О постмодернистском пасквиле Невзорова на повесть о Петре и Февронии
Повесть о Петре и Февронии, как и любая повесть о житии Святых содержит очень много поучительного и нравственного. И это понятно, человеку всегда нужны образцы нравственности и модели поведения в сложных жизненных ситуациях. Я уже как-то писал про этих святых, в связи с попытками переименовать парк им.1 мая. Ниже представлены размышления другого товарища об это великой повести.
Оригинал взят у solaris_x86 в О постмодернистском пасквиле Невзорова на повесть о Петре и Февронии
Мерзкой статейкой разродился, известный некогда "правдоруб", А.Невзоров по поводу "Дня семьи, любви и верности", коим, не так давно, стал день почитания православных святых Петра и Февронии.
С одной стороны, в нашем постмодернистком мире, малопродуктивно взывать к нравственности путем административных указов о назначении того или иного дня "духовного приобщения". Но малопродуктивно - это не значит что непродуктивно вообще. Пусть медленно, но возникают некие символы, за которые глядишь, да и зацепится око подрастающего поколения. Ведь каждый человек так или иначе ищет смылы, а постмодернизм в любом своем проявлении не предполагает сколь нибудь серьезных и прочных оснований, положенных в основу мировоззрения человека. Постмодернистам нужно чтобы человек бесконечно бултыхался в мутном потоке, влекущийся, как сорока, на блестящую, но пустую упаковку-суррогат.
Именно поэтому постмодернистам нужно разрушить все, что так или иначе связано с традицией и ценностями, передаваемыми из поколения в поколение. Ибо, только оторвав человека от священных камней прошлого, можно запустить его в тот самый мутный поток-ризому (как его называет идеолог постмодернизма Ж.Делез) постмодернисткого бытия. Единственный способ оторвать - есть внушение человеку, что его священные камни - вовсе и не священны. Что прошлое, к которому они адресованы - вовсе не такое, какое начертано на них. А стало быть никакой ценности в них нет, значит и искать нужно нечто другое.
На самом деле Делез и компания в своих концептах идут гораздо дальше необходимости "отрывания" человека от его исторических корней. В их концепции - человек в прниципе ничего такого иметь не должен, потому что по настоящему имеет смысл лишь этот мутный поток, в котором человек пребывает всю свою жизнь.
Так из человека делают слизь.
И вот мы с вами видим прекрасную иллюстрацию того, как происходит атака постмодернизма. Гражданин Невзоров в своей довольно мерзкой статейке журнала "Сноб" пишет:
"В качестве символа любви и верности выбрана очень своеобразная парочка: она - бедная деревенская девушка, знахарка, он - князь. Он заболевает тяжелой формой дерматологического заболевания, узнает об этой целительнице и едет лечиться к ней. Она, увидев, с кем имеет дело, и понимая тяжесть болезни, ставит условие: если она его вылечивает, он на ней женится. Он лицемерно соглашается, разумеется, не собираясь жениться на какой-то зачуханной крестьянке. Она, понимая, что князь, скорее всего, лжет, лечит его, но оставляет пару струпьев, что называется, на развод. Петр, разумеется, не выполняет обещания и уезжает, но, не доезжая до Мурома, покрывается струпьями вновь. Он вынужден вернуться, и она ставит вопрос еще жестче и, таким образом, выходит замуж путем шантажа."
В общем мысль Невзорова понятна - все эти ваши святые - на самом деле никакие не святые, а банальные стяжатели и мещане. Однако, реальный сюжет знакомства Петра и Февронии куда как глубже пошлых строк Невзорова и требует кое-каких пояснений.
Нужно упомянуть, что Петр получил свои увечья - т.е. многочисленные язвы и струпы по телу, в ходе борьбы с дьявольским змием, брызги крови которого и породили недуг. Князь был у многих врачей, но никто Петру помочь не мог, при том что он был весьма непоследним человеком. На нынешнем языке это значит "традиционная медицина была бессильна" и к моменту встречи с Февронией Петр настолько ослаб, что сам уже не мог сидеть на коне.
