя, спасти невозможно. Проводимое лечение, в том числе повторная лучевая терапия, продлило жизнь на два с лишним года. Облегчали страдания. А страдания были тяжкие. Михаил Александрович был очень терпелив, мужественно переносил их. И когда понял, что тяжелая болезнь, продолжительная болезнь неудержимо прогрессирует, принял твердое решение вернуться в Вешенскую. Последнюю неделю пребывания в больнице совсем мало спал по ночам, "ушел в себя". Мне, лечащему врачу, наедине сказал: "Я принял решение... уехать домой. Прошу отменить все лечение... больше ничего не надо... Попросите сюда...Марию Петровну..." - и умолк. Позвали Марию Петровну. Она села рядом с кроватью, близко. Михаил Александрович положил свою ослабевшую руку на ее руку и проговорил-попросил: "Маруся! Поедем домой... Хочу домашней пиши. Покорми меня дома... Как прежде..." 21 января М. А. Шолохов с Марией Петровной прилетает в Вешенскую. Минуты прощания Двадцатого февраля 1984 года телетайп принес из Москвы в Ростов-на-Дону сразу три задания из редакции газеты "Известия": я тогда работал собственным корреспондентом. Просьбы отделов - одна другой срочней! Два поручения можно было выполнить часа за три - четыре на месте, а вот с третьим оказалось посложней: требовалась поездка в Волгодонск. Так и порешил: утро вечера мудреней. А утром... печальное сообщение: "21 февраля 1984 года на 79-м году жизни после тяжелой и продолжительной болезни в станице Вешенской Ростовской области...". Сердце у меня провалилось куда-то в бездну, слышу, как загорелось лицо, как кровь стучит, бешено пульсирует в висках... Только что дня три назад разговаривал с редактором местной газеты, и он сказал мне, что "в доме у Шолоховых по всем ночам свет горит... Народ в станице попритих... Но веруем в лучшее...", После слов "Ростовской области" диктор сделал невольную паузу, словно споткнулся на ровном месте, и продолжал: "...скончался великий писатель нашего времени, дважды Герой Социалистического Труда, член ЦК КПСС, депутат Верховного Совета СССР, лауреат Нобелевской премии, действительный член Академии наук СССР, секретарь Правления Союза писателей СССР Михаил Александрович Шолохов". Остальной текст для меня звучал где-то далеко-далеко и не воспринимался как нечто настоящее... Не знаю, сколько длилось оцепенение, но помню, первым делом я кинулся к телетайпу и отбил в Москву: "Редакция, Корреспондентская сеть... Прошу разрешить выехать в Вешенскую на похороны М. А. Шолохова". "Добро" на выезд получил мгновенно. *** От Ростова до Вешенской ехали более четырех часов: говорить ни о чем не хотелось. Мне никак не удавалось освободиться от одной только фразы из "Поднятой целины", она усиливалась по мере приближения к родине писателя, у меня уже было такое ощущение, что я говорю ее вслух: "Вот и отпели донские соловьи...". ...Печальные минуты прощания тянулись, как сама вечность. Гроб с телом покойного был установлен во Дворце культуры. В небольшой боковой комнате - члены похоронной комиссии из Москвы, Ростова, писатели, станичники... На улице, в фойе - море народу! Переговариваются все тихо, полушепотом... Мне повязали на рукав траурную повязку... Почетный караул у гроба... Покосил чуть взгляд вправо: в двух-трех шагах от меня - Виталий Александрович Закруткин, еще дальше - писатель Владимир Васильевич Карпенко... ...Перед глазами - лицо усопшего... Широкий лоб, седые редкие волосы... Нос с характерной горбинкой... Но что это: все, что передо мной, никак не вяжется с понятием "покойный"! Мягкий золотистый свет струится над головой, восприятие реального на грани мистики: такое впечатление, что он мысленно уже парит где-то в поднебесье, осталось только взмахнуть крылами и взлететь... *** Отстояли положенное время в карауле, вернулись в боковую комнату, а я никак не могу 'прийти в себя от увиденного... Гляжу, Виталий Александрович закуривает у окна. Подхожу к нему: "Вы знаете, когда мы там стояли, мне показалось, что он вот-вот воспарит...". Закруткин потушил сигарету: - Закрылись орлиные очи, а душа в сиянии света еще витает... Знать, не