Человек, который хотел взорвать Нью-Йорк
«Вчера в тюремном госпитале умер "сумасшедший бомбист". (Из нью-йоркской газеты)
Дождливым вечером 18 ноября 1940 года сержант полиции Джон Мартин в глубокой задумчивости стоял в кабинете управляющего нью-йоркской электрической компании «Кон Эдисон», На столе перед Мартином лежали рваные металлические осколки обожженные клочки газеты. В приемной не пришедшая до сих пор в себя от испуга секретарша печатала протокол расследования загадочного взрыва в служебном помещении компании.
Взрыв раздался во время заседания правления. Зазвенели выбитые оконные стекла, с потолка посыпалась штукатурка. Завизжав, секретарша нырнула под стол. Дверь приемной сорвалась с петель, и в комнату из коридора хлынул сизый удушливый дым. Бомба была сделана из обрезка водопроводной трубы. Неизвестный принес ее завернутой в газету и положил в мусорную корзину, стоявшую в коридоре напротив кабинета. Бомба была слабая и большого вреда не причинила.
Злоумышленник не был найден. Да его особенно и не искали, Ни сержант Мартин, подписавший протокол расследования, ни хозяева «Кон Эдисон» не могли и подозревать, что это лишь начало. Никто в этот ноябрьский вечер 1940 года не мог знать, что в течение шестнадцати последующих лет тридцать восемь самодельных бомб взорвутся в разных районах Нью-Йорка, доведя население города до паники, а полицию до отчаяния. Никто в этот вечер не знал, что еще восемь лет назад, харкая кровью, задыхаясь и корчась от боли на больничной койке, человек поклялся взорвать Нью-Йорк.
***
B 1941 году бомбы взорвались еще в четырех городских конторах «Кон Эдисон». Полиция завела постоянное дело на «сумасшедшего бомбиста», поручив его своим лучшим агентам во главе с сержантом Мартином. Но поймать "бомбиста" было нелегко. Агенты допросили сотни рабочих и служащих «Кон Эдисон», установили тайное наблюдение за помещениями контор, но все было напрасно. Сержант Мартин смущенно и растерянно пожимал плечами: в его руках не было ни одной, даже самой тоненькой ниточки, которая привела бы к раскрытию тайны.
Загадкой оставались мотивы преступления. Сжимая голову руками, Мартин часами сидел над осколками бомб, которых на его письменном столе становилось все больше и больше. Одно было ясно: все бомбы были сделаны из обрезков водопроводных труб. Началась вторая мировая война, и взрывы прекратились. В полиции решили, что «бомбист» призван в армию. «Было бы хорошо, если бы на фронте ему свернули шею», - сказал сержант Мартин. «Амины» хором отозвались агенты.
B 1944 году дело о «сумасшедшем бомбисте» было закрыто и сдано в архив.через три дня после окончания войны бомба взорвалась в телефонной будке напротив здания управления полиции. Теперь взрывы гремели не только в оффисах "Кон Эдисон". Бомбы взрывались на вокзале, в метро, в кинотеатрах, в магазинах... Были раненые, но, по счастливой случайности, никто не был убит. Полиция сбилась ног. С каждым разом взрывы становились все сильнее и разрушительнее.
Двадцать шестая по счету бомба взорвалась в самом большом нью-йоркском кинотеатре «Рейдио сити мьюзик холл". Начался пожар. Это случилось во время дневного сеанса, и в зале было много детей. Никто серьезно не пострадал от осколков, но троих детей, едва не растоптанных мечущейся в ужасе толпой, пришлось отправить в больницу. Тридцатую бомбу нашли в уборной городской публичной библиотеки. Двое студентов, обнаружившие бомбу, не раздумывая, вышвырнули ее в Окно, и она взорвалась на лужайке у стен библиотеки.
