Шарль Пеги был упомянут в моем посте, посвященном "Брайтонскому леденцу" -
http://bobi4ka.livejournal.com/1095771.html, поэтому меня заинтересовал этот человек: "Священник рассказывает Роуз о святом грешнике Шарле Пеги, французском писателе-католике, который был святым человеком, но жил во грехе всю жизнь. «Он умер в смертном грехе, - говорит священник, - но есть люди, которые думают, что он был святой». И священник делает вывод: «Я имею в виду, что католик более способен на зло, чем кто-либо» [1:302]. Все эти парадоксальные суждения о святости грешника заканчиваются последним выразительным штрихом, в котором так тесно переплелись трагическое, ирония и парадокс".
Френдесса
leolion_1 перевела из французской Вики часть текста по моей просьбе. Примечания в переведенном отрывке - ее.
"Писатель и мистик
Его обращение к католицизму, которым было пропитано его детство, произошло в период между 1907 и 1908. Он признается своему другу: “Я тебе не все сказал… я снова обрел веру… я католик». Однако окружающие уже несколько лет замечали за ним наклонности к мистике, например, братья… вспоминают его плачущим во время рассказа о чудесах Богородицы в Рождество 1902 года. По косвенному свидетельству самого Пеги, его обращение наступило после чтения Страстей по Матфею. 16 января 1910 года он пишет Мистерию о милосердии Жанны Д"Арк в ясном свете (стиле - прим.) католической медитации, в которой публично объявляет о своем обращении. Обретение веры он называет не «преобразованием», подразумевающим отказ от прошлой жизни, но «углублением сердца». Углубление, которое он выражает так: «Наше обретение христианского пути - это не разворот назад. Мы не обрели возвращения к нему как к началу. Мы отыскали его в конце пути. Потому что мы не можем отречься ни от единого атома нашего прошлого». Реакция католической публики на «Мистерию…» была скорее подозрительной, несмотря на хвалебные отзывы критиков... (названия, по-видимому, религиозных журналов - прим.). Непримиримость и страстность делают его подозрительным как в глазах Церкви, в которой он атакует авторитаризм и ориентацию на буржуазию, так и в глазах социалистов, которых он разоблачает за антиклерикализм или чуть позже за бесполезный пацифизм, когда Германия снова начинает представлять угрозу. С 1911 Пеги на пороге своего сорокалетия испытывает горький опыт разочарований, падения (упадка духа, провала и т.п. - прим.) и вихря несправедливой критики, взметнувшегося после его полемического эссе против Fernand Laudet. Его пессимизм и боль (страдание - прим.) безмерны, как свидетельствует его друг Daniel Halévy: «Ах, - сказал мне Пеги однажды, - я не знал, что жизнь такова (м.б. переведено не буквально, как «я не хочу такой жизни!» - прим.). Ужасное признание отчаяния, которое он пытается заглушить работой. «Я работаю все время, каждый день, чтобы убежать от этого как можно дальше», - пишет он 4 августа 1911 года своему другу Charles Lucas de Pesloüan.
Написанные между осенью 1911 и весной 1912 года Четверостишия, наполненные кровавыми видениями, - одновременно мольба и поэма этого отчаяния. Все эти несчастья только умножились в 1912 беспокойством за второго сына, заболевшего паратифом. Тогда же Пеги совершает паломничество в Шартр, пройдя 144 км за три дня. Alain-Fournier сопровождает его часть пути. «Я совершил паломничество в Шартр. Я - Босерон (это вообще французская овчарка, не очень поняла, что он имел в виду, возможно, Пса Господня - прим.), Шартр - мой собор», - признается он другу Joseph Lotte, добавляя: «Наша Дева спасла меня от отчаянья». Новое паломничество он совершает в 1913, с 25 по 28 июля. Он пишет: «Я страдал так много и так много молился… но я обрел сокровище благодати, преизобилие непостижимой благодати...».
В то же время Пеги не обрел радости, но лишь ненадежное спокойствие (ясность - прим.), которое не избавило его от сожалений и меланхолии, и он так и не стал практикующим католиком. Будучи взрослым, он не находился в общении с Церковью и причастился лишь за месяц до своей смерти 15 августа 1914 года, à Loupmont, когда он уже надел (солдатскую - прим.) форму.
Благословение его патриотизма Богом (которое он ощущал - прим.) было частью общих настроений в предвоенные годы, ожиданий и надежд на реванш после долгих лет уныния из-за поражения в 1870 (далее перевожу подстрочником - прим.):
«Благословенны те, кто умер за эту плодородную землю,
Но только если это случилось в войну. (…)
Благословенны те, кто погиб в битве, падая на землю перед лицом Господа,
Счастливы созревшие колосья и сжатая пшеница».
Это перекликается с Благословением (наверное, его произведение - прим.).
Произведения Пеги пламенно прославляют те ценности, которые для него соответствуют благородству человеческой натуры, достоинству и свободе, во-первых, скромная работа, осуществляемая с терпением, земля, возделываемая с уважением, семья: "Есть только одно приключение, и это особенно заметно в современном мире: быть отцом», - пишет он. Это его базовые ценности, связанные с патриотизмом и верой в Республику, которая в конце концов будет сильной, щедрой и открытой. И именно в этом, по его мнению, в непреклонном (решительном, непоколебимом - прим.) действии и происходит встреча с Богом. Пеги может выступать как теолог, воспевающий естественные ценности, сотворенные Богом любви. Интонацию уважения и любви ко всем живым существам мы находим в Четверостишиях Евы, в начале этой великой поэмы, в которой раскрывается картина земного рая. Отсюда проистекает его глубокая связь с Марией: он провел ночь перед своей гибелью, украшая цветами статую Богородицы в часовне около Вемара, где стоял его полк".