одному мне почудилась эта истина... Такое совпадение еще больше потрясло меня: решил еще раз постоять в почетном карауле. На этот раз попал с "высоким начальством", а рядом со мной оказался кавалер трех орденов солдатской Славы с хутора Ушаковского Федор Живых: он бывал у Шолохова и хорошо знал писателя. Отстояли, снимаем траурные повязки, а старый солдат тихо говорит: "Так вот на войне бывало: хоронишь друга и не веришь, что все: лежит перед тобой, как живой... Так вот и Михаил Александрович... Хвороба окаянная вымучила, а светлый образ не в силах затмить...". Великий жизнелюб, Шолохов и в потусторонний мир уходил с какой-то почти неуловимой улыбкой-ухмылкой: "Ну, что, мол, старая карга с косой, добралась и до моей души грешной... Накось, выкуси: не видать тебе моей души казачьей!". В памяти ожил разговор скульптора Евгения Вучетича - земляка писателя - с Шолоховым. Скульптор только что закончил портрет Михаила Александровича, показывает работу... Шолохов кивнул в сторону "своего изваяния" и спрашивает: - О чем он думает? - О судьбе человека. - Так, так. Мрачная, значит, она - эта судьба у человека... - А чему радоваться? - Жизни, - тихо сказал Михаил Александрович и после долгой паузы добавил: - Ну, ладно, Женюша, а как же насчет нашей с тобой ухмылки? - Какой ухмылки? - Как какой? Казачьей! - Не будет ухмылки. - Как же так? - Нечему ухмыляться... - Но ведь казак не может иначе! Если он даже помирать будет, все равно с ухмылкой в усах... *** ...Установили гроб на орудийный лафет, что стоял у парадного входа Дворца культуры. Траурная процессия медленно двинулась по узкому переулочку, свернула направо, к базарной площади... Впереди за гробом шли родные и близкие, за ними - народная река... Виталий Закруткин так переволновался, что никак не мог "взять себя в руки" и даже смахнуть слезу, что медленно ползла по левой щеке к самому подбородку. Я подхватил писателя под левую руку: теперь мы вместе могли шагать поуверенней и не "выпадать" из общей колонны. И тут откуда ни возьмись проталкивается к нам "заместительша" председателя облсовета и - черк Закруткина за руку: "Виталий Александрович, а я вас повсюду ищу... Пойдемте в машину... Мы вас подвезем...". Виталий Александрович дернулся всем корпусом вперед и зло бросил в лицо благодетельнице: "Оставьте меня в покое... Дайте спокойно проститься!" До самого станичного майдана, где уже все было готово для траурного митинга, В. А. Закруткин шел с высоко поднятой головой и пристально глядел туда, где на лафете медленно плыл гроб с телом покойного друга. На площади мы с Владимиром Карпенко смешались со станичниками, растворились в людском море, а Виталий Александрович поднялся на траурную трибуну. Мальчишки, словно молодые картавые грачата, облепили деревья за церковной оградой. Молчат колокола церкви, той самой церкви, которую когда-то уберег от погибели и разора Шолохов, за трибуной белеет памятник-горельеф Юрию Гагарину, который был, пожалуй, самым желанным гостем в доме писателя... Печально притихло людское половодье на центральной площади... Рядом по-детски всхлипывает пожилая казачка, вытирая концом черной шали слезы на морщинистых щеках... Угрюмо одну за другой курят цигарки казаки... На артиллерийском лафете - гроб с телом... Начинается траурный митинг. Микрофон несет через мощные динамики на площадь: - Советская страна, социалистическая культура понесли тягчайшую утрату. Ушел из жизни гениальный советский писатель, великий сын русского народа Михаил Александрович Шолохов... Женщины зароптали: "Кто это такой? Откель человек-то говорит?" Слышу, молодой человек спортивной формы (видать, из числа охраны, коротко бросает: "Зимянин.,. Секретарь ЦК КПСС!"). И снова все стихло, а над людскими головами: - Умер художник, который давно уже признан классиком отечественной и мировой культуры! (цитирую по магнитофонной записи, сделанной в те печальные мгновения на траурном митинге)... - Михаил Шолохов никогда не замыкался только в рамках литературных интересов. До последних дней он жил в родных местах и всеми помыслами был с людьми труда, с партией... Он был демократичен в самом прямом и высоком смысле - как писатель и как человек. К