С другой стороны, Феврония представляется нам девушкой необычайной мудрости и ума, о чем свидетельствует диалог княжского слуги и Февронии, в ходе которого слуга объясняет, зачем он пришел.
...Один из княжеских отроков забрел в село, называемое Ласково. Пришел он к воротам одного дома и никого не увидел. И зашел в дом, но никто не вышел ему навстречу. Тогда вошел он в горницу и увидел удивительное зрелище: за ткацким станком сидела в одиночестве девушка и ткала холст, а перед нею скакал заяц.
И сказала девушка:
- «Плохо, когда дом без ушей, а горница без очей!»
Юноша же, не поняв этих слов, спросил девушку:
- «Где хозяин этого дома?»
На это она ответила:
- «Отец и мать мои пошли взаймы плакать, брат же мой пошел сквозь ноги смерти в глаза глядеть».
Юноша же не понимал слов девушки, дивился, видя и слыша подобные чудеса, и спросил у девушки:
- «Вошел я к тебе и увидел, что ты ткешь, а перед тобой заяц скачет, и услыхал я из уст твоих какие-то странные речи и не могу уразуметь, что ты говоришь. Сперва ты сказала: плохо, когда дом без ушей, а горница без очей. Про отца же и мать сказала, что они пошли взаймы плакать, про брата же сказала - «сквозь ноги смерти в глаза смотрит». И ни единого слова твоего я не понял!»
Она же сказала ему:
- «И этого-то понять не можешь! Пришел ты в дом этот, и в горницу мою вошел, и застал меня в неприбранном виде. Если бы был в нашем доме пес, то учуял бы, что ты к дому подходишь, и стал бы лаять на тебя: это - уши дома. А если бы был в горнице моей ребенок, то, увидя, что идешь в горницу, сказал бы мне об этом: это - очи дома. А то, что я сказала тебе про отца и мать и про брата, что отец мой и мать пошли взаймы плакать - это пошли они на похороны и там оплакивают покойника. А когда за ними смерть придет, то другие их будут оплакивать: это - плач взаймы. Про брата же тебе так сказала потому, что отец мой и брат - древолазы, в лесу по деревьям мед собирают. И сегодня брат мой пошел бортничать, и когда он полезет вверх на дерево, то будет смотреть сквозь ноги на землю, чтобы не сорваться с высоты. Если кто сорвется, тот ведь с жизнью расстанется. Поэтому я и сказала, что он пошел сквозь ноги смерти в глаза глядеть».
Говорит ей юноша:
- «Вижу, девушка, что ты мудра. Назови мне имя свое».
Она ответила:
- «Зовут меня Феврония».
И тот юноша сказал ей:
- «Я слуга муромского князя Петра. Князь же мой тяжело болен, в язвах. Покрылся он струпьями от крови злого летучего змея, которого он убил своею рукою. В своем княжестве искал он исцеления у многих врачей, но никто не смог вылечить его. Поэтому повелел он сюда себя привезти, так как слыхал, что здесь много врачей. Но мы не знаем ни имен их, ни где они живут, поэтому и расспрашиваем о них».
На это она ответила:
- «Если бы кто-нибудь потребовал твоего князя себе, тот мог бы вылечить его».
Юноша же сказал:
- «Что это ты говоришь - кто может требовать моего князя себе! Если кто вылечит его, того князь богато наградит. Но назови мне имя врача того, кто он и где дом его».
Она же ответила:
- «Приведи князя твоего сюда. Если будет он чистосердечным и смиренным в словах своих, то будет здоров!»
Обратите внимание на последнее предложение. Тогда, как и сейчас, "смертельные" болезни (да еще от змия дьявольского, полученные) не лечатся "таблетками". Тут должно быть нечто иное - какая то внутренняя душевная перестройка. К тому же - совсем не ясно, только ли на тело попала кровь змея-искусителя. Поэтому и звучат ключевые слова - чистосердечие и смирение - скорее не как требование лекаря, а как необходимость привести душу в соответствие с канонами Писания.
