К празднику дарования Торы
"- Я обязан ознакомиться с проектом застройки, - негромко и самопожертвенно известил Суслов. Долг и партийная дисциплина изнуряли его, но благо державы требовало не роптать.
Тихий нрав Суслова знали. Сталинская выучка. Назавтра в его кабинете вмиг составили макет всей стройки от Бульварного кольца до Садового.
Михаил Андреевич утомленно насладился игрушечной городской красотой на огромном столе для заседаний. Потом он перекрутился в костюме, будто с вечера его завязали на узел, а утром забыли развязать. Лицо его стало терять цвет и выражение. Сталью из глаз он продрал строй проектировщиков как метлой, сдирая с костей мясо и обнажая преступную суть.
- Кто это сделал? - тихим ровным голосом поинтересовался он. Кровавый призрак занял почетное место. Кто это сделал, лорды?
Посохин набрал воздуха, выдвинул грудь впереди шеренги, показал меж губ зубной протез и признался в авторстве. Хотя мы все, Михаил Андреевич.
- Вы еврей? - спросил Суслов.
Подобный вопрос, в прямой форме и на высшем уровне, звучал тогда обвинением в государственной измене. В сущности, порядочный человек не имел права быть евреем. Тайным сионистом и потенциальным перебежчиком из первой в мире страны победившего социализма; с непредсказуемыми родственниками в несчитанных странах.
- Никак нет, - по-военному четко отрекся Главный Архитектор. - Я русский, Михаил Андреевич. - И всем существом жаждая подтвердить этот факт, придал лицу уставное выражение: преданной и радостной придурковатости.
- Тогда вам не могла прийти в голову идея этого проекта, Михаил Васильевич, - ровным угасающим тоном инквизитора, начавшего пытку, констатировал Суслов.
Архитектор восстановил в памяти зарождение идеи и побелел. Рентгеновская проницательность руководства парализовала его волю. Но отступление было невозможно.
- Авторство мое... воплощение коллективное... - капнул каплю оскорбленности в бочку преданности Посохин.
- С коллективом мы еще разберемся, - мягко пообещал Суслов и стал думать.
- Кто из ваших родственников еврей? - спросил он.
- Жена... вторая... - упавшим голосом сказал архитектор.
- Вторая? - поднял бровь Суслов. - А всего их у вас сколько?
- Первая умерла... Она была русская.
- Я ее понимаю, - скорбно сказал Суслов, и это прозвучало так, что вторая жена уморила первую с целью занять ее место.
- Вот! - подытожил он.
- Я не понимаю... - прошептал архитектор.
- Подпал под влияние, - пояснил Суслов. - Вы любите вашу жену?
- Э-э-э... как все... - выбрал соглашательскую линию архитектор, вертясь в ожиданиях напасти.
- Как все не бывает, - ровно и безжизненно, как танк во сне, наезжал Суслов. - Некоторые от своих жен отрекались. И такое бывало.
Дело врачей-убийц и безродных космополитов гремело не так уж и давно. Архитектор подернулся бело-голубым камуфляжем на фоне своего макета.
- Посмотрите, - указал Суслов. - Эти здания - что они по форме напоминают?
- Книгу. Раскрытую книгу. Немного... возможно... напоминают... нам...
- Да. Именно. Я согласен с вами. А все вместе, взятые рядом, что они напоминают?
Молчание было знаком согласия, поддержки и восхищения любой трактовкой верховного идеолога. Проектировщики от преданности аж рыли ковер каблуками. Вы член Политбюро, Партия - вот наш ум, и честь, и совесть.
-Ну?
- Библиотеку? - неуверенно сказал главный архитектор.
- Стаю птиц... - предположил генеральный директор.
- Путь по предначертанной программе в светлое будущее, - продекламировал главный инженер, лучше коллег владевший новоязом.
Суслов устало прикрыл глаза тонкими складчатыми веками, как старый гриф, пообедавший старым индюком.
- Сколько - у вас - здесь - книг? - спросил он, не открывая глаз.
- Ну, пять... - сказали все, бессильно чуя подвох.
- Разъяснения нужны? - спросил Суслов.
- Э-э-э... мнэ-э... - извивались все.