слову Шолохова - величайшего писателя XX века - прислушивались с доверием и уважением миллионы людей на Земле... Один за другим сменяются ораторы... Безмолвствует людское море... Только изредка слышно, как тихим шепотом переговариваются станичники, уточняя, кто "это там еще на трибуне..." - Наподобие горного хребта возвышается творчество Михаила Александровича Шолохова, ставшего вершиной отечественной и мировой литературы... (это говорит первый секретарь Правления Союза писателей СССР Георгии Марков). Вижу у микрофона, а потом слышу голос председателя Правления Союза писателей РСФСР Сергея Михалкова: - Шолохов в мировой культуре - явление не только литературное. Шолохов явление нравственное. Во всех томах его произведений нет ни одного слова лжи... На трибуне вешенцы: первый секретарь райкома партии Николай Булавин, свинарка с родного хутора писателя Кружилина Хритиния Бокова, ростсельмашевец Константин Уланов... Где же Закруткин? Вот он медленно подходит к микрофону и секунд пять молча глядит вниз на гроб и как бы сам для себя говорит: - Невозможно представить, что мы провожаем в последний путь Михаила Александровича
Шолохова... Для нас, литераторов, он был примером честного служения Отечеству, преданности светоносному учению, которое озарило путь угнетенным, бесправным людям, привело их к победе на бескрайней нашей земле и стало путеводной звездой для тружеников всех континентов... Летят мгновения, уходят в небытие минуты прощания с Гением России... Грохочут залпы оружейного салюта... Над площадью печально плывет государственный гимн... *** ...С центральной площади по узкой улочке, по той самой, по которой любил ходить Шолохов, направляемся на подворье к могиле. Сразу всем желающим не пройти: "спортивные мальчики" рассекают людское море "на сектора" и приостанавливают, чтобы "не было беды"... Потом все спокойно пройдут к могиле, чтобы еще раз проститься... Могила вырыта на крутом берегу Дона... Желтый песок уже изрядно подсох на февральском солнце, слепит глаза... Несколько парней стали вокруг молодых березок, чтобы кто ненароком не сломил хоть одну из них: место это святое - здесь любил посидеть Михаил Александрович... Стал на колено, взял в горсть холодный песок... Рядом наклонился Виталий Закруткин, медленно разжал кулак: земля сквозь пальцы просыпалась в могилу на гроб... Бросаю свою горсть песка в могилу и слышу тихий голос Закруткина: "Прощай, родной Человечище... Скоро свидимся..." Комок подкатил к горлу, слезы потекли сами собой... "Вот и отпели донские соловьи..." *** Вот, пожалуй, и все, что хотелось мне рассказать о тех встречах, которые, на мои взгляд, могут представлять интерес для почитателей таланта Михаила Александровича Шолохова и для тех, кто впервые будет читать его книги. Обнародую эти строки с надеждой, что эти мои скромные штрихи к сложному и неповторимому портрету писателя помогут в какой-то мере глубже понять то, чем жил вместе с народом этот удивительный Человек планеты в бурном XX веке на земле Российской и на века оставил людям свои бессмертные творения. Отлетят в небытие желтыми осенними листьями донские ранние рассказы Шолохова, новые поколения крестьян российских, казаков по достоинству оценят смелость и гражданское мужество автора «Поднятой целины» - свидетеля и активного участника тяжелейшего, до крови и пота, великого переустройства дремучего патриархального мира. Но "Тихий Дон"! - вот то божественное творение Шолохова, над которым не властно Время! Пройдут годы, проплывут столетия, будут уходить и приходить целые поколения и народы... Но короткое слово "ШОЛОХОВ", высеченное на гранитной глыбе, что лежит на могиле писателя, будет будоражить и согревать сердца и души людей. И никто не будет спрашивать: это, какой ШОЛОХОВ?! Как не спрашивают в наши дни: какой Гомер, какой Шекспир, какой Пушкин... ШОЛОХОВ ВСЕГДА БУДЕТ ШОЛОХОВЫМ. Георгий ГУБАНОВ, член Союза писателей России. Станица Вешенская - Ростов-на-Дону.