Дальше происходит вот что:
Юноша быстро возвратился к князю своему и подробно рассказал ему обо всем, что видел и слышал. Благоверный же князь Петр повелел: «Везите меня туда, где эта девица». И привезли его в тот дом, где жила девушка. И послал он одного из слуг своих, чтобы тот спросил: «Скажи мне, девица, кто хочет меня вылечить? Пусть вылечит и получит богатую награду». Она же без обиняков ответила: «Я хочу его вылечить, но награды никакой от него не требую. Вот к нему слово мое: если я не стану супругой ему, то не подобает мне и лечить его». И вернулся человек тот и передал князю своему, что сказала ему девушка.
В старорусском оригинале это выглядит так:
Юноша же той скоро возвратися ко князю своему и повода ему все подробну, еже виде и еже слыша от девицы. Благоверный же князь Петр рече: «Да везете мя, где есть девица». И привезоша его в дом той, в нем же есть девица. И посла к ней отрок своих, глаголя: «Повежь ми, девице, кто есть, хотя мя уврачевати? Да уврачюет мя и возмет имения много». Она же не обинуяся рече: «Аз есмь хотяи врачевати, но имения не требую от него прияти. Имам же к нему слово таково: аще бо не имам быти супруга ему, не требе ми есть врачевати его».
Как видим, в оригинале речь идет НЕ о том, что Феврония хочет "стать княгиней взамен на излечение", а о том, что ей нужно "быть" супругой, потому что врачевание язв само по себе не имеет смысла. Вот тут и становится понятно предложение «Если бы кто-нибудь потребовал твоего князя себе, тот мог бы вылечить его». То есть, девушка должна помочь князю полноценно исцелиться, а не только вылечить тело. А это две большие разницы. Во всяком случае, православные клирики указывают на значение слова "исцеление" именно в смысле обретения целостности. Т.е. как и в нашем случае - исцеления и души и тела.
Опять же обратимся к речи юноши-слуги из первого диалога, но уже в старорусском оригинале:
«...Князь же мой имея болезнь тяжку и язвы. Оструплену бо бывшу ему от крови неприязниваго летящаго свирепаго змия, его же есть убил своею рукою. И в своем одержании искаше исцеления от мног врачев и ни от единого получи.»
Заметим, что юноша разделяет "тяжку болезнь" и "язвы". И говорит о том, что князь ищет "исцеления", да не находит.
Дальше сюжет повествует нам о том, что Феврония, без сомнения понимала горделивую княжескую натуру и предполагала, что он не сдержит данные им обещания. Потому и наказала, чтобы один струп оставили непомазанным. В результате чего на первый же день ухода Петра обратно в Муром, когда он вместо того, чтобы выполнить обещание - предложил дары, струпья начали расползатсья по телу. Петр вернулся, уже умерив гордыню:
«И опять возвратился князь на испытанное лечение к девушке. И когда пришел к дому ее, то со стыдом послал к ней, прося исцеления. Она же, нимало не гневаясь, сказала: «Если станет мне супругом, то исцелится». Он же твердое слово дал ей, что возьмет ее в жены. И она снова, как и прежде, то же самое лечение определила ему, о каком я уже писал раньше. Он же, быстро исцелившись, взял ее себе в жены. Таким-то вот образом стала Феврония княгиней.»
Замечу, что Феврония не ставила условия так, что сначала женись, а потом я тебя буду лечить, и никогда не принимала никаких даров. А значит, наша мысль о том, что задача Февронии была прежде всего в духовной поддержке князя - вполне подтвеждается.