- Как - называется - это!! - рассердился Суслов, обводя жестом макет.
- Калининский проспект?
- Вы ошибаетесь, товарищи. Коммунист и атеист Михаил Иванович Калинин не может иметь отношения к вашему творчеству. То, что вы здесь изобразили, называется
«Пятикнижие».
Недоумение сложило мозги присутствующих в кукиш. Коммунисты и атеисты силились понять смысл загадочного прорицания верховного жреца.
- Что такое Пятикнижие? - допросил экзаменатор.
- Э-э-э... мнэ-э...
- Me! Бе! А по-русски!
- Пять томов «Капитала» Маркса? - просветлел главный архитектор.
- Пятикнижие - это священная книга сионизма, - ледяным тоном открыл Суслов, и авторы посинели от ужаса. - Пятикнижие - это учение об иудейской власти над миром. Пятикнижие - это символ буржуазного национализма, религиозности, идеализма, реакционности и мракобесия. Пятикнижие - это знак власти ортодоксальных раввинов над всеми народами земли.
Авторы втянулись внутрь себя, как черепахи. В их контурах засквозило что-то прозрачное. Они стремились слиться с окружающей средой, задрать лапки и притвориться дохлыми.
- Спасибо за облик Москвы, товарищи, - поблагодарил Суслов. В зал пустили газ
«Циклон-Б», и потолок обрушился, прищемив когтистую лапу мировой закулисы.
Незадолго до этого журналу «Юность» приказали заменить шестиконечные типографские звездочки в тексте - на пятиконечные! за политическую халатность главному редактору отвесили пилюлей и строго предупредили с занесением в учетную карточку насчет идеологической диверсии.
- Я. Вспомнил. Товарищ. Суслов. - Покаянно выпадают слова из главархитектора.
- Фью-фью? - свистит ноздрей инквизитор.
Иногда ученик предает учителя, иногда учитель предает ученика, иногда кто кого опередит.
- Это... один из моих помощников... Он... я поручил некоторые детали... черты, так сказать. И он - вот! Предложил... именно пять!., а я... мы... Утеряли бдительность! Товарищ Суслов! Ваше гениальное видение обстановки!
- Фамилия? - удовлетворенно переспросил Суслов.
- Дубровский!
- Н-ну-с. Ладно. Давайте сюда вашего этого. Если можно, пусть там поторопится. А мы здесь подождем!
Можно! Можно, Михаил Андреевич! Поторопятся, не сомневайтесь!
И перепуганного молодого, архитектора-стоматолога в обнимку с его идеей, швыряют в машину и под сиреной мчат по Москве быстрей последней мысли.
- Ваши товарищи и коллеги утверждают, что автор идеи этого проекта - вы, - доброжелательно обращается к нему Суслов. И строй товарищей дружно кивает:
«Он-он».
Охреневший от этой доставки в Политбюро самовывозом, молодой неверно истолковывает альтруизм коллег. Его озаряет, что сегодня в мире победила справедливость. И его талант будет вознагражден непосредственно здесь и сейчас. Его отметят, поощрят и выдвинут, не обходя больше.
- Как ваше имя-отчество, товарищ Дубровский? - интересуется Суслов с сочувствием и садизмом.
- Мое?.. Давид Израилевич.
Суслов вздохнул:
- Как это у Пушкина? «Спокойно, Маша, я Дубровский Давид Израилевич».
Все готовно посмеялись высочайшей шутке, доставшей бедного Дубровского еще в пятом классе.
- Итак, Дубровский Давид Израилевич, это вы придумали поставить пять книг? - зловеще мурлычет черный человек в сером костюме.
- Товарищи тоже принимали участие в работе, - благородно говорит автор.
- Товарищи тоже получат то, что они заслужили. Кстати. Какими наградами и поощрениями вы были отмечены за этот проект?
- Н-н... Д-д... Никакими.
- О? Гм. (То есть идея ваша - пряники наши. Коллектив, значит, использовал вашу идею и пожинал лавры, а про вас вспомнили, когда пришло время получать розги?)
Строй архитекторов скульптурно застыл с незрячим выражением.
- В синагогу часто ходите?
- Ва-ва-вы... вообще не хожу.
- Отчего же?
- Я комсомолец!., бывший. Атеист.