Когда «бомба № 36» среди бела дня взорвалась на углу Бродвея и 42-й улицы - на самом оживленном перекрестке земного шара, как называют это место американцы,- в городе началась паника.
Приближались рождественские дни 1956 года. Огромный город как будто жил своей обычной жизнью. В Рокфеллер-центре сияла разноцветными огнями гигантская елка. Санта-клаусы в красных камзолах трясли ватными бородами и звенели в колокольчики, призывая жертвовать бедным и нуждающимся. Домашние хозяйки, соблазненные предрождественской распродажей, толпились в универсальных магазинах.
Как будто все шло обычно, но явно ощутимая тень тревоги лежала на улицах, на толпе, на лицах прохожих. Бомбы продолжали взрываться. Вспыхнувшая в одном месте паника волной катилась от квартала
к кварталу. Человек открывал уличную телефонную будку и в ужасе отшатывался: под телефонным аппаратом лежал кусок водопроводной трубы. Школьники и учителя, опрокидывая и давя друг друга, выскакивали из школьного здания: под одной из парт кто-то нашел кусок водопроводной трубы.
Матери и няньки с ревущими ребятишками убегали из парка: из кустов торчал кусок водопроводной трубы. B течение месяца полиция зарегистрировала свыше 160 случаев ложной паники. Кто-то, развлекаясь, подкидывал безобидные обрезки труб в магазины, в школы, в телефонные будки. Кто-то, развлекаясь, звонил в полицию и "предупреждал" о будто бы предстоящих взрывах в порту, на вокзалах, на аэродромах, в театрах. Водопроводные трубы мерещились всюду. «Бомбомания» неожиданно вспыхнула в городе Даллас (штат Техас), в Канзас-сити, в Филадельфии, в Хартфорде (штат Коннектикут). О "сумасшедшем бомбисте» заговорила вся Америка.
***
В первых числах января 1957 года нью-йоркская газета «Джорнэл Америкэн" опубликовала обращение к "таинственному бомбисту". Газета просила его прекратить террор и добровольно отдаться в руки полиции. "Должно быть, вы ненавидите Нью-Йорк,- писала газета в своем обращении.- Если вы объясните нам причины вашей ненависти и если мы найдем эти причины достаточно убедительными и вескими, мы обещаем вам свою помощь».
Мало кто верил, что «сумасшедший бомбист» ответит на это обращение. Но он ответил. Он прислал в редакцию письмо. Оно было написано печатными буквами от руки.
«Я ненавижу вас всех,- писал «бомбист».- Помощь? Ха-ха! Где вы были с вашей помощью, когда я лежал на цементном полу у топки и блевал кровью? Где вы, люди, были, когда я просил компанию заплатить хотя бы за больничную койку? На каждом моем прошении черствые души писали: «Отказать!», «Отказать!», «Отказать!», Умирая, я просил о помощи, а в ответ получал: «Отказать!», «Отказать!», «Отказать!».
О, как хорошо я вас понял, люди! продолжал «бомбист», - Я понял, что вы называете «демократией», «справедливостью», «братством» …Я не умер, как ни старались вы меня убить. Ненависть не дала мне умереть. Я мечтаю о том дне, когда я сделаю бомбу, достаточно сильную, чтобы взорвать весь Нью-Йорк..." Редакция «Джорнэл Америкэн» опубликовала письмо «бомбиста» и обратилась нему с новой просьбой: укажите конкретно, кто виновен в ваших несчастьях. Мы обещаем вам нашу помощь в поисках справедливости.
"Бомбист" ответил и на это письмо. Оно тоже было опубликовано газетой. В своем втором письме «бомбист» писал, что он потерял здоровье, работая в компании «Кон Эдисон», «В Америке автомобилист отвечает за раздавленную автомобилем собаку, но никто не отвечает за раздавленную компанией жизнь простого рабочего. Жизнь рабочего дешевле, чем жизнь собаки», писал «бомбист», Он снова рассказывал о своих прошениях, с которыми он обращался к президенту компании, в суд, к губернатору, к городским властям. Он обращался в газеты, но ему даже не отвечали. «Восемь лет я вынашивал планы мести. И вот уже 16 лет я вам мщу».