Здесь уместно предположить, что было бы без этой поддержки. Очевидно что князь, залечивший свои телесные язвы (но не душу!), ушел бы в Муром, где будучи героем - освободителем от дьявольского змея стал бы почитаем, женился на какой-нибудь местной боярской дочери, но затем, движимый гордыней (т.е. дьяволом ), наломал бы таких дров, что весь Муром содрогнулся. Нечто подобное автор описывает во второй части своей повести - когда Петр, выполняя божьи заповеди, уходит с Февронией из Мурома - в городе начинается борьба за власть, в ходе которой многие бояре убивают друг друга и в конце концов просят Петра вернуться.
"...Блаженный князь Петр и блаженная княгиня Феврония возвратились в город свой. И правили они в городе том, соблюдая все заповеди и наставления господние безупречно, молясь беспрестанно и милостыню творя всем людям, находившимся под их властью, как чадолюбивые отец и мать. Ко всем питали они равную любовь, не любили жестокости и стяжательства, не жалели тленного богатства, но богатели божьим богатством. И были они для своего города истинными пастырями, а не как наемниками. А городом своим управляли со справедливостью и кротостью, а не с яростью. Странников принимали, голодных насыщали, нагих одевали, бедных от напастей избавляли."
Кстати, тем, кто болтает про какой то там "развод" - приведу следующие строки:
"Когда приспело время благочестивого преставления их, умолили они бога, чтобы в одно время умереть им. И завещали, чтобы их обоих положили в одну гробницу, и велели сделать из одного камня два гроба, имеющих меж собою тонкую перегородку. В одно время приняли они монашество и облачились в иноческие одежды. И назван был в иноческом чину блаженный князь Петр Давидом, а преподобная Феврония в иноческом чину была названа Ефросинией."
Из этого полагаю, каждому понятно, что Петр и Феврония отреклись от мирской жизни на исходе лет. А вскоре умерли. Как и желали - в один день, 25 июня 1228 года.
Комментировать прочие невзоровские "смакования" разлагающейся плоти я считаю бессмысленным. С ним и так все ясно.
В заключении хотелось бы отметить, что нынешняя молодежь, да и не только, в большинстве своем живет в мире суррогатов. Мыслит клипами, и поэтому - увы - не способна на самостоятельное мышление. Это значит, что статейки, подобные невзоровской, будут иметь популярность в их среде. Потому как разоблачать и ломать - всегда просто.
А вот создавать - создавать они уже не умеют.
Оригинал взят у solaris_x86 в О постмодернистском пасквиле Невзорова на повесть о Петре и Февронии
Мерзкой статейкой разродился, известный некогда "правдоруб", А.Невзоров по поводу "Дня семьи, любви и верности", коим, не так давно, стал день почитания православных святых Петра и Февронии.
С одной стороны, в нашем постмодернистком мире, малопродуктивно взывать к нравственности путем административных указов о назначении того или иного дня "духовного приобщения". Но малопродуктивно - это не значит что непродуктивно вообще. Пусть медленно, но возникают некие символы, за которые глядишь, да и зацепится око подрастающего поколения. Ведь каждый человек так или иначе ищет смылы, а постмодернизм в любом своем проявлении не предполагает сколь нибудь серьезных и прочных оснований, положенных в основу мировоззрения человека. Постмодернистам нужно чтобы человек бесконечно бултыхался в мутном потоке, влекущийся, как сорока, на блестящую, но пустую упаковку-суррогат.
Именно поэтому постмодернистам нужно разрушить все, что так или иначе связано с традицией и ценностями, передаваемыми из поколения в поколение. Ибо, только оторвав человека от священных камней прошлого, можно запустить его в тот самый мутный поток-ризому (как его называет идеолог постмодернизма Ж.Делез) постмодернисткого бытия. Единственный способ оторвать - есть внушение человеку, что его священные камни - вовсе и не священны. Что прошлое, к которому они адресованы - вовсе не такое, какое начертано на них. А стало быть никакой ценности в них нет, значит и искать нужно нечто другое.
На самом деле Делез и компания в своих концептах идут гораздо дальше необходимости "отрывания" человека от его исторических корней. В их концепции - человек в прниципе ничего такого иметь не должен, потому что по настоящему имеет смысл лишь этот мутный поток, в котором человек пребывает всю свою жизнь.
