Михаил Матвеев:«Если Меркушкина не снимут, то план Даллеса по развалу Самарской области существует!»
«Засекин» побеседовал с Михаилом Матвеевым о политическом ландшафте после выборов 18 сентября и судьбе Самарской области.
Михаил Матвеев - один из немногих оппозиционных политиков в Самарской области, которого не без обиды в голосе «политическим трупом» называли губернаторы Константин Титов, Владимир Артяков и Николай Меркушкин. Сейчас Матвееву 48 лет, он вновь избран депутатом Губернской думы и строит планы на будущее. Титова и Артякова сегодня в политике нет. А о грядущей досрочной отставке Меркушкина говорят всё чаще. Сам же Николай Иванович уже три недели почти не появляется на публике. «Засекин» побеседовал с Михаилом Матвеевым о политическом ландшафте после выборов 18 сентября и судьбе Самарской области.
- Михаил Николаевич, во время выборов губернатор Самарской области Николай Меркушкин упоминал вас едва ли не при каждом своём появлении на публике, а появлялся он, пожалуй, слишком часто. Вы для него личный враг? Как так получилось?
- Это не простой вопрос, поэтому в двух словах не ответишь. Общественное поведение Меркушкина делится на до и после выборов губернатора 2014 года. До того момента, как он «нарисовал» себе 91%, это был другой человек, выстраивающий довольно умную тактику отношений с оппозицией, гражданским обществом, Думой, СМИ и так далее. На этом он только набирал очки. Конечно, никакого 91% поддержки в 2014 году у него не было, но около 70%, я думаю, было реально. Я видел социологию полпредства. Это очень много. Но Николай Иванович решил стать рекордсменом среди губернаторов, и началось нелепое насилие над самарскими избирателями, совершенно ненужные в той ситуации фальсификации и так далее. Лишь бы выдать рекорд в 91%. Это была его первая грубая ошибка и, по большому счету, начало конца. С этого момента нормальных отношений с самарским обществом уже не было, доверие к нему было потеряно, и рейтинг начал только катиться вниз. Как я понимаю, в Кремле его тщеславия тоже не оценили, сделали себе пометку, что старик требует к себе любви больше, чем к президенту.
После 91% его политика резко «поглупела», он перестал кого-либо «слышать и слушать», всё больше превращаясь в тщеславного, авторитарного начальника, любой ценой продавливающего свои решения. Причём это произошло резко.
- Вы как депутат регионального парламента могли бы, вероятно, повлиять на главу региона, пообщавшись с ним…
- Последняя наша личная встреча состоялась в декабре 2014 года, я пытался на ней решить вопрос с выплатой долгов перед коллективом Дома печати, который незадолго до того не без участия Николая Ивановича неожиданно из федеральной собственности вновь вернулся в собственность господина Шаповалова.
Вторым вопросом был Фонд капремонта, увольнение гендиректора которого Чибисова я добивался. Тогда я впервые услышал от него откровение, что вся критика самарского ЖКХ оплачивается из Лондона неким бывшим министром Титова. Я попытался робко возразить, что есть и реальное недовольство у народа, без всякого Лондона, но был резко оборван. Это было неожиданно. Раньше он такого не позволял.
Заметное раздражение было и после моих напоминаний о гарантиях по выплате зарплаты коллективу Дома печати, хотя ещё несколько месяцев назад меня убеждали, что у губернатора всё под контролем. Это был уже другой человек, и совершенно другой стиль общения.
В период 2012-2014 годов я встречался с Николаем Ивановичем много раз, возможно, чаще других депутатов, это были продолжительные беседы, иногда по пять часов за полночь. Мне они казались полезными обоим. В них Меркушкин представал внимательным руководителем, прислушивающимся к аргументам, способным меняться.
Удалось решить вопросы о переносе стадиона со Стрелки к радиоцентру: почитайте его интервью «Самарскому обозрению» летом 2012 года, он там говорит, что стадион уже поздно переносить, надо было раньше депутатам об этом говорить и т.д. и т.п. Но перенёс.
