Сегодня хоронили Торпеду. И хотя Ласка не в первый раз присутствовал на похоронах, сейчас он ни как не мог перебороть себя и унять предательскую дрожь в руках. Чувствуя ледяной холод внутри, не в силах вымолвить слова из-за застрявшего в горле кома, он до побеления костяшек пальцев сжимал под столом кулаки и глупо улыбался - на похоронах не принято было грустить.
Как всегда собрались в синем холе. Длинный стол, легко вместивший всех провожающих, был сервирован соответственно всем правилам. Салаты мясные, салаты овощные, салаты фруктовые соседствовали с соками и спиртными напитками. И конечно же шоколад- обязательный атрибут сегодняшнего мероприятия. Всего ровно столько, чтобы никто не почувствовал себя обделенным, встав из-за стола, но и ни крупинки пищи не должно остаться после прощальной трапезы. Все знали, что это смертный грех.
Похороны начались час назад, и народ постепенно начинал отыгрывать свои обычные роли. Гайка с Собакой отпускали в адрес окружающих меткие, едкие шуточки, острословили и периодически начинали ржать над каким-нибудь припомненным бородатым анекдотом. Карандаш, быстро взявшая себя в руки, вовсю стреляла глазками в сторону Погона, который то надевал на себя нарочитую маску равнодушия, то не выдерживал и начинал строить ей в ответ разные рожи и показывать язык. Дупло, знавший, что в силу своей тучной комплекции он наименее подвержен воздействию алкоголя, который также предстояло выпить весь до капли, налегал на обожаемый им абсент; а Волынка, как самая младшая из присутствующих, на шоколад. Ласка понимал, что на фоне окружающих выглядит зажато и совершенно неестественно, но никак не мог взять себя в руки. Хоронили его друга.
Стрелка часов неумолимо ползла к 10 часам вечера и было совершенно ясно, что если Ласка в самое ближайшее время не сможет перебороть себя, то во время обряда дарения все увидят его слабость. Больше всего он не хотел, что бы эту слабость заметил Торпеда- ему сейчас было тяжелее всех. Вот, сейчас, он восседает среди них за столом на стуле с высокой изящной спинкой, но все знают, что свой последний рассвет он уже встретил и до следующего ему не дожить. Знает об этом и Торпеда. Пока что он великолепно держит себя в руках, но ни кто не может сказать о том, как он поведет себя, когда ему вручат дар. И шрам на лице Торпеды- прекрасное доказательство тому, что похороны могут стать последним событием в жизни любого присутствующего на них.
Не зная куда деть глаза, Ласка предпочел сосредоточить свое внимание на пузырьках шаманского в бокале у Луны. Это было лучше, чем, привлекая к себе внимание, смотреть на кого либо: на семью, на Торпеду или на нее… Госпожа как всегда восседала во главе стола, поодаль от остальных. Освещение было зажжено таким образом, чтобы дальний край стола с креслом Госпожи оставался в легком полумраке. Укутанная с головы до пят, в свой балахон из черного шелка, она не позволяла никому даже на мгновение увидеть хоть частичку ее кожи. Черные лайковые перчатки и капюшон, всегда опущенный на глаза, были таким же ее неизменным атрибутом как и шепот, скрывающий ее истинный голос. Правда, многие вообще сомневались в наличии у нее голоса.
- Эй, Волынка, смотри, от сладкого попа слипнется! - язвила Монета.
Волынка, не отрываясь от вожделенной плитки шоколада, уничтожительно смерила взглядом Монету:
- Завидно, да? - и, облизывая пальцы, добавила.- Дура!
Все знали, что от шоколада у Монеты сразу выскакивают прыщи и, вследствие этого, Монета всегда как-то особенно лично переживала приближение церемоний, на которых потребление шоколада было обязательным. Вот и сегодня, с самого утра, она бурчала:
-Дурацкие похороны, идиотский обычай есть шоколад…. Ну почему у всех все нормально, а у меня эти долбаные прыщи! Нет, я это не вынесу, дайте нож, я этого Торпеду без всяких похорон упокою…
Но сейчас, сидя за столом в присутствии Госпожи, она не смела произносить подобных слов и внутренне готовилась к моменту, когда ей все же придется съесть дольку столь ненавистного ею шоколада, как того требовал обычай.