"Тихий Дон"! - вот то божественное творение Шолохова, над которым не властно Время! Пройдут годы, проплывут столетия, будут уходить и приходить целые поколения и народы... Но короткое слово "ШОЛОХОВ", высеченное на гранитной глыбе, что лежит на могиле писателя, будет будоражить и согревать сердца и души людей. И никто не будет спрашивать: это, какой ШОЛОХОВ?! Как не спрашивают в наши дни: какой Гомер, какой Шекспир, какой Пушкин... ШОЛОХОВ ВСЕГДА БУДЕТ ШОЛОХОВЫМ.
оригинал статьи здесь
21 февраля - день Памяти великого русского советского писателя М.А.Шолохова (1905 - 1984) - лауреата Ленинской и Нобелевской премий, дважды Героя Социалистического Труда.
+++
Двадцать восемь лет назад осиротел Тихий Дон, опечалилась Страна Советов, замер и онемел от горя литературный мир: в станице Вешенской на 79 году ушел из жизни Великий Сын России, писатель с мировым именем Михаил Александрович Шолохов.
Столько воды утекло с той поры в Дону, но лично у меня каждый раз в эти февральские дни светлой памяти с особой силой стучит кровь в висках, тревожно ноет сердце и перед глазами невольно встают немеркнущие страницы тех мгновений…. Вот как это было тогда. 11 января 1984 года исполнилось 60 лет супружеской жизни Михаила Александровича и Марии Петровны. Поздравления, к великому сожалению, пришлось принимать в больнице. 18 января В. Осипов и Ю. Берченко привезли в палату на подпись М. А. Шолохову Издательский договор. 18 января М. А. Шолохов пишет из центральной клинической больницы художнику Ю. П. Реброву: "Получил свой портрет - Ваш подарок, работу, которую Вы создали. Большое спасибо, дорогой Юрий Петрович. Хорошо помню, как Вы работали над иллюстрациями "Тихого Дона". М. Шолохов". (Юрий Ребров начал иллюстрировать "Тихий Дон" в 1963 году). 21 января М. А. Шолохов самолетом возвращается из Москвы в станицу Вешенскую. Рак - заболевание страшное. Лечащий врач А. П. Антонова напишет позже: "Оперировать нельзя, спасти невозможно. Проводимое лечение, в том числе повторная лучевая терапия, продлило жизнь на два с лишним года. Облегчали страдания. А страдания были тяжкие. Михаил Александрович был очень терпелив, мужественно переносил их. И когда понял, что тяжелая болезнь, продолжительная болезнь неудержимо прогрессирует, принял твердое решение вернуться в Вешенскую. Последнюю неделю пребывания в больнице совсем мало спал по ночам, "ушел в себя". Мне, лечащему врачу, наедине сказал: "Я принял решение... уехать домой. Прошу отменить все лечение... больше ничего не надо... Попросите сюда...Марию Петровну..." - и умолк. Позвали Марию Петровну. Она села рядом с кроватью, близко. Михаил Александрович положил свою ослабевшую руку на ее руку и проговорил-попросил: "Маруся! Поедем домой... Хочу домашней пиши. Покорми меня дома... Как прежде..." 21 января М. А. Шолохов с Марией Петровной прилетает в Вешенскую. Минуты прощания Двадцатого февраля 1984 года телетайп принес из Москвы в Ростов-на-Дону сразу три задания из редакции газеты "Известия": я тогда работал собственным корреспондентом. Просьбы отделов - одна другой срочней! Два поручения можно было выполнить часа за три - четыре на месте, а вот с третьим оказалось посложней: требовалась поездка в Волгодонск. Так и порешил: утро вечера мудреней. А утром... печальное сообщение: "21 февраля 1984 года на 79-м году жизни после тяжелой и продолжительной болезни в станице Вешенской Ростовской области...". Сердце у меня провалилось куда-то в бездну, слышу, как загорелось лицо, как кровь стучит, бешено пульсирует в висках... Только что дня три назад разговаривал с редактором местной газеты, и он сказал мне, что "в доме у Шолоховых по всем ночам свет горит... Народ в станице попритих... Но веруем в лучшее...", После слов "Ростовской области" диктор сделал невольную паузу, словно споткнулся на ровном месте, и продолжал: "...