Так из человека делают слизь.
И вот мы с вами видим прекрасную иллюстрацию того, как происходит атака постмодернизма. Гражданин Невзоров в своей довольно мерзкой статейке журнала "Сноб" пишет:
"В качестве символа любви и верности выбрана очень своеобразная парочка: она - бедная деревенская девушка, знахарка, он - князь. Он заболевает тяжелой формой дерматологического заболевания, узнает об этой целительнице и едет лечиться к ней. Она, увидев, с кем имеет дело, и понимая тяжесть болезни, ставит условие: если она его вылечивает, он на ней женится. Он лицемерно соглашается, разумеется, не собираясь жениться на какой-то зачуханной крестьянке. Она, понимая, что князь, скорее всего, лжет, лечит его, но оставляет пару струпьев, что называется, на развод. Петр, разумеется, не выполняет обещания и уезжает, но, не доезжая до Мурома, покрывается струпьями вновь. Он вынужден вернуться, и она ставит вопрос еще жестче и, таким образом, выходит замуж путем шантажа."
В общем мысль Невзорова понятна - все эти ваши святые - на самом деле никакие не святые, а банальные стяжатели и мещане. Однако, реальный сюжет знакомства Петра и Февронии куда как глубже пошлых строк Невзорова и требует кое-каких пояснений.
Нужно упомянуть, что Петр получил свои увечья - т.е. многочисленные язвы и струпы по телу, в ходе борьбы с дьявольским змием, брызги крови которого и породили недуг. Князь был у многих врачей, но никто Петру помочь не мог, при том что он был весьма непоследним человеком. На нынешнем языке это значит "традиционная медицина была бессильна" и к моменту встречи с Февронией Петр настолько ослаб, что сам уже не мог сидеть на коне.
С другой стороны, Феврония представляется нам девушкой необычайной мудрости и ума, о чем свидетельствует диалог княжского слуги и Февронии, в ходе которого слуга объясняет, зачем он пришел.
...Один из княжеских отроков забрел в село, называемое Ласково. Пришел он к воротам одного дома и никого не увидел. И зашел в дом, но никто не вышел ему навстречу. Тогда вошел он в горницу и увидел удивительное зрелище: за ткацким станком сидела в одиночестве девушка и ткала холст, а перед нею скакал заяц.
И сказала девушка:
- «Плохо, когда дом без ушей, а горница без очей!»
Юноша же, не поняв этих слов, спросил девушку:
- «Где хозяин этого дома?»
На это она ответила:
- «Отец и мать мои пошли взаймы плакать, брат же мой пошел сквозь ноги смерти в глаза глядеть».
Юноша же не понимал слов девушки, дивился, видя и слыша подобные чудеса, и спросил у девушки:
- «Вошел я к тебе и увидел, что ты ткешь, а перед тобой заяц скачет, и услыхал я из уст твоих какие-то странные речи и не могу уразуметь, что ты говоришь. Сперва ты сказала: плохо, когда дом без ушей, а горница без очей. Про отца же и мать сказала, что они пошли взаймы плакать, про брата же сказала - «сквозь ноги смерти в глаза смотрит». И ни единого слова твоего я не понял!»
Она же сказала ему:
- «И этого-то понять не можешь! Пришел ты в дом этот, и в горницу мою вошел, и застал меня в неприбранном виде. Если бы был в нашем доме пес, то учуял бы, что ты к дому подходишь, и стал бы лаять на тебя: это - уши дома. А если бы был в горнице моей ребенок, то, увидя, что идешь в горницу, сказал бы мне об этом: это - очи дома. А то, что я сказала тебе про отца и мать и про брата, что отец мой и мать пошли взаймы плакать - это пошли они на похороны и там оплакивают покойника. А когда за ними смерть придет, то другие их будут оплакивать: это - плач взаймы. Про брата же тебе так сказала потому, что отец мой и брат - древолазы, в лесу по деревьям мед собирают. И сегодня брат мой пошел бортничать, и когда он полезет вверх на дерево, то будет смотреть сквозь ноги на землю, чтобы не сорваться с высоты. Если кто сорвется, тот ведь с жизнью расстанется. Поэтому я и сказала, что он пошел сквозь ноги смерти в глаза глядеть».