-Нет, Волынка, помяни мои слова, когда у тебя слипнется твоя вонючая задница от сладкого, да так, что ты даже пукнуть не сможешь, а сможешь лишь голосить, умоляя о помощи, я возьму нож и…
Докончить свою тираду она не успела, так и замерла с открытым ртом. Словно ледяной ветер, прошелестел над столом, меж пирующих шепот госпожи:
- Пора. Ласка, приблизься.
Призвав на помощь всю свою волю, стараясь ничем не выдать своего состояния, Ласка медленно встал из-за стола и, приблизившись, встал в метре от Госпожи. Это была наименьшая дозволенная дистанция. Не поднимая спрятанных во мраке капюшона глаз, она извлекла из широкого рукава балахона шкатулку, обитую черным бархатом, и положила на стол.
- Чего ты боишься, Ласка? - все так же глядя, куда мимо замершего по стойке смирно парня, спросила Госпожа. - Это не первые и не последние твои похороны. Раньше я не замечала за тобой такой слабости. Неужели это мой легендарный Ласка, вытаскивающий братьев и сестер из любой, казалось бы безнадежной передряги? Ласка, на которого я возлагаю столько надежд? Ты дрожишь так, как будто это твои похороны.
Госпожа чуть откинулась в своем кресле и приподняла голову. Не было сомнения, что сейчас она смотрела именно на него, хотя мрак капюшона все так же надежно скрывал лицо своей хозяйки.
- А-а-а, я понимаю, через пару лет ты окажешься на месте Торпеды, но уже сейчас ты обмираешь от одной только мысли о предстоящем.
И это было правдой, но лишь отчасти. С одной стороны, Ласка знал, что день его 18-ти летия станет его последним днем и, приближающаяся перспектива похорон, ввергала его, не единожды спорившего со смертью, в мистический ужас. Но больше всего его угнетало то, что Торпеда, которого он не раз вытаскивал буквально с того света, обречен и он, Ласка, ни чем сейчас ему не мог помочь.
- Мой мальчик, - вздохнула Госпожа. - Поверь мне, когда ты достигнешь своего предела и сядешь туда, где сидит сейчас Торпеда, ты не будешь сожалеть об окончании своего пути. Я обещаю, что когда это произойдет, твоя награда будет столь высока, что последними твоими словами будет мое имя, произнесенное с благодарностью за откровение, которое я тебе подарю. Ты поймешь это. Уже скоро. Завтра утром.
-А сейчас, - Госпожа простерла руку в сторону Торпеды. - Вручи нашему брату дар.
Слегка поклонившись Госпоже, Ласка трепетно взял в руки черную шкатулку и подошел в Торпеде.
- Брат, в сей час последний прими от нас этот дар и дай нам память. - прозвучали до боли знакомые слова обряда.
- Я принимаю дар и оставляю память. - твердо ответил Торпеда, принимая из рук Ласки шкатулку. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, но Торпеда первым отвел свой взор. Ласке ничего не оставалось, как сесть на свое место, приняв из рук обреченного надкусанную им плитку шоколада, от которой всем предстояло отведать по кусочку.
В просторной зале над столом висела тишина. Был слышен лишь слабый треск свечей, плачущих в тисках бронзовых подсвечников. Ни кто не шевелился, все взгляды были устремлены на Торпеду и лежащую перед ним шкатулку с даром. Каждый знал, что именно находится в ней и интрига была лишь в том, как им распорядится умирающий.