скончался великий писатель нашего времени, дважды Герой Социалистического Труда, член ЦК КПСС, депутат Верховного Совета СССР, лауреат Нобелевской премии, действительный член Академии наук СССР, секретарь Правления Союза писателей СССР Михаил Александрович Шолохов". Остальной текст для меня звучал где-то далеко-далеко и не воспринимался как нечто настоящее... Не знаю, сколько длилось оцепенение, но помню, первым делом я кинулся к телетайпу и отбил в Москву: "Редакция, Корреспондентская сеть... Прошу разрешить выехать в Вешенскую на похороны М. А. Шолохова". "Добро" на выезд получил мгновенно. *** От Ростова до Вешенской ехали более четырех часов: говорить ни о чем не хотелось. Мне никак не удавалось освободиться от одной только фразы из "Поднятой целины", она усиливалась по мере приближения к родине писателя, у меня уже было такое ощущение, что я говорю ее вслух: "Вот и отпели донские соловьи...". ...Печальные минуты прощания тянулись, как сама вечность. Гроб с телом покойного был установлен во Дворце культуры. В небольшой боковой комнате - члены похоронной комиссии из Москвы, Ростова, писатели, станичники... На улице, в фойе - море народу! Переговариваются все тихо, полушепотом... Мне повязали на рукав траурную повязку... Почетный караул у гроба... Покосил чуть взгляд вправо: в двух-трех шагах от меня - Виталий Александрович Закруткин, еще дальше - писатель Владимир Васильевич Карпенко... ...Перед глазами - лицо усопшего... Широкий лоб, седые редкие волосы... Нос с характерной горбинкой... Но что это: все, что передо мной, никак не вяжется с понятием "покойный"! Мягкий золотистый свет струится над головой, восприятие реального на грани мистики: такое впечатление, что он мысленно уже парит где-то в поднебесье, осталось только взмахнуть крылами и взлететь... *** Отстояли положенное время в карауле, вернулись в боковую комнату, а я никак не могу 'прийти в себя от увиденного... Гляжу, Виталий Александрович закуривает у окна. Подхожу к нему: "Вы знаете, когда мы там стояли, мне показалось, что он вот-вот воспарит...". Закруткин потушил сигарету: - Закрылись орлиные очи, а душа в сиянии света еще витает... Знать, не одному мне почудилась эта истина... Такое совпадение еще больше потрясло меня: решил еще раз постоять в почетном карауле. На этот раз попал с "высоким начальством", а рядом со мной оказался кавалер трех орденов солдатской Славы с хутора Ушаковского Федор Живых: он бывал у Шолохова и хорошо знал писателя. Отстояли, снимаем траурные повязки, а старый солдат тихо говорит: "Так вот на войне бывало: хоронишь друга и не веришь, что все: лежит перед тобой, как живой... Так вот и Михаил Александрович... Хвороба окаянная вымучила, а светлый образ не в силах затмить...". Великий жизнелюб, Шолохов и в потусторонний мир уходил с какой-то почти неуловимой улыбкой-ухмылкой: "Ну, что, мол, старая карга с косой, добралась и до моей души грешной... Накось, выкуси: не видать тебе моей души казачьей!". В памяти ожил разговор скульптора Евгения Вучетича - земляка писателя - с Шолоховым. Скульптор только что закончил портрет Михаила Александровича, показывает работу... Шолохов кивнул в сторону "своего изваяния" и спрашивает: - О чем он думает? - О судьбе человека. - Так, так. Мрачная, значит, она - эта судьба у человека... - А чему радоваться? - Жизни, - тихо сказал Михаил Александрович и после долгой паузы добавил: - Ну, ладно, Женюша, а как же насчет нашей с тобой ухмылки? - Какой ухмылки? - Как какой? Казачьей! - Не будет ухмылки. - Как же так? - Нечему ухмыляться... - Но ведь казак не может иначе! Если он даже помирать будет, все равно с ухмылкой в усах... *** ...