18 января 1957 года в редакцию газеты пришло третье и последнее письмо «сумасшедшего бомбиста».
«Я благодарю вас за то, что вы опубликовали мои письма,- писал он.- Теперь люди знают, почему я вынужден был прибегнуть к бомбам. Большего мне не надо. Дни мои сочтены, я умираю.
Я обещаю вам: больше не будет взрывов. Я обещаю это! Спасибо газете: она разговаривала со мной, как с человеком. Это все, что мне было нужно...»
В то время как линотиписты типографии «Джорнэл Америкэн» набирали письмо «сумасшедшего бомбиста», тридцать шесть полицейских агентов и восемнадцать служащих компании «Кон Эдисон» лихорадочно рылись в архивах компании. Лейтенант Джон Мартин (он уже стал лейтенантом) с красными от бессонницы глазами просматривал папки личных дел.
В тот час, когда газеты с огромным заголовком на первой странице «Он сказал, что больше не будет взрывов!» появились на прилавках киосков, служащая компании «Кон Эдисон» Элис Келли развернула очередную папку из груды личных дел, лежащих перед ней на полу. Папка была помечена 1931 годом. Здесь было подшито 14 прошений некоего Джорджа Метеского. Трясущимися пальцами перелистывала мисс Келли пожелтевшие от времени листки, и читала резолюции: "Отказать", "Отказать!", "Отказать!".
***
Поздно вечером 20 января 1957 года две полицейские машины остановились у дома № 17 по Четвертой авеню в тихом городке Boтербэри, недалеко от Нью-Йорка, Лейтенант Мартин жестом приказал полицейским окружить дом, а сам в сопровождении двух агентов направился к двери. Лейтенант постучал в дверь и прислушался. Через минуту он услышал шаги. Кто-то, шаркая и едва передвигая ноги, шел открывать.
- Кто там? - спросил старческий голос.
- Полиция, - ответил лейтенант.
Агенты вынули пистолеты и стали к двери боком, готовые стрелять по первому жесту своего начальника. Но стрелять не пришлось. Дверь открылась, и невысокого роста круглолицый старик в пижаме пропустил полицейских в комнату.
- Ваша фамилия Метеский? - спросил лейтенант. - Да,- ответил старик и закашлялся, уткнув лицо в ладони. Кашель сотрясал его. Старик стонал. Две сухонькие седые старушки в халатах усадили его на стул, суетясь, принесли какие-то пилюли, стакан воды, полотенце. Старик тяжело дышал и виновато улыбался. Руки его дрожали. Напишите вот здесь заглавную букву «джи», приказал лейтенант, протягивая старику карандаш и листом бумаги. Тот покорно выполнил приказание. Лейтенант взглянул на листок, над которым склонился старик, и вынул из кармана последнее письмо "сумасшедшего бомбиста» в редакцию «Джорнэл Америкэн».
- Это вы писали? - спросил лейтенант, поднося письмо к глазам старика.
- Да, это я писал, - подтвердил старик и спокойно посмотрел на лейтенанта.
Мартина поразили его глаза: ясные, чистые, необыкновенно голубые. «Как у ребенка», - подумал лейтенант, надевая наручники на жилистые руки старика.