- Похвально. Почему не в партии?
- Ты-ты-ты... так разнарядка на интеллигенцию.
- А в рядах рабочего класса трудиться не приходилось?
- П-п-п... пока нет... но я готов... если Партия прикажет...
- Похвально. А почему же книг именно пять, Давид Израилевич?
- Сы-сы-сы... столько влезло.
- Влезло?! Столько?! Ты все суешь сколько влезет? А пореже?! А по роже?! А сосчитать?! А чаще - нельзя???!!! Па-че-му пять!!!
- Ах... ах... ах... можно изменить!.. если надо!..
- Почему - ты - поставил - мне - в Москве - пятикнижие!!! А???
Под полной блокадой мозга архитектор выпалил:
- У Михаила Васильевича пять зубов в верхней челюсти!
Суслов вытаращил глаза:
- Под дурака косишь? Психиатра позвать?
- Челюсть! В стакане! Я увидел! И машинально! - горячечно причитал архитектор.
- Пародонтоз! Стоматит! Возраст! Михаил Андреевич! - с точностью попал в унисон подчиненному Посохин, клацая и трясясь.
- Да вы все что - сумасшедшие?
- Пусть достанет! Пусть достанет! Пусть покажет!
- Да! Я покажу! Я покажу!
Суслов растерялся. Посохин вытащил вставную челюсть. Все дважды досчитали до пяти по наглядному пособию. Дубровский развел руками. Посохин неправильно истолковал движение сусловского пальца и опустил челюсть в свой стакан с минеральной водой. Все были на искусственном дыхании.
Суслов пришел в себя первый.
- Еще что вы собираетесь достать и мне тут продемонстрировать? - поинтересовался он. - Михаил Васильевич, вставьте вашу запчасть на место.
Дубровский взмахами рук пытался передать эпопею творческой мысли.
- Прекратите изображать ветряную мельницу, постойте спокойно.
Выведя из строя руководство Генплана Москвы и отправив его восвояси принимать лекарства, Суслов занялся Московским Горкомом. При нем городским властям и в страшном сне не пришло бы в голову называть себя «правительством Москвы». Новые либеральные времена не предсказывали даже фантасты. Услышав оборот «правительство Москвы» при живом государстве с вменяемым правительством во главе, бдительный и принципиальный Суслов не успокоился бы до тех пор, пока городское руководство не было распределено поровну между золотодобытчиками Колымы и лесозаготовителями Коми.
- Товарищ Егорычев, по каким местам Арбата намечено проложить новый проспект?
На доклад ходили подготовленными полностью.
- Малая Молчановка, Большая Молчановка, Собачья Площадка.
- Странная подоплека. Интересный контекст. Вот такая девичья фамилия правительственной трассы. Это намек?
Осознавая начало экзекуции, товарищ Егорычев профессионально одеревенел.
- А как вам эти книжечки? - Суслов щедро указал на макет.
- Мы с товарищами предварительно одобрили... коллегиально. Есть протокол.
- Протокол - это хорошо. Думаю, это не последний ваш протокол. Кстати, про протоколы сионских мудрецов никогда не слышали? Сейчас я вам кое-что разъясню.
После разъяснения товарища Егорычева хватил инфаркт, а после инфаркта его отправили на пенсию. А первым секретарем Горкома стал товарищ Гришин.
Главный архитектор оперировался по поводу обострения язвы желудка, Генплан месяц пребывал в со стоянии инвалидности разных степеней.
- Мы одобрили ваш проект, - убил всех Суслов. Красиво, современно, экономично: молодцы. Ставим Калининском четыре «книжки». Этого достаточно. В согласны, товарищи?.. А деньги, уже отведенные бюджетом на пятую... пятое, пойдут на высотное здание СЭВ: потребность в нем давно назрела. Его следует отнести в сторону, изменить, сделать повыше... - Изрекая соломоново решение, он жег мудростью.
И лег обратно в больницу восстанавливать растраченное здоровье.
Дубровского поощрили премией и уволили по сокращению.
А там, где Арбат выходит к Москва-реке, в рекордные сроки возвели 31-этажное книжно-крылатое здание Совет Экономической Взаимопомощи братских соц. стран, в котором ныне трудится не разгибаясь на наше благо мэрия Москвы."
