6 июня
С днем рождения, Александр Сергеевич.
Вы по-прежнему с нами и спасибо вам за наш язык. Стала тут вспоминать ваши фразы, которые произношу (вслух или про себя) чаще всего.
«Нагрудник цел его венецианский, а грудь своя гроша ему не стоит...»
«Плюнь да поцелуй злод… поцелуй ему ручку!»
«А Балда зайчика гладит: «Братец мой милый, набегался, устал родимый!»
«От первого щелка подпрыгнул поп до потолка...»
«Не хотят его пустить чудный остров навестить!»
«Я же грешную дыру не балую детской модой, а Хвостова жесткой одой хоть и морщуся, да тру...»
«...приделывал мочальный хвост к Мысу Доброй Надежды...»
«...под длинным черным покрывалом лишь узенькую пятку я заметил...»
А вот забытое было, но засевшее в память в детстве и всплывшее оттуда благодаря спору с Олей об уместности мата в поэзии: «В чужой п@зде соломинку ты видишь, ну а в своей не видишь и бревна!» (у нас дома был восьмитомник в васильковом коленкоре, зачитанный мною и исчириканный карандашом; интриговали многоточия, в которые я вдумчиво пыталась вставить те слова, которые мне на тот момент были известны).
Ну и, конечно, «ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет, он бежит себе в волнах на раздутых парусах...»
Вы по-прежнему с нами и спасибо вам за наш язык. Стала тут вспоминать ваши фразы, которые произношу (вслух или про себя) чаще всего.
«Нагрудник цел его венецианский, а грудь своя гроша ему не стоит...»
«Плюнь да поцелуй злод… поцелуй ему ручку!»
«А Балда зайчика гладит: «Братец мой милый, набегался, устал родимый!»
«От первого щелка подпрыгнул поп до потолка...»
«Не хотят его пустить чудный остров навестить!»
«Я же грешную дыру не балую детской модой, а Хвостова жесткой одой хоть и морщуся, да тру...»
«...приделывал мочальный хвост к Мысу Доброй Надежды...»
«...под длинным черным покрывалом лишь узенькую пятку я заметил...»
А вот забытое было, но засевшее в память в детстве и всплывшее оттуда благодаря спору с Олей об уместности мата в поэзии: «В чужой п@зде соломинку ты видишь, ну а в своей не видишь и бревна!» (у нас дома был восьмитомник в васильковом коленкоре, зачитанный мною и исчириканный карандашом; интриговали многоточия, в которые я вдумчиво пыталась вставить те слова, которые мне на тот момент были известны).
Ну и, конечно, «ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет, он бежит себе в волнах на раздутых парусах...»