Несколько секунд Торпеда смотрел на шкатулку, словно раздумывая открывать ее или нет, и на конец, решившись, осторожно откинул крышку, оказавшуюся весьма податливой. В шкатулке, изнутри выкрашенной в красный цвет, лежал блестящий револьвер и рядом с ним, в углублении покоилась пуля. Обреченный молча вынул револьвер и вставил в пустой барабан единственную пулю. Было видно как дрожали при этом его руки, мешая попасть пуле в паз барабана. Еще минуту умирающий разглядывал игру света на хромированной поверхности оружия, читая дарственную надпись. Затем в едином порыве он резко крутанул барабан и приставил к своему виску. В висящей тишине раздался звонкий щелчок. Все облегченно вздохнули- осечка.
- Ну вот и славно! - улыбнулся Дупло, потянувшись к стакану с абсентом,- Я всегда говорил- Торпеда правильный брат и умирает он правильно, а не как Ко…
Локоть Луны, впившийся в его бок, не дал ему закончить.
- Придурок, пьяный придурок! Пей молча или я клянусь, ты не доживешь до своих похорон!- гневно выпалила раскрасневшаяся Луна. Дупло, по началу было несколько растерявшийся, махнул рукой и, подмигнув Торпеде, осушил свою рюмку.
- Скотина!- фыркнула, отворачиваясь, Луна. Среди всех братьев и сестер именно с Торпедой у нее были самые сложные и натянутые отношения, полные взаимных издевок и прочих проявлений антипатии. Они всегда конкурировали друг с другом: тонкая, изящная Луна и грубый, прямолинейный во всем Торпеда. В иные времена в ином месте их отношения, пожалуй бы, закончились бурным романом, как это обычно и бывает, но между братьями и сестрами не может быть любви. Ни брат ни сестра не имеют права на любовь- таков был один из пунктов устава, нарушить требования которого означало совершить смертный грех.
Луна уважала достойного противника в Торпеде и даже мысленно не допускала возможности воспользоваться его обреченным положением для обычных по отношению к нему подколок и язвительности. Поэтому для нее стало неожиданностью, когда тему, начатую Дуплом, подхватил Гайка.
- Ну а что молчать?! - поднялся он из за стола и повернулся к Торпеде- Ты всегда, как сказал Дупло, был правильным братом! И каждый из нас знает и помнит откуда на твоей щеке шрам.
Не обращая внимания, на тянувшего его за рукав Погона, и шипящую Луну, Гайка вопрошал, теперь уже обращаясь ко всем:
- Или забыли кто вас всех тогда спас? Спас, когда етот придурок Кольцо решил…- мальчик на секунду запнулся и, понизив голос, полушепотом добавил- решил угрожать Госпоже.
- Жополиз. - пошептала одними губами Луна. Все замерли и даже Торпеда изменился в лице. Ласка с тревогой смотрел на умирающего друга, на побледневшем лице, которого тонкая полоска шрама теперь стала даже еще более заметной.
- Сядь и заткнись, урод! - не отрывая глаз от шкатулки с револьвером перед собой, приказал Торпеда. Присутствие Госпожи казалось его совсем не смущало.
- Нет, Гайка, продолжай- я тебя слушаю.- прилетел из темного конца стола шепот Госпожи.
- О, Госпожа, я… - Гайка смутившись поклонился- я не знаю, что и говорить. Я уже все сказал, что хотел. Могу лишь добавить, что я на месте Торпеды пос…
- Ты будешь на его месте. Я же хочу услышать от тебя, почему ты считаешь, что Торпеда тогда вас всех спас.
-Госпожа, - перетрусивший Гайка поклонился еще ниже и стал лихорадочно соображать, как бы изложить события тех дней в угодной повелительнице форме.
- Мы все, каждый из нас тогда знал, чем закончилась попытка угрожать вам в семье Волка. Тогда Ветер стреляла в вас и только ваше могущество…- Гайка задумался чем бы заменить слово «спасло», которое по отношению к всесильной Госпоже было явно не подходящим.- Но конечно же ваше могущество не оставило никакого шанса ее затее.