Сейчас в своей брошюре «Слушать, слышать…» это решение губернатора характеризуется как наимудрейшее. Был тогда решён вопрос о сохранении речпорта, о сохранении «Фабрики-кухни», о начале строительства улицы Луначарского, бульвара на Мало-Московской и Ново-Садовой. Я перечисляю только те вопросы, которые инициировал я, и которые были поддержаны губернатором.
Мне до сих пор не понятно, почему Меркушкина «понесло» после губернаторских выборов так, что он из консолидатора элит и общества превратился в человека, вокруг которого в Самаре сплошные конфликты, совершенно дурацкие информационные поводы, над которыми смеётся вся страна. А для чего тогда его к нам назначили? Смысл всей этой войны, которую он затеял, чтобы выбросить меня из политики? Довольно популярного депутата, работоспособного, государственника, имеющего реальную поддержку людей, медийного? Я дважды - в мае 2015 года, в период темы «Стены», и в марте 2016 года, после публикации первого видео допроса Бегуна - предлагал ему встретиться, но он это высокомерно отвергал.
Напомню, в интервью «Самарскому обозрению» в мае 2012 года, на которое Меркушкин тогда сильно обиделся, я посоветовал ему написать у себя в кабинете на стене «Самара - не Мордовия» и периодически перечитывать. Но Николай Иванович, видимо, решил, что его «мордовские» методы универсальны, и доброму совету не внял, начал ломать Самару через колено. Самонадеянно скажу, что начав воевать со мной, одним из лидеров общественного мнения и, наверное, самым популярным оппозиционным политиком в регионе, он совершил ошибку, которая ему уже дорого обошлась. Да, вся сила, казалось бы, сейчас на его стороне. Временно. Но я никуда не тороплюсь, мне 48 лет. Я полон сил и желания подраться. За мной только по официальным данным 50 тысяч избирателей. Есть ли запас времени у него? Сомневаюсь, что мудрый руководитель стал бы мир менять на войну. А по сути поведения Меркушкина получается так: пришёл в сложный регион, начал аккуратно выстраивать отношения с элитами, политическими партиями, лидерами общественного мнения, гражданским обществом. Потом вдруг «поехала крыша» от «головокружения от успехов», и разругался со всеми, перейдя в удержании власти к банальным фальсификациям, конфликтам и подавлению оппозиции. И это в период небывалого внешнего давления на Россию и совершенно иного уровня отношений с парламентской оппозицией, демонстрируемого президентом.
- Тем не менее, это не объясняет проявления особых чувств Николая Ивановича к Михаилу Николаевичу…
- Мне трудно сказать, почему в ходе прошедших выборов губернатор столько внимания уделял борьбе со мной персонально. Могу только предположить, что с моим именем у Меркушкина ассоциируется сопротивление самарцев всем принципиальным для него проектам: сворачиванию местного самоуправления и отмене прямых выборов глав муниципалитетов и гордум, объединению вузов, «Стене» и так далее. По ряду причин, лично важных для него, поэтому расхождение позиций и критику этих проектов он начал воспринимать личностно и весьма болезненно. Здесь следует отметить, что обозначив весь массив региональной власти и её политики как свою персональную «команду губернатора», Меркушкин неизбежно персонифицировал ответственность за провалы на себе. Возможно, я понял это раньше других, и губернатор это почувствовал. Естественно, это ему очень не понравилось. Это всё равно, что сказать королю, что он голый. Достаточно одного слова, чтобы обрушить весь пиар, десакрализировать власть.
Как всякий авторитарный руководитель, Меркушкин, видимо, во всех мало-мальски заметных политиках подозревает кандидатов на своё кресло. Что, конечно, тоже не придаёт ему любви к людям. Иначе мне трудно объяснить, зачем «Белый дом» в ходе прошедших парламентских выборов проводил масштабный соцопрос на тему кандидатов, но не в депутаты, а в губернаторы, где замерялась и моя фамилия.