Установили гроб на орудийный лафет, что стоял у парадного входа Дворца культуры. Траурная процессия медленно двинулась по узкому переулочку, свернула направо, к базарной площади... Впереди за гробом шли родные и близкие, за ними - народная река... Виталий Закруткин так переволновался, что никак не мог "взять себя в руки" и даже смахнуть слезу, что медленно ползла по левой щеке к самому подбородку. Я подхватил писателя под левую руку: теперь мы вместе могли шагать поуверенней и не "выпадать" из общей колонны. И тут откуда ни возьмись проталкивается к нам "заместительша" председателя облсовета и - черк Закруткина за руку: "Виталий Александрович, а я вас повсюду ищу... Пойдемте в машину... Мы вас подвезем...". Виталий Александрович дернулся всем корпусом вперед и зло бросил в лицо благодетельнице: "Оставьте меня в покое... Дайте спокойно проститься!" До самого станичного майдана, где уже все было готово для траурного митинга, В. А. Закруткин шел с высоко поднятой головой и пристально глядел туда, где на лафете медленно плыл гроб с телом покойного друга. На площади мы с Владимиром Карпенко смешались со станичниками, растворились в людском море, а Виталий Александрович поднялся на траурную трибуну. Мальчишки, словно молодые картавые грачата, облепили деревья за церковной оградой. Молчат колокола церкви, той самой церкви, которую когда-то уберег от погибели и разора Шолохов, за трибуной белеет памятник-горельеф Юрию Гагарину, который был, пожалуй, самым желанным гостем в доме писателя... Печально притихло людское половодье на центральной площади... Рядом по-детски всхлипывает пожилая казачка, вытирая концом черной шали слезы на морщинистых щеках... Угрюмо одну за другой курят цигарки казаки... На артиллерийском лафете - гроб с телом... Начинается траурный митинг. Микрофон несет через мощные динамики на площадь: - Советская страна, социалистическая культура понесли тягчайшую утрату. Ушел из жизни гениальный советский писатель, великий сын русского народа Михаил Александрович Шолохов... Женщины зароптали: "Кто это такой? Откель человек-то говорит?" Слышу, молодой человек спортивной формы (видать, из числа охраны, коротко бросает: "Зимянин.,. Секретарь ЦК КПСС!"). И снова все стихло, а над людскими головами: - Умер художник, который давно уже признан классиком отечественной и мировой культуры! (цитирую по магнитофонной записи, сделанной в те печальные мгновения на траурном митинге)... - Михаил Шолохов никогда не замыкался только в рамках литературных интересов. До последних дней он жил в родных местах и всеми помыслами был с людьми труда, с партией... Он был демократичен в самом прямом и высоком смысле - как писатель и как человек. К
слову Шолохова - величайшего писателя XX века - прислушивались с доверием и уважением миллионы людей на Земле... Один за другим сменяются ораторы... Безмолвствует людское море... Только изредка слышно, как тихим шепотом переговариваются станичники, уточняя, кто "это там еще на трибуне..." - Наподобие горного хребта возвышается творчество Михаила Александровича Шолохова, ставшего вершиной отечественной и мировой литературы... (это говорит первый секретарь Правления Союза писателей СССР Георгии Марков). Вижу у микрофона, а потом слышу голос председателя Правления Союза писателей РСФСР Сергея Михалкова: - Шолохов в мировой культуре - явление не только литературное. Шолохов явление нравственное. Во всех томах его произведений нет ни одного слова лжи... На трибуне вешенцы: первый секретарь райкома партии Николай Булавин, свинарка с родного хутора писателя Кружилина Хритиния Бокова, ростсельмашевец Константин Уланов... Где же Закруткин? Вот он медленно подходит к микрофону и секунд пять молча глядит вниз на гроб и как бы сам для себя говорит: - Невозможно представить, что мы провожаем в последний путь Михаила Александровича
