В небольшом офисе, в самом центре города, произошел взрыв: заметно пострадал интерьер помещения, вся мебель была покорежена, а некоторые предметы так и вовсе разлетелись в клочья, лопнул аквариум в углу, кое-где обрушилась и кирпичная кладка, лопнули гипсокартонные перекрытия, оплавился линолеум, на полу в неестественной позе застыли те, кто еще пару минут назад собирался "пойти заварить чай" и буровил газеты в поисках горящих путевок в Турцию ...
Приехавшие на место взрыва оперативники, повергли и без того немало взволнованных сотрудников предприятия в крайнюю степень изумления: толком даже не осмотрев место происшествия, они почему-то вызвали бригаду уборщиков, а сами, спустя некоторое время, взяли одну единственную пробу воздуха в комнате, с особым тщанием упаковав ее в специальный герметичный отборник, затем, поместив пробу в особо прочный светонепроницаемый кейс. На робкие вопросы присутствующих, главный опер лишь отмахивался: "все по инструкции", - говорил он, не мешайте работать... Он и впрямь знал свое дело хорошо: спустя каких-то тридцать минут, проба была доставлена в самую современную лабораторию, где главный специалист, потомственный эксперт-криминалист Николай Моисеевич Кибрит, немедленно приступил к ее анализу. Между собой, мы называли Кибрита "Ленинград", хотя место рождения коллеги не имело никакого отношения к колыбели Революции. Дело в том, что несмотря на в общем-то неопасную профессию, Николай как-то отметился выездом на самое настоящее задержание, где, не оправдав поговорку про новичков и везение, получил серьезную травму головы... Выжив и выслушав от нас традиционное "повезло" (почему-то все и всегда называют это "повезло", оценивая, очевидно, только с одной стороны крайности. С другой стороны, что очевидно, повезло вообще всем и про это обычно просто умалчивают), он провалялся в больнице долгие недели реабилитации. Когда же повязки, наконец, сняли, на обритой голове Коли мы увидели хорошо заметный шов, сделавший его голову неумолимо похожей на общеизвестный предмет для игры в лаун-теннис. В общем, Ленинград, со свойственным ему тщанием, провел по этому ЧП в лаборатории времени не меньше, чем когда-то в операционной... Мы не сомневались в опыте и квалификации своего товарища, тем более, ему было хорошо известно, что у него в руках едва ли ни единственная обретенная в ходе следствия улика, в полной мере оказывающая влияние на весь ход судебного процесса. Вне всяких сомнений, от этого немало зависела и репутация Кибрит как специалиста - прокурорские взяли особый контроль над расследованием - такие происшествия не столь часты и в масштабах страны, не говоря уже о масштабах нашего города и области... Для чистоты эксперимента Кибриту даже создали особые условия - освободили от другой работы, аккуратно намекнули о возможном ускорении в карьере - присвоении внеочередного звания. Тем большим было наше разочарование в тот момент, когда полностью изможденный, посеревший почти как исследуемая им проба, Коля вымученным голосом произнес: "Ну невозможно это, мужики. Поймите - не-воз-мож-но. Вы просите меня установить картину происшествия буквально по пыли! Когда-то давно, в таких случаях, производили осмотр, делали опись, опрашивали свидетелей. И только теперь, после введения этого дурацкого Единого Следственного Стандарта меня сделали крайним. Да будь оно хоть трижды новейшим и трижды же проклятым, это оборудование!". Дальнейшие требования, уговоры и даже угрозы не помогли... - Ну хорошо, - непроницаемо стальным голосом произнес полковник, - Если наши сотрудники оказались не в состоянии, этим займется сторонняя организация... Николаю Моисеевичу показалось, что в этом тоне присутствовало нечто большее, чем раздражение родителя поведением своего нерадивого отпрыска. И основания к этому были: пару раз аналогичные пробы действительно отправлялись в другую лабораторию и это была лаборатория под руководством его однокашника и конкурента, Лешки Никитского. И полковнику, несомненно, было об этом известно. Никитский, при всем родстве их профессиональных интересов и даже некотором внешнем сходстве, был человеком, что называется, из другого теста. Когда-то давно, они даже дружили. Их объединяла не только общность в выборе будущей специальности, но и хобби - любовь к автомобилям. Николай одним из первых в их среде правдами и неправдами умудрился купить подержанную "восьмерку", что казалось просто неслыханной роскошью для студента. Время было лихое, автомобили умудрялись угонять даже с огороженных стихийных автостоянок. Поэтому первое, что он сделал, едва утихла радость от приобретения - попросил сведущего в радиоэлектронике Никитского сделать что-то простое, но эффективно-противоугонное, дабы "лайба" не смогла обрести нового хозяина без согласия старого. Никитский охотно согласился: после пары вечеров работы с паяльником и на карачках в гараже, "восьмерка", к радости Николая, обрела возможность заводиться только особым образом, почти незаметным для окружающих. Будучи заведенной по-старому, спустя какое-то время, она начинала дергаться, мигать внутрисалонным светом и, наконец, глохла, немало обескураживая пассажиров. Мудреный прибор Никитского тут же обмыли, а Николай впервые отметил тревожное для себя превосходство товарища в какой-то, пускай профессионально почти бесполезной области... Его стремление первенствовать во всем, было немало омрачено той легкостью, с которой Леха изготовил нечто, что по аналогии с их совместной деятельностью в институте тянуло как минимум на новый препарат. - Не волнуйся, теперь никто кроме меня и тебя не разберется, - закрепил свое торжество Никитский. Минула пара месяцев, когда