Поэтому, начиная с губернаторских выборов 2014 года, Меркушкин, а судя по показаниям Бегуна и намного раньше, видит во мне оппонента, причем оппонента опасного, пользующегося поддержкой избирателей, и что самое неприятное, не скомпрометированного по большому счёту ничем, то есть «стереть в порошок» которого без проблем с общественным мнением не получится. Это показала история с обысками, сильно потрепавшая рейтинги власти и самого Меркушкина, но только добавившая мне поддержки как политику и в Самаре, и в Москве. Николай Иванович до сих пор выясняет, как я мог оказаться в «тройке» областного списка КПРФ на выборах в Губдуму, ведь столько усилий прилагалось, чтобы этого не произошло. Открою секрет: благодаря ему и Самодайкину. Не будь обысков, вряд ли на меня обратил бы внимание Геннадий Андреевич Зюганов.
В итоге решение о включении меня в «тройку», гарантирующее определенную защиту как депутату, которая и сработала, было принято на уровне лично Зюганова и ЦК, что полностью сломало всю «игру», что «Белый дом» пытался вести в местном отделении. Более того, развернутая против меня Меркушкиным борьба резко расширила поле поддержки меня как кандидата в Госдуму: люди увидели, что я реально оппонирую его политике и что в Самаре есть политики, которые могут бросить ему вызов.
Самомнение у губернатора очень высокое, и поэтому, видимо, на определённом этапе он решил, что «развенчивать» Матвеева в ходе выборов необходимо ему лично. Ведь такому авторитету как он, поверят. Других версий у меня нет.
- Выборы прошли и их итог для оппозиции - как парламентской, так и несистемной - печален. Хотя и ожидаем. Будут ли сделаны какие-то оргвыводы в КПРФ, ЛДПР, СР? Какие выводы следует сделать?
- У меня, конечно, есть свои выводы в отношении каждой из названных вами партий и несистемной оппозиции. Но пока неокончательные. Лично я сейчас понимаю, что ключевым вопросом, если мы остаемся в поле легальной борьбы на выборах, является не сама кампания, а удержание результата, то есть борьба с циничными фальсификациями на участках. Методы должны быть на порядок жёстче. Это пока всё, что я могу сказать.
Что касается компартии, то еще одним вопросом является необходимость адаптировать её к запросам современной России. На встрече с Зюгановым неделю назад я сказал, что не надо списывать весь результат «Коммунистов России» исключительно на неграмотность избирателей, которые путались в бюллетенях и голосовали по ошибке не «за тех коммунистов». Многие голосовали сознательно не за КПРФ. В обществе, очевидно, есть запрос на каких-то «других» коммунистов. Над этим надо серьёзно подумать идеологам КПРФ, тем более, что в мире есть серьёзный рост левых настроений. Их упадок в России - нонсенс, его объяснение нужно найти.
Вторая тема - рост ЛДПР. Я бы не стал объяснять его только происками Кремля, скорее, точное попадание в национальную повестку.
И третье - то, что «Единая Россия» начала эксплуатировать СССР в широком смысле, как основу именно своей политики, а не политики КПРФ. Путин, по сути, стал восприниматься как преемник Андропова, а не Ельцина.
- В Самарской области было несколько кандидатов, позиционирующих себя как «оппозиционные» «Единой России» и Николаю Меркушкину. Почему почти все они фактически «слились»?
- Я не знаю, о ком вы говорите. Если о Михаиле Маряхине и «Справедливой России», то, на мой взгляд, позиция лидера эсеров Сергея Миронова изначально как оппозиционная выглядела неубедительной. Михаил Маряхин взял курс на взаимодействие с Меркушкиным. Результат - один мандат.
КПРФ реально оппонировала и, несмотря на все обещания провала, получила пять мандатов. Если о «Родине», то после выхода из проекта Сергея Глазьева и по факту Дмитрия Рогозина, партия потеряла лицо. Если о «Яблоке», то её полтора члена в Самаре никогда не были партией и ни на что не претендовали.
- Осталась ли в Самаре оппозиция Меркушкину? Есть ли ещё региональные ФПГ, готовые отстаивать свои интересы в Самарской области?
- Главная оппозиция Меркушкину - время. Оно работает против него. Народ перестаёт воспринимать его новые слова и обещания, тут происходит как с Горбачёвым. Рейтинг Меркушкина упал на 40% за два года, если сравнивать его официальные результаты на губернаторских выборах и результаты «команды губернатора» на выборах 2016 года.
