Жил да был утюг.
Весь заграничный да разимпортный.
Большой, белый. С блестящим, подтянутым и совершенно плоским пузом.
Верх утюга украшали удобная, гладкая и полированная ручка с множеством
колесиков - регуляторов. Сзади лампочка зелёная, таксишная.
По бокам стильно лежали лазуревые прозрачные накладки, за которыми
плескалась голубая вода. Как в настоящем трюме парохода, а утюг был,
как-никак его родственником, вода при движении плескалась и сердито
ходила волной. Был у утюга и хвост. Но, это просто сказать. в самом
деле - толстенный, ослеПительно-осВетительно белый электрический провод в
приятной текстильной изоляции.
Ранним утром нежные девичьи руки включали утюг и наступало самое
радостное - работа.
Для него она была исполнена приятности. Дело, в
основном приходилось иметь с ЖЕНСКИМИ вещами. Разогретый и исполненный
важности он гладил, ласкал и, даже , страстно тёрся о блузки, юбки,
манишки и рубашки, маечки и ... трусики. Всё это вкусно пахло мифической
"морозной свежестью", но главное, обязательно сохраняло ароматы
прекрасных духов, туалетных вод и, конечно, две-три чудесные молекулы
своей хозяйки. Девичьи руки настойчиво подсказывали, на какие места
необходимо обратить особенное внимание. Утюг улыбался и радовался
морщинкам и складочкам и с удовольствием и тщательностью уделял зтим
местам своё самое горячее внимание.
Распалившись, он скользил как по маслу тут и там, насвистывал, шипел, и в
особо жаркие и непосебешные секунды, выпускал пар.
Куда только подруги-утюжихи смотрят?! А-у!...
- Обратите же на меня! думал он частенько.
Вот я каков горяч в работе! По всей гладильной доске, да что там, по
всей квартире нет мне равных!
Да так оно минут по двадцать и бывало.
Потом те-же девичьи руки отключали электричество и бросали поскучневший провод-хвост на пол, а сам утюг укладывался в проволочную сетчатую подставку и так в угрюмости и постылом бездельи, придавленный полотенцами, лифчиками и застиранными носовыми платками, проводил остаток дня.
А ему снилось, и частенько, что он не одинок и вместе со своей блестящей
молодой и утончённой подругой совершает круиз рассекая носом солёные волны
южного моря. Например, Красного.
Красное, оно притягивало больше всего.
Красное-прекрасное!!!
Они плывут рядом и он, как кит выпускает в восторге фонтанчики белого пара.
Она, смеясь, обгоняет его...
Солнце!... Дельфины... и морская гладь.
Гладь.
Гладь!
Гладь , сколько душе угодно, хоть, загладься!
Ах, если бы!...
Но однажды утюг не убрали в проволочную клетку. Забыли в утренней спешке.
Весь день и ночь он простоял обелиском посреди гладильной доски.
Олицетворяя мемориал или честное гайдаровское слово, он простоял, не
смыкая, глаз и ночь.
Побегавшая на рассвете полосатая кошачая бестия, в отместку за его
гордыню и шипение, задела задней правой. Слегка...
Невзначай, как-бы...
- Мяу!.. Вот тебе, гордец!
- Не выступай, понял? И... эту, ну, как его, субординацию соблюдай!
Наш герой потерял равновесие, закачался и в, соответствии с законом всемирного, сверзился с доски о земь. Точнее об пол.
Треснулся так, что царь колоколом в голове зазвенело. Колоколу так-же
падать по жизни выпало, только, не от кошки.
Искры из глаз посыпались.
Подняться сам он уже не смог. Холодный, забытый , в противной сырой (от
себя-же!) луже пролежал он на боку до рассвета.
Пока всё те-же девичьи быстрые руки, всплеснув и хлопнув хозяйку по бокам
не извлекли беднягу на свет божий.
А дальше, слава богу началась и продолжилась привычная жизнь.
Маечки, рубашечки, рюши, пуговки, платочки!...
И наш утюг снова был счастлив!
Да и бог с ним, с морем этим!