как обычно, поутру выйдя к машине и сделав уже привычный, едва уловимый маневр рукой под консолью, Николай заглох, едва автомобиль выехал на улицу. Тщетно повторив попытки несколько раз, Николай бросился к телефону... - Извини, Коль, сегодня на выезде, а завтра утром в коммандировку на две недели, - сходу обескуражила трубка, но тут же посоветовала постучать в означенном месте приборной панели. Как ни странно, но метод дал эффект: постукивание дало возможность доехать до работы и даже худо-бедно дождаться, пока закончится коммандировка. Спустя пару недель, Николай с удивлением обнаружил, что Леха оказался крайне занятым человеком - его постоянно и неотложно просила что-то сделать жена, которая, оказалась одновременно болезненным, капризным и на удивление неадекватным существом, наряду со своей матерью, вступившей в соревнование на право безгранично обладать свободным временем Лехи. Противоугонка, тем временем, совсем адаптировалась к стукам и перестала воспринимать даже пинки, которыми со временем сменились почти дружеские похлопывания. На последнюю просьбу, почти мольбу, не чинить, а просто отрезать эту постоянно глючившую хреновину, Леха выдал нечто типа "Попробую после работы к тебе заскочить, на следующей неделе, если получится". Николай незамедлительно понял, что пора брать инициативу в свои руки и попросил хотя бы в двух словах объяснить, где и как искать корни этого вредного изобретения в системе зажигания. Кое-как записав координаты для поиска, на следующее утро он собственнолично убедился в переоценке им заслуг своего товарища, некогда казавшегося ему настоящим гуру электроники. Заляпанная припоем коробочка была обнаружена и обезоружена буквально за час, а по ухмылке придорожного электрика Николай понял, что к заслугам его бывшего друга профессионал отнесся крайне скептически. Несколько выправив самооценку и сделав соответствующие выводы о несовершенстве людской породы, Кибрит вскоре позабыл не только о дружеских и ставших почти привычными пинках по автомобильной консоли, но и о чувстве товарищества, тем более, Никитский надолго пропал с его горизонта. Лишь спустя несколько лет, мобильный Николая оживился незнакомым номером. - Привет, радостно произнес Леха, - как будто они попрощались только вчера, - дали вот тут твой телефон знакомые. - Видишь, какая штука, беру машину в кредит, обзваниваю друзей, нужно хотя бы пять штук баксов, нету у тебя?! Даже если бы он предложил, наконец, приехать демонтировать эту злосчастную противоугонку, Николай удивился бы меньше... Некоторые, подумал он, очевидно, не так чутко следят за фарватером отношений, что позволяют себе всплывать спустя годы в неожиданном месте, с мягко скажем, деликатной просьбой. - Знаешь, а у меня сейчас столько нет,- произнес Кибрит каким-то чужим голосом. И тут же с удивлением осознал, что ответ был бы тем же, даже если бы искомая сумма действительно у него была. Неужто это жадность, вдруг осознал он, едва повесив трубку... В последствии, он слышал про Никитского лишь пару раз - во время ремонта лаборатории с сопутствующей заменой оборудования, пробы действительно "по-соседски" отправлялись его бывшему коллеге (что он легко и не без некоторого удивления вычислил по инициалам) и теперешнему конкуренту. Результаты за подписью соперника он комментировал с плохо скрываемым скепсисом: чужие, как правило, все равно "так" не сделают, отмечал Николай, поправляя мелкие помарки в отчете и ставя вопросительные знаки под выводами, однозначность которых была, по его мнению, как минимум спорна. Начальство же напротив, скепсиса сотрудника не разделяло: отчеты нравились руководству ясностью и категоричностью формулировок. Вечно осторожничающий Кибрит их давно и обоснованно раздражал, лишь портя статистику и ставя в двусмысленное положение следователей... - Слышал, дело-то это, про взрыв, закрывают, в архив сдают, - буднично и вместо приветствия, произнес следователь Петров, едва в курилку зашел Николай. - Какое дело, почему? - недоуменно спросил Кибрит, хотя интуитивно почувствовал, что уже понимает, о чем речь... Буквально через пятнадцать минут, он уже держал в руках результаты экспертизы за подписью теперь уже даже неприятной ему фамилии. Махом перелистнув с десяток страниц, с описанием полученной пробы, обоснованием чистоты и объективности произведенных криминалистических действий, требований нового Следственного Стандарта, обоснования соответствия произведенных экспертизой действий этому Стандарту и его аналогов в мировой криминалистической экспертизе, списка оборудования и так далее, он, наконец, нашел интересующий его абзац, содержание которого гласило примерно следующее: "Полученная на криминалистическую экспертизу проба, позволяет однозначно утверждать о содержании в воздухе помещения, в котором произошел взрыв, цементной пыли цемента марки "М250" в концентрации 35 мг/м.куб., а также цветочной пыльцы, в концентрации 2 мг/м.куб., предположительно, растения семейства тутовых. Направление и мощность взрыва, а также тип взрывного устройства установить не предоставляется возможным". Прочитанное произвело на Николая неожиданное впечатление, торжествуя и разрезая пространство отчаянной жестикуляцией, он тот час же, красноречиво и невероятно убедительно, доказал присутствующим, что Никитский в очередной раз ошибся, взяв неверные данные по плотности и допустив ошибку по концентрации цементной пыли. - Ровно на на 7 мг пыли меньше, это же больше 10% погрешности! - кипятился Николай, - я лично месяц убил на это! - Тутовые! Фикус от кактуса отличить не может, специалист! С трудом его угомонили... Все-таки, он был настоящим профессионалом, наш Ленинград...