Что касается ФПГ, то хочу повторить, я это говорил еще в 2012 году, что самарской элиты, как политической элиты, не существует. Назначение второго подряд губернатора-варяга это демонстрирует. Есть три-четыре человека во власти. И ещё два-три рядом, которые морально сохранили лицо, какое-то право смотреть самарцам в глаза. К сожалению, так мало, и те молчат. Это большая проблема Самары. Но когда Меркушкин уйдёт, мы неожиданно узнаем о сотнях борцов с режимом, которые своими героическими усилиями приближали этот день. Это были героические бойцы невидимого фронта. Числясь в «команде губернатора» Меркушкина, они уже хранили верность следующему губернатору и осуждали злоупотребления «мордовских временщиков». И поэтому все они должны сохранить свои посты и даже пойти на повышение.
- Будут ли закручивать гайки? И где больше риск «сорвать резьбу»: на региональном или федеральном уровнях? Как вы считаете, когда Николай Меркушкин покинет наш регион?
- Как говорил Черномырдин: «Что бы мы не строили, получается КПСС». В масштабах страны я думаю будет серьёзный крен в сторону усиления пропагандистского начала, идёт явное усиление государственного контроля во всех сферах, не исключая политическую.
Проблема в том, что товарищ Сталин ходил в старых сапогах и шинели, а нынешние руководители хотят перевести страну в военно-трудовой лагерь, а самим остаться в роскоши: патрициями с жизнью на две-три страны, несокращённым уровнем потребления и нежеланием возврата в госсобственность фактически уворованных предприятий. Вообще, я бы не назвал подобную ситуацию стабильностью, скорее она революционная. И рвануть может в любой момент, диаметр гаек значения не имеет.
Насчёт Меркушкина: еще раз повторю, это уходящий политик, абсолютно не тянущий Самарскую область. Это, по-моему, понятно сейчас всем, несмотря на все мнимые успехи. Есть мнение, что его снимут с ноября по март, самое позднее - к концу 2017 года. Если этого не произойдёт, это может означать только то, что план Аллена Даллеса по развалу Самарской области реально существует.
Беседовал Максим Уэбер
http://zasekin.ru/edition/politika/22818
Михаил Матвеев - один из немногих оппозиционных политиков в Самарской области, которого не без обиды в голосе «политическим трупом» называли губернаторы Константин Титов, Владимир Артяков и Николай Меркушкин. Сейчас Матвееву 48 лет, он вновь избран депутатом Губернской думы и строит планы на будущее. Титова и Артякова сегодня в политике нет. А о грядущей досрочной отставке Меркушкина говорят всё чаще. Сам же Николай Иванович уже три недели почти не появляется на публике. «Засекин» побеседовал с Михаилом Матвеевым о политическом ландшафте после выборов 18 сентября и судьбе Самарской области.
- Михаил Николаевич, во время выборов губернатор Самарской области Николай Меркушкин упоминал вас едва ли не при каждом своём появлении на публике, а появлялся он, пожалуй, слишком часто. Вы для него личный враг? Как так получилось?
- Это не простой вопрос, поэтому в двух словах не ответишь. Общественное поведение Меркушкина делится на до и после выборов губернатора 2014 года. До того момента, как он «нарисовал» себе 91%, это был другой человек, выстраивающий довольно умную тактику отношений с оппозицией, гражданским обществом, Думой, СМИ и так далее. На этом он только набирал очки. Конечно, никакого 91% поддержки в 2014 году у него не было, но около 70%, я думаю, было реально. Я видел социологию полпредства. Это очень много. Но Николай Иванович решил стать рекордсменом среди губернаторов, и началось нелепое насилие над самарскими избирателями, совершенно ненужные в той ситуации фальсификации и так далее. Лишь бы выдать рекорд в 91%. Это была его первая грубая ошибка и, по большому счету, начало конца. С этого момента нормальных отношений с самарским обществом уже не было, доверие к нему было потеряно, и рейтинг начал только катиться вниз. Как я понимаю, в Кремле его тщеславия тоже не оценили, сделали себе пометку, что старик требует к себе любви больше, чем к президенту.