Говорит ей юноша:
- «Вижу, девушка, что ты мудра. Назови мне имя свое».
Она ответила:
- «Зовут меня Феврония».
И тот юноша сказал ей:
- «Я слуга муромского князя Петра. Князь же мой тяжело болен, в язвах. Покрылся он струпьями от крови злого летучего змея, которого он убил своею рукою. В своем княжестве искал он исцеления у многих врачей, но никто не смог вылечить его. Поэтому повелел он сюда себя привезти, так как слыхал, что здесь много врачей. Но мы не знаем ни имен их, ни где они живут, поэтому и расспрашиваем о них».
На это она ответила:
- «Если бы кто-нибудь потребовал твоего князя себе, тот мог бы вылечить его».
Юноша же сказал:
- «Что это ты говоришь - кто может требовать моего князя себе! Если кто вылечит его, того князь богато наградит. Но назови мне имя врача того, кто он и где дом его».
Она же ответила:
- «Приведи князя твоего сюда. Если будет он чистосердечным и смиренным в словах своих, то будет здоров!»
Обратите внимание на последнее предложение. Тогда, как и сейчас, "смертельные" болезни (да еще от змия дьявольского, полученные) не лечатся "таблетками". Тут должно быть нечто иное - какая то внутренняя душевная перестройка. К тому же - совсем не ясно, только ли на тело попала кровь змея-искусителя. Поэтому и звучат ключевые слова - чистосердечие и смирение - скорее не как требование лекаря, а как необходимость привести душу в соответствие с канонами Писания.
Дальше происходит вот что:
Юноша быстро возвратился к князю своему и подробно рассказал ему обо всем, что видел и слышал. Благоверный же князь Петр повелел: «Везите меня туда, где эта девица». И привезли его в тот дом, где жила девушка. И послал он одного из слуг своих, чтобы тот спросил: «Скажи мне, девица, кто хочет меня вылечить? Пусть вылечит и получит богатую награду». Она же без обиняков ответила: «Я хочу его вылечить, но награды никакой от него не требую. Вот к нему слово мое: если я не стану супругой ему, то не подобает мне и лечить его». И вернулся человек тот и передал князю своему, что сказала ему девушка.
В старорусском оригинале это выглядит так:
Юноша же той скоро возвратися ко князю своему и повода ему все подробну, еже виде и еже слыша от девицы. Благоверный же князь Петр рече: «Да везете мя, где есть девица». И привезоша его в дом той, в нем же есть девица. И посла к ней отрок своих, глаголя: «Повежь ми, девице, кто есть, хотя мя уврачевати? Да уврачюет мя и возмет имения много». Она же не обинуяся рече: «Аз есмь хотяи врачевати, но имения не требую от него прияти. Имам же к нему слово таково: аще бо не имам быти супруга ему, не требе ми есть врачевати его».
Как видим, в оригинале речь идет НЕ о том, что Феврония хочет "стать княгиней взамен на излечение", а о том, что ей нужно "быть" супругой, потому что врачевание язв само по себе не имеет смысла. Вот тут и становится понятно предложение «Если бы кто-нибудь потребовал твоего князя себе, тот мог бы вылечить его». То есть, девушка должна помочь князю полноценно исцелиться, а не только вылечить тело. А это две большие разницы. Во всяком случае, православные клирики указывают на значение слова "исцеление" именно в смысле обретения целостности. Т.е. как и в нашем случае - исцеления и души и тела.