Перед глазами братьев и сестер живо встала запись тех похорон. Гордая Ветер, замершая между стулом и столом, с револьвером направленным в сторону Госпожи, застывшие в немом удивлении у выхода братья и сестры Ветра, недоумевающие, как такой инцидент мог случиться в самом конце похорон и именно в их семье. Глухой треск выстрела. Все было бросились назад, в зал- неужели попала? Нет, из полумрака дальнего края зала показалась Госпожа без явных признаков ранения и молча проследовала сквозь, расступающиеся перед ней в почтении, ряды братьев и сестер. На столе Ветер упала на колени и, закрыв лицо руками, молча зарыдала. Было видно как сотрясают рыдания ее хрупкие плечи. Бесполезный теперь уже револьвер лежал тут же возле нее, среди осколков, разбитой падением выроненного оружия, тарелки.
А через секунду раздался ужасный взрыв. Ударной волной стол с рыдающей Ветром и всеми стульями отбросило к окну, а стоявших в замешательстве членов семьи разметало в стороны. Не выжил никто. Ни на Ветре ни на ее братьях и сестрах, как и ожидалось, не нашли ни каких следов насильственной смерти, в коей, впрочем никто все равно и не сомневался. В кресле же Госпожи, прямо на уровне груди сидящего человека, красовалась огромная дыра от револьверной пули.
- Так ты полагаешь, что они все погибли в наказание за поступок Ветра?- спросила Госпожа у замолчавшего Гайки.
- Да, я думаю они получили справедливую кару.
- Тогда почему живы вы? Чем вы лучше их? Чем Кольцо лучше Ветра?
Повисла пауза. Гайка стоял в замешательстве, не зная как правильно ответить на вопрос повелительницы.
- Сядь и помолчи. - приказала она ему- Торпеда, ответь ты на мой вопрос. Ты ведь знаешь ответ, расскажи им.
Торпеда, горько улыбнувшись, во второй раз крутанул барабан револьвера и, не спеша, приставил холодный метал к виску.
-Знаю. Они умерли потому, что увидели твой настоящий облик… - ответил он и нажал на курок. Раздался все тот же звонкий щелчок.
- Достаточно, -донесся шепот повелительницы. Торпеда со злостью в глазах, нажал на курок повторно и вслед за этим еще раз и еще. Выстрела не последовало и он в раздражении, небрежно бросил револьвер в шкатулку.
- Достаточно слов,- пояснила Госпожа.- Продолжай игру. Ты мне все больше и больше симпатичен. Кажется я в тебе не ошиблась.
Торпеда ни как не отреагировал на похвалу и, взяв в руки вилку меланхолично стал тыкать ею в овощной салат. Каждому из присутсвующих было понятно на сколько скверно у парня на душе и старались хоть как то отрешится от мрачной, зловещей церемонии. Тишина за столом стояла не долго. Благо плитка шоколада, передаваемая из рук в руки для того, чтобы каждый откусил свой кусок и, наверное тем самым ритуально разделил трагизм брата, мешала внутреннему уединению собравшихся. Естественно первой нарушила тишину вечно недовольная всем, ворчунья - Монета.
Наблюдая за тем, с какой гримасой горечи и отврашения Монета надкусывала ненавистную ей церемониальную плитку, от которой оставалось все меньше и меньше, Волынка улыбнулась и показала свой коричневый от шоколада язык. Та на миг замерла и, угрожающе медленно двинув челюстями, неповорачиваясь передала плитку сидящему рядом Погону.
- Слушай, козява, я еще посмотрю на тебя, когда тебе будет 13, - зло начала она.
- Нравится шоколад? Давай, лопай, да побольше! Скоро у тебя станут черными от кариеса зубы, а кожа покроется такими угрями, что ты станешь пугаться самой себя в зеркале по утрам. И, наконец, тебя пристрелят свои же, в ходе оперции, спутав с каким- нибудь сифиличным карликом...
- Ага, - задорно захихикала малышка. - это было бы прикольно! Только мне тринадцать будет через четыре, а тебе осталось три года. Если хочешь, на своих похоронах, можешь пальнуть в меня, я даже...