После 91% его политика резко «поглупела», он перестал кого-либо «слышать и слушать», всё больше превращаясь в тщеславного, авторитарного начальника, любой ценой продавливающего свои решения. Причём это произошло резко.
- Вы как депутат регионального парламента могли бы, вероятно, повлиять на главу региона, пообщавшись с ним…
- Последняя наша личная встреча состоялась в декабре 2014 года, я пытался на ней решить вопрос с выплатой долгов перед коллективом Дома печати, который незадолго до того не без участия Николая Ивановича неожиданно из федеральной собственности вновь вернулся в собственность господина Шаповалова.
Вторым вопросом был Фонд капремонта, увольнение гендиректора которого Чибисова я добивался. Тогда я впервые услышал от него откровение, что вся критика самарского ЖКХ оплачивается из Лондона неким бывшим министром Титова. Я попытался робко возразить, что есть и реальное недовольство у народа, без всякого Лондона, но был резко оборван. Это было неожиданно. Раньше он такого не позволял.
Заметное раздражение было и после моих напоминаний о гарантиях по выплате зарплаты коллективу Дома печати, хотя ещё несколько месяцев назад меня убеждали, что у губернатора всё под контролем. Это был уже другой человек, и совершенно другой стиль общения.
В период 2012-2014 годов я встречался с Николаем Ивановичем много раз, возможно, чаще других депутатов, это были продолжительные беседы, иногда по пять часов за полночь. Мне они казались полезными обоим. В них Меркушкин представал внимательным руководителем, прислушивающимся к аргументам, способным меняться.
Удалось решить вопросы о переносе стадиона со Стрелки к радиоцентру: почитайте его интервью «Самарскому обозрению» летом 2012 года, он там говорит, что стадион уже поздно переносить, надо было раньше депутатам об этом говорить и т.д. и т.п. Но перенёс.
Сейчас в своей брошюре «Слушать, слышать…» это решение губернатора характеризуется как наимудрейшее. Был тогда решён вопрос о сохранении речпорта, о сохранении «Фабрики-кухни», о начале строительства улицы Луначарского, бульвара на Мало-Московской и Ново-Садовой. Я перечисляю только те вопросы, которые инициировал я, и которые были поддержаны губернатором.
Мне до сих пор не понятно, почему Меркушкина «понесло» после губернаторских выборов так, что он из консолидатора элит и общества превратился в человека, вокруг которого в Самаре сплошные конфликты, совершенно дурацкие информационные поводы, над которыми смеётся вся страна. А для чего тогда его к нам назначили? Смысл всей этой войны, которую он затеял, чтобы выбросить меня из политики? Довольно популярного депутата, работоспособного, государственника, имеющего реальную поддержку людей, медийного? Я дважды - в мае 2015 года, в период темы «Стены», и в марте 2016 года, после публикации первого видео допроса Бегуна - предлагал ему встретиться, но он это высокомерно отвергал.
Напомню, в интервью «Самарскому обозрению» в мае 2012 года, на которое Меркушкин тогда сильно обиделся, я посоветовал ему написать у себя в кабинете на стене «Самара - не Мордовия» и периодически перечитывать. Но Николай Иванович, видимо, решил, что его «мордовские» методы универсальны, и доброму совету не внял, начал ломать Самару через колено. Самонадеянно скажу, что начав воевать со мной, одним из лидеров общественного мнения и, наверное, самым популярным оппозиционным политиком в регионе, он совершил ошибку, которая ему уже дорого обошлась. Да, вся сила, казалось бы, сейчас на его стороне. Временно. Но я никуда не тороплюсь, мне 48 лет. Я полон сил и желания подраться. За мной только по официальным данным 50 тысяч избирателей. Есть ли запас времени у него? Сомневаюсь, что мудрый руководитель стал бы мир менять на войну. А по сути поведения Меркушкина получается так: пришёл в сложный регион, начал аккуратно выстраивать отношения с элитами, политическими партиями, лидерами общественного мнения, гражданским обществом. Потом вдруг «поехала крыша» от «головокружения от успехов», и разругался со всеми, перейдя в удержании власти к банальным фальсификациям, конфликтам и подавлению оппозиции. И это в период небывалого внешнего давления на Россию и совершенно иного уровня отношений с парламентской оппозицией, демонстрируемого президентом.