(Из рассказа М. Веллера "Пятикнижие")
Тихий нрав Суслова знали. Сталинская выучка. Назавтра в его кабинете вмиг составили макет всей стройки от Бульварного кольца до Садового.
Михаил Андреевич утомленно насладился игрушечной городской красотой на огромном столе для заседаний. Потом он перекрутился в костюме, будто с вечера его завязали на узел, а утром забыли развязать. Лицо его стало терять цвет и выражение. Сталью из глаз он продрал строй проектировщиков как метлой, сдирая с костей мясо и обнажая преступную суть.
- Кто это сделал? - тихим ровным голосом поинтересовался он. Кровавый призрак занял почетное место. Кто это сделал, лорды?
Посохин набрал воздуха, выдвинул грудь впереди шеренги, показал меж губ зубной протез и признался в авторстве. Хотя мы все, Михаил Андреевич.
- Вы еврей? - спросил Суслов.
Подобный вопрос, в прямой форме и на высшем уровне, звучал тогда обвинением в государственной измене. В сущности, порядочный человек не имел права быть евреем. Тайным сионистом и потенциальным перебежчиком из первой в мире страны победившего социализма; с непредсказуемыми родственниками в несчитанных странах.
- Никак нет, - по-военному четко отрекся Главный Архитектор. - Я русский, Михаил Андреевич. - И всем существом жаждая подтвердить этот факт, придал лицу уставное выражение: преданной и радостной придурковатости.
- Тогда вам не могла прийти в голову идея этого проекта, Михаил Васильевич, - ровным угасающим тоном инквизитора, начавшего пытку, констатировал Суслов.
Архитектор восстановил в памяти зарождение идеи и побелел. Рентгеновская проницательность руководства парализовала его волю. Но отступление было невозможно.
- Авторство мое... воплощение коллективное... - капнул каплю оскорбленности в бочку преданности Посохин.
- С коллективом мы еще разберемся, - мягко пообещал Суслов и стал думать.
- Кто из ваших родственников еврей? - спросил он.
- Жена... вторая... - упавшим голосом сказал архитектор.
- Вторая? - поднял бровь Суслов. - А всего их у вас сколько?
- Первая умерла... Она была русская.
- Я ее понимаю, - скорбно сказал Суслов, и это прозвучало так, что вторая жена уморила первую с целью занять ее место.
- Вот! - подытожил он.
- Я не понимаю... - прошептал архитектор.
- Подпал под влияние, - пояснил Суслов. - Вы любите вашу жену?
- Э-э-э... как все... - выбрал соглашательскую линию архитектор, вертясь в ожиданиях напасти.
- Как все не бывает, - ровно и безжизненно, как танк во сне, наезжал Суслов. - Некоторые от своих жен отрекались. И такое бывало.
Дело врачей-убийц и безродных космополитов гремело не так уж и давно. Архитектор подернулся бело-голубым камуфляжем на фоне своего макета.
- Посмотрите, - указал Суслов. - Эти здания - что они по форме напоминают?
- Книгу. Раскрытую книгу. Немного... возможно... напоминают... нам...
- Да. Именно. Я согласен с вами. А все вместе, взятые рядом, что они напоминают?
Молчание было знаком согласия, поддержки и восхищения любой трактовкой верховного идеолога. Проектировщики от преданности аж рыли ковер каблуками. Вы член Политбюро, Партия - вот наш ум, и честь, и совесть.
-Ну?
- Библиотеку? - неуверенно сказал главный архитектор.
- Стаю птиц... - предположил генеральный директор.
- Путь по предначертанной программе в светлое будущее, - продекламировал главный инженер, лучше коллег владевший новоязом.
Суслов устало прикрыл глаза тонкими складчатыми веками, как старый гриф, пообедавший старым индюком.
- Сколько - у вас - здесь - книг? - спросил он, не открывая глаз.
- Ну, пять... - сказали все, бессильно чуя подвох.
- Разъяснения нужны? - спросил Суслов.
- Э-э-э... мнэ-э... - извивались все.
- Как - называется - это!! - рассердился Суслов, обводя жестом макет.
- Калининский проспект?