Получив подзатыльник от Собаки она виновато втянула голову в шею и умолкла. Волынка и впрямь, перегнула палку. Шутить на тему похорон в семье- шутили. Храбрясь, иронизировали о своих последних днях, лишь бы отогнать постоянное ощущение жуткой неизбежности. Впрочем, времени задумываться о неизбежности похорон у братьев и сестер все равно не было. Каждая их совместная операция да и просто шалости в выходное время могли закончится для них трагически. А до похорон, даже если до них оставалось год или несколько, еще нужно было дожить.
Пытаясь отвлечь внимание окружающих от своего некорректного поступка, Волынка повернулась к сытому и уже слегка пьяному добродушному толстяку Дупло и спросила:
- Как ты думаешь, наш новый брат уже родился?
Дупло смачно рыгнул и добродушно улыбнулся:
- Конечно. Его поди уже аист несет. Не... аист не унесет. Птеродактиль. Во, его несет нам птеродактиль. Он поди рамерами по больше будет. Да и характер у него боевой, как раз, новорожденных братьев и сестер приносить.
Волныка критически посмотрела на брата:
- Не, ну я серьезно. Какие аисты и птице... птицедакли.
- А я серьезно. Думаю принесли. До нашего возращения должны, а оно уже скоро.
- А мы можем его назвать Торпедой в честь, ну в честь нашего Торпеды?
- Мы тут ничего не решаем. Да и глупо было бы называть двух «наших» одинаковыми именами. Это пусть люди имя, отчество и фамилии дают, у нас все проще. И вообще, ты уже сто раз у всех спрашивала. Тебе что, нравится задавать одни и те же вопросы по многу раз или ждешь, что мы что-то другое тебе скажем? Прям как вчера родилась.
Но Волынка все же сомнительно покачала головой:
- Ну ведь всякое бывает. А вдруг в этот раз будет по другому. Что если это будет сестра? И имя ей дадут как у людей, а не наши смешные клички?
Дупло снисходительно улыбнулся. Не смотря на свой достаточно юный возраст, двенадцать лет, он любил докапываться до сути вещей, задаваясь порою странными для окружающих вопросами. И еще больше он любил объяснять непонятное и учить других. За, не по возрасту мудрые, рассуждения его уважали даже старшие братья и сестры.
- Слушай, не ты первая, не ты последняя. Я когда родился тоже задавал такие вопросы. Все задавали. Тогда старшим у нас был Конопля. Он помнил, естественно, тоже всех своих братьев и сестер и еще многих, кого он сам уже не застал, но знал по рассказам старших. И знаешь, братья и сестры всегда рождались по-очередно. Уходит брат- приходит брат, уходит сестра- приходит сестра. И имена в шкатулке. Так было и видимо будет. Они, там, наверное помнят всех и одинаковых имен не дают. По крайней мере никто и никогда, из тех кого я знаю лично или по рассказам старших, одинаковых имен не носили.
Случается, что брат или сестра погибают и тогда, вместо пяти братьев и пяти сестер остается, к примеру, четыре брата и три сестры. Но это ничего не значит. Просто играть приходится в меньшинстве. В семье Волка, о которой сегодня упоминали, очень гордились своей истрией. Много поколений назад случилось так, что в семье остался один брат- самый младший. Его звали Перстень. И было ему тогда чуть меньше чем тебе- он даже первого своего дня рождения не успел справить. А задания то, даются на семью и никого не интерисует сколько в семье осталось детей. Сама знаешь, в игре каждый брат и сестра на вес золота. А тут один, маленький несмышленыш без всякого опыта. Но каким то чудом он дожил сначала до первого дня рождения и ему дали сестренку, на второе он в помощь получил брата. И когда его хоронили его семья была вне всякой конкуренции. Такой не было до и уже ли в дальнейшем будет. Говорят, каждый из его братьев и сестер стоил целой семьи. Во как! Легендарная была команда, да. Кстати, первые похороны в его жизни были его собственными. А до того момента он каждый год поминки справлял по каждому погибшему брату и сестре в порядке очередности. Так что великая династия оборвалась. И так бывает. Вот так вот.
- А поминки- они какие, а? - не унималась Волынка.
- Да такие же, только револьвер по кругу идет... - начал было Дупло, но его перебил Пагон:
- Только его не к виску приставляют, а дулом в рот.