- Тем не менее, это не объясняет проявления особых чувств Николая Ивановича к Михаилу Николаевичу…
- Мне трудно сказать, почему в ходе прошедших выборов губернатор столько внимания уделял борьбе со мной персонально. Могу только предположить, что с моим именем у Меркушкина ассоциируется сопротивление самарцев всем принципиальным для него проектам: сворачиванию местного самоуправления и отмене прямых выборов глав муниципалитетов и гордум, объединению вузов, «Стене» и так далее. По ряду причин, лично важных для него, поэтому расхождение позиций и критику этих проектов он начал воспринимать личностно и весьма болезненно. Здесь следует отметить, что обозначив весь массив региональной власти и её политики как свою персональную «команду губернатора», Меркушкин неизбежно персонифицировал ответственность за провалы на себе. Возможно, я понял это раньше других, и губернатор это почувствовал. Естественно, это ему очень не понравилось. Это всё равно, что сказать королю, что он голый. Достаточно одного слова, чтобы обрушить весь пиар, десакрализировать власть.
Как всякий авторитарный руководитель, Меркушкин, видимо, во всех мало-мальски заметных политиках подозревает кандидатов на своё кресло. Что, конечно, тоже не придаёт ему любви к людям. Иначе мне трудно объяснить, зачем «Белый дом» в ходе прошедших парламентских выборов проводил масштабный соцопрос на тему кандидатов, но не в депутаты, а в губернаторы, где замерялась и моя фамилия.
Поэтому, начиная с губернаторских выборов 2014 года, Меркушкин, а судя по показаниям Бегуна и намного раньше, видит во мне оппонента, причем оппонента опасного, пользующегося поддержкой избирателей, и что самое неприятное, не скомпрометированного по большому счёту ничем, то есть «стереть в порошок» которого без проблем с общественным мнением не получится. Это показала история с обысками, сильно потрепавшая рейтинги власти и самого Меркушкина, но только добавившая мне поддержки как политику и в Самаре, и в Москве. Николай Иванович до сих пор выясняет, как я мог оказаться в «тройке» областного списка КПРФ на выборах в Губдуму, ведь столько усилий прилагалось, чтобы этого не произошло. Открою секрет: благодаря ему и Самодайкину. Не будь обысков, вряд ли на меня обратил бы внимание Геннадий Андреевич Зюганов.
В итоге решение о включении меня в «тройку», гарантирующее определенную защиту как депутату, которая и сработала, было принято на уровне лично Зюганова и ЦК, что полностью сломало всю «игру», что «Белый дом» пытался вести в местном отделении. Более того, развернутая против меня Меркушкиным борьба резко расширила поле поддержки меня как кандидата в Госдуму: люди увидели, что я реально оппонирую его политике и что в Самаре есть политики, которые могут бросить ему вызов.
Самомнение у губернатора очень высокое, и поэтому, видимо, на определённом этапе он решил, что «развенчивать» Матвеева в ходе выборов необходимо ему лично. Ведь такому авторитету как он, поверят. Других версий у меня нет.
- Выборы прошли и их итог для оппозиции - как парламентской, так и несистемной - печален. Хотя и ожидаем. Будут ли сделаны какие-то оргвыводы в КПРФ, ЛДПР, СР? Какие выводы следует сделать?
- У меня, конечно, есть свои выводы в отношении каждой из названных вами партий и несистемной оппозиции. Но пока неокончательные. Лично я сейчас понимаю, что ключевым вопросом, если мы остаемся в поле легальной борьбы на выборах, является не сама кампания, а удержание результата, то есть борьба с циничными фальсификациями на участках. Методы должны быть на порядок жёстче. Это пока всё, что я могу сказать.