Опять же обратимся к речи юноши-слуги из первого диалога, но уже в старорусском оригинале:
«...Князь же мой имея болезнь тяжку и язвы. Оструплену бо бывшу ему от крови неприязниваго летящаго свирепаго змия, его же есть убил своею рукою. И в своем одержании искаше исцеления от мног врачев и ни от единого получи.»
Заметим, что юноша разделяет "тяжку болезнь" и "язвы". И говорит о том, что князь ищет "исцеления", да не находит.
Дальше сюжет повествует нам о том, что Феврония, без сомнения понимала горделивую княжескую натуру и предполагала, что он не сдержит данные им обещания. Потому и наказала, чтобы один струп оставили непомазанным. В результате чего на первый же день ухода Петра обратно в Муром, когда он вместо того, чтобы выполнить обещание - предложил дары, струпья начали расползатсья по телу. Петр вернулся, уже умерив гордыню:
«И опять возвратился князь на испытанное лечение к девушке. И когда пришел к дому ее, то со стыдом послал к ней, прося исцеления. Она же, нимало не гневаясь, сказала: «Если станет мне супругом, то исцелится». Он же твердое слово дал ей, что возьмет ее в жены. И она снова, как и прежде, то же самое лечение определила ему, о каком я уже писал раньше. Он же, быстро исцелившись, взял ее себе в жены. Таким-то вот образом стала Феврония княгиней.»
Замечу, что Феврония не ставила условия так, что сначала женись, а потом я тебя буду лечить, и никогда не принимала никаких даров. А значит, наша мысль о том, что задача Февронии была прежде всего в духовной поддержке князя - вполне подтвеждается.
Здесь уместно предположить, что было бы без этой поддержки. Очевидно что князь, залечивший свои телесные язвы (но не душу!), ушел бы в Муром, где будучи героем - освободителем от дьявольского змея стал бы почитаем, женился на какой-нибудь местной боярской дочери, но затем, движимый гордыней (т.е. дьяволом ), наломал бы таких дров, что весь Муром содрогнулся. Нечто подобное автор описывает во второй части своей повести - когда Петр, выполняя божьи заповеди, уходит с Февронией из Мурома - в городе начинается борьба за власть, в ходе которой многие бояре убивают друг друга и в конце концов просят Петра вернуться.
"...Блаженный князь Петр и блаженная княгиня Феврония возвратились в город свой. И правили они в городе том, соблюдая все заповеди и наставления господние безупречно, молясь беспрестанно и милостыню творя всем людям, находившимся под их властью, как чадолюбивые отец и мать. Ко всем питали они равную любовь, не любили жестокости и стяжательства, не жалели тленного богатства, но богатели божьим богатством. И были они для своего города истинными пастырями, а не как наемниками. А городом своим управляли со справедливостью и кротостью, а не с яростью. Странников принимали, голодных насыщали, нагих одевали, бедных от напастей избавляли."
Кстати, тем, кто болтает про какой то там "развод" - приведу следующие строки:
"Когда приспело время благочестивого преставления их, умолили они бога, чтобы в одно время умереть им. И завещали, чтобы их обоих положили в одну гробницу, и велели сделать из одного камня два гроба, имеющих меж собою тонкую перегородку. В одно время приняли они монашество и облачились в иноческие одежды. И назван был в иноческом чину блаженный князь Петр Давидом, а преподобная Феврония в иноческом чину была названа Ефросинией."
Из этого полагаю, каждому понятно, что Петр и Феврония отреклись от мирской жизни на исходе лет. А вскоре умерли. Как и желали - в один день, 25 июня 1228 года.
Комментировать прочие невзоровские "смакования" разлагающейся плоти я считаю бессмысленным. С ним и так все ясно.
В заключении хотелось бы отметить, что нынешняя молодежь, да и не только, в большинстве своем живет в мире суррогатов. Мыслит клипами, и поэтому - увы - не способна на самостоятельное мышление. Это значит, что статейки, подобные невзоровской, будут иметь популярность в их среде. Потому как разоблачать и ломать - всегда просто.
А вот создавать - создавать они уже не умеют.