- А это еще зачем? - удивилась Собака.
- Чтоб болтать по меньше, - хором ответили Погон и, подключившейся к беседе Гайка.
- Да ну вас! - обиделась Волынка и отвернулась.
Дупло пригубил еще абсента и филосовски улыбнулся:
- Ну, не на все ж у науки есть ответ.
Собака ткнула Погона логтем в бок - Дурак, а я поверила ведь. Слушай, а на самом деле. А если стрельнет?
- Так так... Значит когда на похоронах Торпеда играет в рулетку ты не боишься. Стреляй Торпеда, не жалко, все равно это конец один, а как самой поиграть, так страшно? Эх ты! - наиграно возмутился Пагон. - Не боись, на моей памяти ритуальное оружие еще не раз не стреляло...
И этот самый миг грохнул выстрел. Все испугано вскочили с мест. Послушался звон падающей со стола посуды и грохот стульев, упавших от резко вставших с мест хозяев. Все взгляды были устремлены на Торпеду.
Торпеда лежал столе. Его голова, повернутая к семье, покоилась в тарелке с салатом. На лице брата застыла удивленная улыбка. На ладони безвольной руки, медленно сползающей со стола, лежал именной револьвер.
Луна прикрила рот ладонью и обвела, расширившимися от ужаса глазами, окружающих.
- Как же так, как же... - еле слышно шептали ее губы.
Побледневшие братья и сестры, застыли в гробовом молчании. Ни кто не знал, что же произошло, почему это произошло и что последует за тем.
Госпожа поднялась и, не удостоив никакими комментариями присутствующих заскользила к выходу. Стоявшие на пути ее движения испугано обернулись и провожали прижавшись к краю стола, по дальше от несущей смерть неизбежности. Гайка от ужаса забрался с ногами на стол и обнял колени. Лишь Ласка, позволил себе стоять не шелохнувшись спиной к проходящей мимо Госпоже.
Глухой стук закрывающейся двери вывел братьев и сестер из оцепенения.
- Ни фига себе похороны, - храбрился спрыгнувший со стола Гайка.
- Я-а-а-а-а... - заголосила, закрывшая руками лицо, Карандаш. - я не хочу умирать! Слышите, я не хочу! Ну почему? Почему я? Я не хочу, мне еще пять лет, мне осталось еще пять...
- Заткнись, блин! - тряхнула сестру, быстро взявшая себя в руки Монета. - Мы живы. Это значит, что мы будем жить. Ты поняла меня? Бу- дем жить. Я бу-ду, ты бу-дешь, мы... жить. Понятно?
- И это, убери свою идиотскую улыбку, тошнит уже, - скомандовала Погону Монета.
Погон крякнул и усилием воли стер следы истерики с лица.
- Это, кто- нибудь знает, что дальше? Дупло, слушай, что делать то? Такое ведь наверно еще у кого-нибудь было? Какие правила? Не тяни.
- Хым, хороший вопрос, - задумчиво подпер подбородок толстяк. - если коротко, то из тех, кого я знал так или иначе с такой ситуацией не сталкивался никто. Если такое и случалось раньше, то настолько давно, что никто уже и не помнит. Но раз Госпожа покинула зал и мы все еще живы- это значит церимония окончена.
- Нам надо убираться от сюда и чем скорее, тем лучше, - скомандовала Монета.
- Куда пошла!? - прикрикнул Собака на Волынку, попытавшуюся с детской непосредственностью и любопытством приблизится к мертвому брату. - Тебе же русским языком сказали: «уходим». Марш давай, дверь в той стороне.
Луна осторожно взяла за локоть, стоящего в оцепенении Ласку- Пожалуйста, пойдем, нам надо уходить. Слышишь? - и не дожидаясь ответа потащила за собой.