- Вы ошибаетесь, товарищи. Коммунист и атеист Михаил Иванович Калинин не может иметь отношения к вашему творчеству. То, что вы здесь изобразили, называется
«Пятикнижие».
Недоумение сложило мозги присутствующих в кукиш. Коммунисты и атеисты силились понять смысл загадочного прорицания верховного жреца.
- Что такое Пятикнижие? - допросил экзаменатор.
- Э-э-э... мнэ-э...
- Me! Бе! А по-русски!
- Пять томов «Капитала» Маркса? - просветлел главный архитектор.
- Пятикнижие - это священная книга сионизма, - ледяным тоном открыл Суслов, и авторы посинели от ужаса. - Пятикнижие - это учение об иудейской власти над миром. Пятикнижие - это символ буржуазного национализма, религиозности, идеализма, реакционности и мракобесия. Пятикнижие - это знак власти ортодоксальных раввинов над всеми народами земли.
Авторы втянулись внутрь себя, как черепахи. В их контурах засквозило что-то прозрачное. Они стремились слиться с окружающей средой, задрать лапки и притвориться дохлыми.
- Спасибо за облик Москвы, товарищи, - поблагодарил Суслов. В зал пустили газ
«Циклон-Б», и потолок обрушился, прищемив когтистую лапу мировой закулисы.
Незадолго до этого журналу «Юность» приказали заменить шестиконечные типографские звездочки в тексте - на пятиконечные! за политическую халатность главному редактору отвесили пилюлей и строго предупредили с занесением в учетную карточку насчет идеологической диверсии.
- Я. Вспомнил. Товарищ. Суслов. - Покаянно выпадают слова из главархитектора.
- Фью-фью? - свистит ноздрей инквизитор.
Иногда ученик предает учителя, иногда учитель предает ученика, иногда кто кого опередит.
- Это... один из моих помощников... Он... я поручил некоторые детали... черты, так сказать. И он - вот! Предложил... именно пять!., а я... мы... Утеряли бдительность! Товарищ Суслов! Ваше гениальное видение обстановки!
- Фамилия? - удовлетворенно переспросил Суслов.
- Дубровский!
- Н-ну-с. Ладно. Давайте сюда вашего этого. Если можно, пусть там поторопится. А мы здесь подождем!
Можно! Можно, Михаил Андреевич! Поторопятся, не сомневайтесь!
И перепуганного молодого, архитектора-стоматолога в обнимку с его идеей, швыряют в машину и под сиреной мчат по Москве быстрей последней мысли.
- Ваши товарищи и коллеги утверждают, что автор идеи этого проекта - вы, - доброжелательно обращается к нему Суслов. И строй товарищей дружно кивает:
«Он-он».
Охреневший от этой доставки в Политбюро самовывозом, молодой неверно истолковывает альтруизм коллег. Его озаряет, что сегодня в мире победила справедливость. И его талант будет вознагражден непосредственно здесь и сейчас. Его отметят, поощрят и выдвинут, не обходя больше.
- Как ваше имя-отчество, товарищ Дубровский? - интересуется Суслов с сочувствием и садизмом.
- Мое?.. Давид Израилевич.
Суслов вздохнул:
- Как это у Пушкина? «Спокойно, Маша, я Дубровский Давид Израилевич».
Все готовно посмеялись высочайшей шутке, доставшей бедного Дубровского еще в пятом классе.
- Итак, Дубровский Давид Израилевич, это вы придумали поставить пять книг? - зловеще мурлычет черный человек в сером костюме.
- Товарищи тоже принимали участие в работе, - благородно говорит автор.
- Товарищи тоже получат то, что они заслужили. Кстати. Какими наградами и поощрениями вы были отмечены за этот проект?
- Н-н... Д-д... Никакими.
- О? Гм. (То есть идея ваша - пряники наши. Коллектив, значит, использовал вашу идею и пожинал лавры, а про вас вспомнили, когда пришло время получать розги?)
Строй архитекторов скульптурно застыл с незрячим выражением.
- В синагогу часто ходите?
- Ва-ва-вы... вообще не хожу.
- Отчего же?
- Я комсомолец!., бывший. Атеист.
- Похвально. Почему не в партии?
- Ты-ты-ты... так разнарядка на интеллигенцию.