Шолохова... Для нас, литераторов, он был примером честного служения Отечеству, преданности светоносному учению, которое озарило путь угнетенным, бесправным людям, привело их к победе на бескрайней нашей земле и стало путеводной звездой для тружеников всех континентов... Летят мгновения, уходят в небытие минуты прощания с Гением России... Грохочут залпы оружейного салюта... Над площадью печально плывет государственный гимн... *** ...С центральной площади по узкой улочке, по той самой, по которой любил ходить Шолохов, направляемся на подворье к могиле. Сразу всем желающим не пройти: "спортивные мальчики" рассекают людское море "на сектора" и приостанавливают, чтобы "не было беды"... Потом все спокойно пройдут к могиле, чтобы еще раз проститься... Могила вырыта на крутом берегу Дона... Желтый песок уже изрядно подсох на февральском солнце, слепит глаза... Несколько парней стали вокруг молодых березок, чтобы кто ненароком не сломил хоть одну из них: место это святое - здесь любил посидеть Михаил Александрович... Стал на колено, взял в горсть холодный песок... Рядом наклонился Виталий Закруткин, медленно разжал кулак: земля сквозь пальцы просыпалась в могилу на гроб... Бросаю свою горсть песка в могилу и слышу тихий голос Закруткина: "Прощай, родной Человечище... Скоро свидимся..." Комок подкатил к горлу, слезы потекли сами собой... "Вот и отпели донские соловьи..." *** Вот, пожалуй, и все, что хотелось мне рассказать о тех встречах, которые, на мои взгляд, могут представлять интерес для почитателей таланта Михаила Александровича Шолохова и для тех, кто впервые будет читать его книги. Обнародую эти строки с надеждой, что эти мои скромные штрихи к сложному и неповторимому портрету писателя помогут в какой-то мере глубже понять то, чем жил вместе с народом этот удивительный Человек планеты в бурном XX веке на земле Российской и на века оставил людям свои бессмертные творения. Отлетят в небытие желтыми осенними листьями донские ранние рассказы Шолохова, новые поколения крестьян российских, казаков по достоинству оценят смелость и гражданское мужество автора «Поднятой целины» - свидетеля и активного участника тяжелейшего, до крови и пота, великого переустройства дремучего патриархального мира. Но "Тихий Дон"! - вот то божественное творение Шолохова, над которым не властно Время! Пройдут годы, проплывут столетия, будут уходить и приходить целые поколения и народы... Но короткое слово "ШОЛОХОВ", высеченное на гранитной глыбе, что лежит на могиле писателя, будет будоражить и согревать сердца и души людей. И никто не будет спрашивать: это, какой ШОЛОХОВ?! Как не спрашивают в наши дни: какой Гомер, какой Шекспир, какой Пушкин... ШОЛОХОВ ВСЕГДА БУДЕТ ШОЛОХОВЫМ. Георгий ГУБАНОВ, член Союза писателей России. Станица Вешенская - Ростов-на-Дону.
"Тихий Дон"! - вот то божественное творение Шолохова, над которым не властно Время! Пройдут годы, проплывут столетия, будут уходить и приходить целые поколения и народы... Но короткое слово "ШОЛОХОВ", высеченное на гранитной глыбе, что лежит на могиле писателя, будет будоражить и согревать сердца и души людей. И никто не будет спрашивать: это, какой ШОЛОХОВ?! Как не спрашивают в наши дни: какой Гомер, какой Шекспир, какой Пушкин... ШОЛОХОВ ВСЕГДА БУДЕТ ШОЛОХОВЫМ.
оригинал статьи здесь