Они спешно покидали зал, поторапливая друг друга, боязливо оборачиваясь назад. Как- будто ожидая, что с минуты на минуту в том месте должно произойти что-то ужасное, еще ужаснее того, что случилось. Липкий страх гнал их по коридорам, освещаемым одними свечами. Гулко отрожался от стен торопливый топот ног. Наконец, они достигли своей рекреации. И только когда дверь их апартаментов захлопнулась испуганные и возбужденные братья и сестры перевели дух.
- Ни кто не идет? Послушай, - подтолкнула Собака к двери Гайку.
Тот прильнул к замочной скважине сначало ухом и жестом приказал всем сохранять тишину. Затем, словно услышав что, прильнул глазом. Повисла мертвая тишина. Гайка внезапно попятился и с широко раскрывшимися глазами повернулся к своей осиротевшей семье. Все, кроме безраличного ко всему Ласки, в ужасе отпрянули от Гайки, подальше от двери и того, находящегося за ней, что так напугало их брата.
-Ха!!! - выдохнул внезапно Гайка и сложился пополам, хихикая над струхнувшими браятьями и сестрами. - нет там ничего, не- ту.
- Казел, - ругнулся Погон и отвесил бесенку подзатыльник.
- Врежь ему и от меня.
- И меня.
- И меня... - негодовали сестеры.
- Ой, а кто это? - внезапно у всех за спиной раздался вопрос Волныки. Все разом обернулись и уставились на сестру указывающую на кровать, в которой еще сегодня утром проснулся их погибший брат.
На постели, закрытый по самую шею простыней, лежал абсолютно лысый ребенок лет семи-восьми.
- Так, так... у меня два вопроса, - задумался Дупло. - Первый- как «это» зовут.
- Почему «это»? Это - мальчик, так всегда... - начала было Луна и осеклась. После того, что произошло ни кто не мог гарантировать, что все дальнейшее будет развиваться по правилам.
- А я вот не был бы столь уверен, что сегодня все по правилам, - подтвердил Дупло.
- Ладно, я проверю, - Монета, недожидаясь одобрения остальных подскочила к кровати и заглянула под простыню.
- Мальчик. Второй вопрос?
Дупло ухмыльнулся и обвел взглядом семью.
- Кто пойдет за шкатулокой с именем?
- Ой блин... - схватился за голову Пагон. Все охнули. Никому не улыбалось покидать родные стены и возвращаться в жуткий церимониальный зал.
- Не было никакой шкатулки, - тихо сказал Ласка.
- Ну да? Так не бывает. Брат не может оставаться без имени. Всегда есть шкатулка. Может ее положили под простыню? - засомневалась Карандаш.
- Шкатулки там нет, - отрезала Монета.
Собака подошла к Ласке и заглянула ему в лицо.
- Может ты ошибся, может ты не заметил? Шкатулка должна была остаться.
- Я уверен- ее там нет и не было.
Все замерли в нерешительности.
- А может нам самим его как- нибудь назвать? - предложила Волынка.
- Может быть это знак, что его нужно назвать так же, - разволновалась внезапной догадкой Луна. - Ну я имею ввиду Торпедой?
- Так, а как его зовут... это кто-нибудь контролирует вообще? - задумалась Монета. - может придумаем ему имя, а?
- Контролируют, - отрезал Дупло.- Учителя. Поэтому у меня есть предложение. Первое, кто-то должен вернуться в синий хол и проверить- не осталась ли там где шкатулка. Может она упала и лежит где- нибудь под столом. Второе, если шкатулки там все же нет- мы дождемся утра и узнаем на занятиях. Учителя должны знать. На сколько я помню, они всегда знают как кого зовут без всяких представлений.
- А ведь точно, учителя должны знать! - хлопнула себя по лбу Монета.
- А может просто подождем утра и не будем никуда ходить, а? - предложил Гайка.
- Ладно, я схожу, закройте за мной дверь, - устало сказал Ласка.
Собака подскочила к нему и чмокнула в щеку.
- Молодец. Спасибо. Только... только как вернешься постучи два раза. Мы запремся из нутри. Ну так, на всякий случай. Ладно?
Ласка молча кивнул и повернулся к двери.
- Попращайся там с ним за нас... - тихо вздохнул кто-то у него за спиной.