- А в рядах рабочего класса трудиться не приходилось?
- П-п-п... пока нет... но я готов... если Партия прикажет...
- Похвально. А почему же книг именно пять, Давид Израилевич?
- Сы-сы-сы... столько влезло.
- Влезло?! Столько?! Ты все суешь сколько влезет? А пореже?! А по роже?! А сосчитать?! А чаще - нельзя???!!! Па-че-му пять!!!
- Ах... ах... ах... можно изменить!.. если надо!..
- Почему - ты - поставил - мне - в Москве - пятикнижие!!! А???
Под полной блокадой мозга архитектор выпалил:
- У Михаила Васильевича пять зубов в верхней челюсти!
Суслов вытаращил глаза:
- Под дурака косишь? Психиатра позвать?
- Челюсть! В стакане! Я увидел! И машинально! - горячечно причитал архитектор.
- Пародонтоз! Стоматит! Возраст! Михаил Андреевич! - с точностью попал в унисон подчиненному Посохин, клацая и трясясь.
- Да вы все что - сумасшедшие?
- Пусть достанет! Пусть достанет! Пусть покажет!
- Да! Я покажу! Я покажу!
Суслов растерялся. Посохин вытащил вставную челюсть. Все дважды досчитали до пяти по наглядному пособию. Дубровский развел руками. Посохин неправильно истолковал движение сусловского пальца и опустил челюсть в свой стакан с минеральной водой. Все были на искусственном дыхании.
Суслов пришел в себя первый.
- Еще что вы собираетесь достать и мне тут продемонстрировать? - поинтересовался он. - Михаил Васильевич, вставьте вашу запчасть на место.
Дубровский взмахами рук пытался передать эпопею творческой мысли.
- Прекратите изображать ветряную мельницу, постойте спокойно.
Выведя из строя руководство Генплана Москвы и отправив его восвояси принимать лекарства, Суслов занялся Московским Горкомом. При нем городским властям и в страшном сне не пришло бы в голову называть себя «правительством Москвы». Новые либеральные времена не предсказывали даже фантасты. Услышав оборот «правительство Москвы» при живом государстве с вменяемым правительством во главе, бдительный и принципиальный Суслов не успокоился бы до тех пор, пока городское руководство не было распределено поровну между золотодобытчиками Колымы и лесозаготовителями Коми.
- Товарищ Егорычев, по каким местам Арбата намечено проложить новый проспект?
На доклад ходили подготовленными полностью.
- Малая Молчановка, Большая Молчановка, Собачья Площадка.
- Странная подоплека. Интересный контекст. Вот такая девичья фамилия правительственной трассы. Это намек?
Осознавая начало экзекуции, товарищ Егорычев профессионально одеревенел.
- А как вам эти книжечки? - Суслов щедро указал на макет.
- Мы с товарищами предварительно одобрили... коллегиально. Есть протокол.
- Протокол - это хорошо. Думаю, это не последний ваш протокол. Кстати, про протоколы сионских мудрецов никогда не слышали? Сейчас я вам кое-что разъясню.
После разъяснения товарища Егорычева хватил инфаркт, а после инфаркта его отправили на пенсию. А первым секретарем Горкома стал товарищ Гришин.
Главный архитектор оперировался по поводу обострения язвы желудка, Генплан месяц пребывал в со стоянии инвалидности разных степеней.
- Мы одобрили ваш проект, - убил всех Суслов. Красиво, современно, экономично: молодцы. Ставим Калининском четыре «книжки». Этого достаточно. В согласны, товарищи?.. А деньги, уже отведенные бюджетом на пятую... пятое, пойдут на высотное здание СЭВ: потребность в нем давно назрела. Его следует отнести в сторону, изменить, сделать повыше... - Изрекая соломоново решение, он жег мудростью.
И лег обратно в больницу восстанавливать растраченное здоровье.
Дубровского поощрили премией и уволили по сокращению.
А там, где Арбат выходит к Москва-реке, в рекордные сроки возвели 31-этажное книжно-крылатое здание Совет Экономической Взаимопомощи братских соц. стран, в котором ныне трудится не разгибаясь на наше благо мэрия Москвы."
(Из рассказа М. Веллера "Пятикнижие")