Нет, не такого «бомбиста» рассчитывал увидеть лейтенант Мартин, стучась в дверь квартиры Метеского. Он даже почувствовал что-то похожее на досаду. Шестнадцать лет поисков... Шестнадцать долгих лет… И в итоге не могучий, способный на яростное сопротивление бандит, каким представлялся «бомбист» Мартину, не дикий сумасшедший, а кашляющий старик с виноватой улыбкой и с детскими голубыми глазами. Мартин не мог смотреть в эти глаза. Ему почему-то вдруг стало грустно…
Ему было грустно, когда спустя несколько часов он слушал рассказ старика и досадовал на репортеров, которые, толкая друг друга, старались протиснуться ближе к Метескому. А старик рассказывал. Он приехал в Америку из Литвы с отцом и сестрами. Его настоящая фамилия Миляускас. В Америке они стали называть себя Метеские. Ему было тогда семь лет. Отец не нашел счастья в Америке. Детство Джорджа было нерадостным. Тяжелой была юность. B 1930 году он нашел работу в компании "Кон Эдисон", стал кочегаром на электростанции, которую рабочие называли «Дорога в ад».
В сентябре 1931 года случилось несчастье: из неисправной топки в котельную проник какой-то газ. Джордж упал без сознания. Дежурный инженер приказал окатить кочегара холодной водой и снова поставить к топке. Через полчаса Джордж опять упал и уже не встал. Его рвало кровью. Доктора отняли его у смерти. Он провел в больнице полгода и выписался на попечение сестер, которые работали на фабрике в Вотербери. Когда ёму прислали счет за больницу, он лишился сознания: такой это был огромный счет.
Он не мог найти работы, Никто не хотел брать человека, у которого туберкулез в открытой форме. Сестры, ухаживающие за ним, простились с мечтой выйти замуж. Кому нужна жена, на руках у которой чахоточный брат? Ему отказали в пособии. Отказали в иске, с которым он обратился в суд, чтобы получить компенсацию за увечье. Отказали в пенсии. Попросту говоря, ему отказали в праве жить, быть человеком.
И вот тогда, в припадке отчаяния, теряя рассудок от боли и обиды, он решил мстить людям, всем людям за то, что они растоптали его и отшвырнули прочь. Восемь лет он обдумывал план мести и остановил свой выбор на самодельных бомбах. Он был неплохим механиком и знал принцип устройства бомб еще со службы в армии в годы первой мировой войны. Он мастерил их в сарае, где у него был набор инструментов, оставшийся в наследство от отца.
Мартин ошибался: Метеский не был призван в армию в 1941 году. Просто Метеский решил, что годы войны неподходящее время для мести. От беженцев из Европы он узнал, что такое фашизм, и решил, что было бы нечестно мешать людям сокрушить гитлеровскую Германию. Он не был хладнокровным мстителем. По воскресеньям он ходил в церковь и молился за тех, кто был ранен его бомбами. Он был уверен, что его рано или поздно поймают. Единственное, чего он хотел, - это чтобы люди знали, за что он их ненавидит. Иногда ночью сестры просыпались, разбуженные его рыданиями. Он часто плакал во сне. Однажды в бреду он кричал: «Люди, где же вы? Люди!»
Старик окончил рассказ, и снова на его лице появилась виноватая улыбка. Репортеры засуетились, загалдели, перебивая друг друга, стали выкрикивать вопросы. Ах, какая будет завтра в газетах вкусная сенсация!
Репортеры кричали:
- Метеский, была ли у вас любовница?!
- Пьете ли вы виски, Метеский?
- Какой размер ботинок вы носите?
Лейтенант Мартин почувствовал, что невыносимая тоска давит ему на сердце. Он не мог понять, отчего она. Такого еще никогда не было с ним. «Старею, эх, дьявол, старею!» - горько подумалось ему.
Он встал и сделал полицейским знак, чтобы они прогнали репортеров. Потом он положил руку на плечо старика и сказал ему почти ласково:
- Пойдем, Джордж. Пора, старина, пора... Так они и пошли по коридору полицейского участка - рука Мартина на плече старика. Одинакового роста, оба седые, оба в штатских костюмах. Полицейский тронулся за ними. Со стороны можно было подумать, что оба идут под конвоем полицейского, оба виноватые одной виной…
Борис Стрельников. Огонек №45, 1963