Что касается компартии, то еще одним вопросом является необходимость адаптировать её к запросам современной России. На встрече с Зюгановым неделю назад я сказал, что не надо списывать весь результат «Коммунистов России» исключительно на неграмотность избирателей, которые путались в бюллетенях и голосовали по ошибке не «за тех коммунистов». Многие голосовали сознательно не за КПРФ. В обществе, очевидно, есть запрос на каких-то «других» коммунистов. Над этим надо серьёзно подумать идеологам КПРФ, тем более, что в мире есть серьёзный рост левых настроений. Их упадок в России - нонсенс, его объяснение нужно найти.
Вторая тема - рост ЛДПР. Я бы не стал объяснять его только происками Кремля, скорее, точное попадание в национальную повестку.
И третье - то, что «Единая Россия» начала эксплуатировать СССР в широком смысле, как основу именно своей политики, а не политики КПРФ. Путин, по сути, стал восприниматься как преемник Андропова, а не Ельцина.
- В Самарской области было несколько кандидатов, позиционирующих себя как «оппозиционные» «Единой России» и Николаю Меркушкину. Почему почти все они фактически «слились»?
- Я не знаю, о ком вы говорите. Если о Михаиле Маряхине и «Справедливой России», то, на мой взгляд, позиция лидера эсеров Сергея Миронова изначально как оппозиционная выглядела неубедительной. Михаил Маряхин взял курс на взаимодействие с Меркушкиным. Результат - один мандат.
КПРФ реально оппонировала и, несмотря на все обещания провала, получила пять мандатов. Если о «Родине», то после выхода из проекта Сергея Глазьева и по факту Дмитрия Рогозина, партия потеряла лицо. Если о «Яблоке», то её полтора члена в Самаре никогда не были партией и ни на что не претендовали.
- Осталась ли в Самаре оппозиция Меркушкину? Есть ли ещё региональные ФПГ, готовые отстаивать свои интересы в Самарской области?
- Главная оппозиция Меркушкину - время. Оно работает против него. Народ перестаёт воспринимать его новые слова и обещания, тут происходит как с Горбачёвым. Рейтинг Меркушкина упал на 40% за два года, если сравнивать его официальные результаты на губернаторских выборах и результаты «команды губернатора» на выборах 2016 года.
Что касается ФПГ, то хочу повторить, я это говорил еще в 2012 году, что самарской элиты, как политической элиты, не существует. Назначение второго подряд губернатора-варяга это демонстрирует. Есть три-четыре человека во власти. И ещё два-три рядом, которые морально сохранили лицо, какое-то право смотреть самарцам в глаза. К сожалению, так мало, и те молчат. Это большая проблема Самары. Но когда Меркушкин уйдёт, мы неожиданно узнаем о сотнях борцов с режимом, которые своими героическими усилиями приближали этот день. Это были героические бойцы невидимого фронта. Числясь в «команде губернатора» Меркушкина, они уже хранили верность следующему губернатору и осуждали злоупотребления «мордовских временщиков». И поэтому все они должны сохранить свои посты и даже пойти на повышение.
- Будут ли закручивать гайки? И где больше риск «сорвать резьбу»: на региональном или федеральном уровнях? Как вы считаете, когда Николай Меркушкин покинет наш регион?
- Как говорил Черномырдин: «Что бы мы не строили, получается КПСС». В масштабах страны я думаю будет серьёзный крен в сторону усиления пропагандистского начала, идёт явное усиление государственного контроля во всех сферах, не исключая политическую.
Проблема в том, что товарищ Сталин ходил в старых сапогах и шинели, а нынешние руководители хотят перевести страну в военно-трудовой лагерь, а самим остаться в роскоши: патрициями с жизнью на две-три страны, несокращённым уровнем потребления и нежеланием возврата в госсобственность фактически уворованных предприятий. Вообще, я бы не назвал подобную ситуацию стабильностью, скорее она революционная. И рвануть может в любой момент, диаметр гаек значения не имеет.
Насчёт Меркушкина: еще раз повторю, это уходящий политик, абсолютно не тянущий Самарскую область. Это, по-моему, понятно сейчас всем, несмотря на все мнимые успехи. Есть мнение, что его снимут с ноября по март, самое позднее - к концу 2017 года. Если этого не произойдёт, это может означать только то, что план Аллена Даллеса по развалу Самарской области реально существует.
Беседовал Максим Уэбер
http://zasekin.ru/edition/politika/22818